У нас нет данных ни о численности друидов, ни о возможных ступенях жреческой иерархии. Подобно различным степеням знатности, существовали и степени жреческого достоинства. Друиды из разных мест, по крайней мере друиды Кельтики, образовывали мощную корпорацию и признавали верховным главой кого-то из своей среды. Этот первосвященник, назначаемый пожизненно, пользовался у всех жрецов непререкаемым авторитетом. После его смерти наиболее достойный занимал его место. В случае если у нескольких друидов были равные заслуги, прибегали к выборам; иногда между претендентами возникали драки и победивший становился верховным главой. Такой турнир, без сомнения, был отголоском времен, когда все отношения между людьми регулировались правом сильнейшего, Ежегодно в определенное время друиды собирались в священном месте для решения общих вопросов. Место сбора находилось на территории племени карнутов; выбор его имел символическое значение, поскольку местность, населенная карнутами, считалась центром Галлии и почти соответствовала центру Кельтики и Белгики, взятым как одно целое. Есть основания предполагать, что собрание проходило во время летнего солнцестояния в священной роще. Друиды делали торжественные жертвоприношения богам и с большой пышностью исполняли роль арбитров. Они были компетентны в вопросах о наследстве, собственности, в делах криминального характера. Если верить Цезарю, то почти все споры между частными лицами и распри между народами подпадали под юрисдикцию друидов. Здесь есть некоторое преувеличение. Вероятно, им было нелегко справляться с задиристым нравом галлов. Действительно, Страбон описывает друидов исключительно как судей, решения которых признавались тяжущимися сторонами, но не навязывались им.

На частных лиц решения друидов могли оказывать действие потому, что друиды имели возможность сурово наказывать. Приговоренных, которые не повиновались вынесенному приговору, буквально изгоняли из общества. Их считали нечестивцами и злодеями, толпа расступалась при их появлении. Их избегали, поскольку считали людьми, запятнанными нравственным пороком; с ними не разговаривали, старались даже не приближаться к ним, боясь замараться; они не могли нигде больше требовать правосудия. Что касается отношений между народами, то здесь суд друидов, по-видимому, достиг не столь впечатляющих результатов. Галлия была раздираема бесконечным соперничеством одного народа с другим, которое часто выливалось в кровавые столкновения. Если бы друидам удавалось препятствовать этим распрям или, по крайней мере, предлагать приемлемое для всех решение конфликта, то эти столкновения не заняли бы столь значительного места в истории независимой Галлии. К сожалению, ничто не получило большей известности, чем борьба за господство между эдуями и арвернами, а спор из-за границ между эдуями и секванами принял затяжной характер. Стало быть, государства мало считались с авторитетом друидов. Удивительный парадокс, но именно галлы, народ, более всего склонный к спорам и менее всего — к дисциплине, дает нам прообраз международного арбитражного суда. Несмотря на скромные результаты, которых добивались друиды, заслуга их в том, что они пытались устранять разногласия и причины, толкающие к войне, посредством справедливых судебных решений.

Галльская семья целиком строилась на авторитете отца, который имел неограниченную власть над членами семьи, живущими в его доме. Подобно римскому pater families глава семьи у галлов распоряжался жизнью и смертью жены и детей. Мы ничего не знаем о том, какие условия подготавливали вступление в брак и какие церемонии санкционировали это вступление. Полигамия, имевшая место у германцев, и женские общины, бытовавшие у бретонцев, у галлов не были приняты, во всяком случае в I в. Из записок Цезаря следует, что галлы конца эпохи независимости имели только одну жену — такой вывод подтверждается существованием настоящего брачного контракта. По контракту жена приносила в семью приданое деньгами; муж, со своей стороны, должен был удвоить эти средства внесением равноценного имущества. Супруги становились совладельцами семейного достояния. Приносимая прибыль аккуратно подсчитывалась, и, если один из супругов умирал, имущество и часть доходов от него становились исключительной собственностью живущего супруга. Такой контракт ставил жену в абсолютно равное положение с мужем. На практике же злоупотребления могли проистекать из права мужа распоряжаться жизнью жены. С другой стороны, если умирал муж, право жены не осуществлялось немедленно и безоговорочно. Собирался семейный совет и обсуждал обстоятельства кончины. В случае сомнения женщину тотчас же с пристрастием допрашивали и если изобличали в преступлении, то предавали мучительной смерти.

