Слышны слова из Девятой симфонии: «Обнимитесь, миллионы! Слейтесь в радости одной!»
Миссисипи. Ты любила только Франсуа?
Анастасия. Только его.
Миссисипи. Ты никогда не принадлежала другому человеку, никогда не нарушала супружеской верности?
Анастасия. Никогда!
Миссисипи. А платье, которое сейчас на тебе? Ради кого ты так оделась, кого ждала?
Анастасия. Тебя, только тебя.
Миссисипи. Ты спускалась в темницы к заключенным, ты видела, как они кладут свои головы под нож гильотины. Не клянись больше Богом, поклянись этими мертвецами, к которым теперь принадлежишь и ты.
Анастасия. Клянусь!
Издали доносятся слова заключительного хора Девятой симфонии: «Радость, пламя неземное…»
Миссисипи. Тогда поклянись и законом, ради которого я убивал тридцать лет подряд.
Анастасия (тяжело дыша). Клянусь законом.
Миссисипи. Я чувствую, как из твоего тела уходит жизнь, как оно все тяжелее обвисает в моих руках. Как ты холодна в моих объятиях. Есть ли смысл лгать и сейчас, перед лицом Бога?
Анастасия. Я сказала правду.
Она опускается на пол, Миссисипи склоняется над ней.
Миссисипи. Тогда есть ли смысл в законе? Разве не лишено смысла то, что я убивал? Разве не бессмысленны все эти войны, эти революции, следующие одна за другой, слившиеся в один-единственный чудовищный трубный голос смерти? Разве меняется человек, когда его наказывают? И есть ли смысл в Судном дне?
Анастасия. Я клянусь, я клянусь.
Она умирает. Звучат слова из Девятой симфонии: «Выше огненных созвездий, братия, есть блаженный мир».
Сен-Клод. Ты здесь, Поль?
Миссисипи (тихо). Луи!
Сен-Клод. Ты разве не в сумасшедшем доме?
Миссисипи (тихо). Я еще раз вернулся сюда.
Сен-Клод подходит к столику и разглядывает пустые чашки Миссисипи и Анастасии.
Сен-Клод. Это твоя жена?
Миссисипи. Я ее убил.
Сен-Клод. Зачем?
Миссисипи. Чтобы узнать правду.
Сен-Клод. И ты ее узнал?
Миссисипи (медленно подходит к столику, снова прижимая руку к правому боку). Моя жена не лгала. Она не нарушала супружеской верности.
Он медленно опускается на стул слева.
Сен-Клод разглядывает Анастасию.
Сен-Клод. Разве надо было убивать женщину, чтобы узнать это?
Миссисипи. Она была для меня целым миром. Мой брак был ужасным экспериментом. Я боролся за этот мир и победил. Ни один человек не может лгать, умирая как, как умерла она.
Сен-Клод. Перед ней надо бы снять шляпу, раз она смогла это сделать. Да она просто святая.
Миссисипи. Она была единственным человеком, который меня поддерживал, и теперь я знаю, Луи, что любил ее.
Сен-Клод. Это не пустяк.
Миссисипи. Но я устал. Меня знобит. Я снова чувствую холод нашей юности, когда под газовым фонарем я читал Библию, а ты — «Капитал».
Сен-Клод. Хорошие были времена, Поль!
Миссисипи. Лучшие в нашей жизни, Луи! Мы были полны страстного ожидания и необузданных желаний, полны трепетной надежды на лучшую жизнь. (Он встает.) Мне плохо. Отведи меня в мою комнату.
Сен-Клод поддерживает его.
Миссисипи (с внезапной подозрительностью). Почему ты сюда пришел?
Сен-Клод. Проститься с тобой.
Миссисипи. Ты знал, что я здесь?
Сен-Клод. В сумасшедшем доме тебя не оказалось.
Миссисипи (смеется). Ты собираешься уехать?
Сен-Клод. В Португалию. Хочу снова начать все сначала.
Миссисипи. Мы должны каждый раз начинать все сначала. Мы истинные революционеры. Я еду с тобой, брат.
Сен-Клод. Мы должны быть вместе.
Миссисипи. Мы с тобой создадим бордель. Я буду швейцаром, ты — распорядителем. И когда мир полетит в тартарары, мы водрузим над поколебленным мирозданием красное знамя справедливости.
Внезапно он оседает, и Сен-Клод помогает ему сесть на стул справа.
Миссисипи. У меня кружится голова от усталости. Вместо тебя я вижу только тень, которая становится все темнее и темнее. (Падает грудью на столик.) Я не сдамся. Никогда. Во что бы то ни стало я восстановлю закон Моисея.
Тишина. Звучат, затихая, последние аккорды Девятой симфонии.
Сен-Клод трясет Миссисипи за плечи, берет со стола чашки и одну за другой бросает на пол. Звонок.
Справа входят трое в непромокаемых плащах, каждый из них держит правую руку в кармане.
Первый. Ты приговорен к смерти, Сен-Клод. Руки за голову!
Второй. Встань между окнами.
Третий. Повернись к напольным часам.
Первый. Легкая смерть. Легче не бывает.
Сен-Клод продолжает стоять. Трое в плащах выходят в дверь справа.
Сен-Клод. Они вогнали пули в мое тело, эту историю вы уже знаете.
Он садится к кофейному столику справа.
Миссисипи (выпрямляясь за столом). Вот так мы и погибли, палачи и жертвы, в одно и то же время, погибли по своей собственной вине.
Министр (появляется в окне справа). Тогда как я, жаждущий одной только власти, держу в объятиях мир…
Анастасия поднимается и подходит к министру, который ее обнимает.
Анастасия. Блудница, не изменившаяся и после смерти.
Сен-Клод. И все же, лежим ли здесь, в этих развалинах…
Миссисипи. Умираем ли у побеленной известью стены…
Сен-Клод. Мы возвращаемся, как возвращались всегда.
Миссисипи. Каждый раз в новом обличье, тоскуя по все более далеким райским кущам…
Сен-Клод. Снова и снова выталкиваемые из вашей среды…
Миссисипи. Переполненные вашим равнодушием…
Сен-Клод. Тоскующие по вашему братству…
Миссисипи. Вихрем несемся мы над вашими городами…
Сен-Клод. Пыхтя, вертим могучие лопасти…
Миссисипи. Приводя в движение мельницу, которая сотрет вас в порошок.
В окне слева появляется Юбелоэ, он один, на голове у него вдавленный жестяной шлем, в правой руке погнутое копье, которым он тычет в мелькающие тени ветряной мельницы.
Зачем, великан, ты встаешь из тумана,
Что опустился с утра над равниной Монтьеля,
И машешь руками и подставляешь хвастливо
Голову солнцу, что мрака ночного избегнув,
Летит мне навстречу над глыбами гор каталонских?
Взгляни на меня, о ветряк, чавкающий гигант,
Набивающий брюхо народами, коих
Крылья твои на куски кровавые рубят.
Узри Дон Кихота Ламанчского. Некий трактирщик
Спьяну возвел его в рыцарский ранг, и отныне
Любит он грязную девку, что обитает в Тобосе.
Часто его колошматили, часто смеялись над ним,
А он все воюет с тобой.
Когда ты нас, коня и человека,
Взметаешь ввысь стремительной рукой
И в небеса безжалостно швыряешь,
В стеклянный свод, что блещет серебром,
Я на своей убогой, тощей кляче
Взлетаю над могуществом твоим
И низвергаюсь в огненную вечность.
Комедия без края и конца.
Чтоб воссиять величию Его,
Взращенному беспомощностью нашей.