Такие обычаи оставляли место для произвола и насилия. Они напоминают еще более далекие времена, когда женщина целиком находилась во власти мужчины. Нравы изменились в лучшую сторону. Между отцом, его женой и детьми существовала истинная привязанность. Когда приближалась решающая битва, галльские всадники давали торжественную клятву. Они клялись, если не пересекут дважды ряды врагов, отречься от того, что им дороже всего на свете. А самое для них дорогое — это семейный очаг, дети, родители, жена. Мы не ожидали обнаружить такого сердечного тепла в столь неистовых воинах. Есть признаки, свидетельствующие о реальном влиянии жены на мужа. Так, политические союзы скреплялись браками. В 58 г. гельвет Оргеторикс, вождь секванов Кастик и вождь эдуев Думнорикс сговорились вернуть царскую власть и установить свое господство в Галлии. Оргеторикс отдал дочь замуж за Думнорикса. Брак увенчал достигнутое соглашение и превратил его в прочный союз.

Каково было положение детей — нам по большей части неизвестно. Несмотря на истинную любовь, которую отец, судя по всему вышесказанному, испытывал к потомству, им занимались исключительно женщины вплоть до поступления подросших детей на воинскую службу. До этого времени мальчик не мог даже показаться на людях вместе с отцом. Рядом с воином сын должен был находиться только будучи при оружии, если не хотел опозорить того, кто произвел его на свет. Что касается обучения детей из аристократических семей, то этим занимались друиды.

Говоря о семье, мы рассматривали основную ячейку галльского общества. На ступень выше в общественной организации находилось племя, которое латины называли пагом (pagus). Объединение некоторого числа семей в племя восходит к древнейшим временам. Какие обстоятельства дали первоначальный импульс таким политическим объединениям? Тут мы можем только строить предположения. Вероятно, племя изначально объединяло потомков, ведущих свое происхождение от одного предка, иначе говоря, люди, составляющие племя, были связаны кровными узами. Эти узы становились менее ощутимыми стечением времени, когда представители племени, все более многочисленные, утрачивали чувство взаимного родства. Названия некоторых племен, явно происходящие от имени человека, например pagus Verbigenus у гельветов, являются веским аргументом в пользу такой гипотезы. С другой стороны, есть основания полагать, что только необходимость быть сильными и лучше защищать себя от врагов могла побуждать семьи соединяться в племя.

Как бы то ни было, племя появляется в Галлии как первичное политическое объединение. Врядли мы сможем дать ему лучшее определение, чем то, которое дал Жюллиан: «Племя — это совокупность семей и отдельных людей, подчиняющихся общим вождям, именующихся одним названием, связанных коллективными решениями, живущих сходной жизнью и соседствующих на одной земле». Сплоченность племени выражалась по-разному. Единство взглядов во внутренней и внешней политике было делом совершенно естественным и являлось смыслом существования племени. Во время войны мужчины одного племени выступали под своими символами, стояли отдельным лагерем и действовали сообща; так, мы знаем, что гельветы переправлялись через Сону одно племя за другим, и это позволило Цезарю наголову разбить тигуринов, целиком находившихся на левом берегу. Религиозные узы были не менее крепкими: каждое племя имело свои святилища, своих богов-покровителей, как правило отличных от богов соседнего племени; так, благодаря надписи, найденной в Аспаррене, в Пиренеях, нам стало известно, что племя выражало благодарность некоему «духу-защитнику».