2 ноября специальным военным самолетом из Туапсе я прибыл в расположение Северной группы войск в Орджоникидзе.

В столице Северной Осетии мне приходилось бывать и до этого. Я хорошо помнил тенистый липовый сквер на Пролетарском проспекте, великолепный парк, аллеи которого сбегают к Тереку, красивую панораму гор, чистые, уютные улицы старого Владикавказа, музеи, институты, веселый перезвон трамваев…

В те дни Орджоникидзе я не узнал. Он стал фронтовым городом. Его улицы превратились в крепкие узлы сопротивления, ощетинились противотанковыми ежами. На углу Тифлисской, у Кировского моста сооружены железобетонные доты и дзоты. На перекрестках патрули с нарукавными повязками проверяли документы.

Мощная бомбардировка с воздуха превратила некоторые жилые дома, школы, общественные здания в груды развалин. У подъездов больших домов на улице Маркуса, в Музейном переулке надписи: «Вход в бомбоубежище».

На передовую линию, которая приблизилась к западной окраине Орджоникидзе, в спешном порядке направлялись все новые и новые войска. На городских магистралях, у предприятий отряды истребительных батальонов и народных ополченцев занимали исходные позиции.

Положение было тревожное. Нужно было принимать чрезвычайные меры.

Знакомство с обстановкой в Орджоникидзе началось с осмотра командного пункта Комитета обороны города. Старинный особняк на бывшей Стрелковой улице отвечал всем требованиям военного времени: круговой обзор, сооружения из железобетона.

Вокруг пункта — сад, обнесенный толстым каменным забором. Из здания в различные концы города вели подземные ходы сообщения.

Стоило лишь подняться на НП, поднести к глазам мощный полевой бинокль, как перед глазами вставала западная окраина города Орджоникидзе, затянутая дымом пожара. Сквозь белесую пелену можно было разглядеть лесистые горы, ленту старой Алагирской дороги, яркие вспышки артиллерийской канонады.

На командном пункте Комитета обороны города Орджоникидзе у меня состоялся обстоятельный разговор с генералом И. И. Масленниковым.

Оказалось, что штаб группы переведен в Грозный, приказ об усилении войск на нальчикском направлении не выполнен…

В течение нескольких часов вместе с командующим Северной группой войск мы тщательно изучали карту боевых действий под Орджоникидзе, рассмотрели несколько вариантов, решений, которые позволили бы стабилизировать обстановку на подступах к столице Северной Осетии.

Прощаясь с И. И. Масленниковым, я сказал:

— Сейчас линия фронта здесь, под Орджоникидзе. До Грозного отсюда свыше 100 километров. Враг на подступах к столице Северной Осетии, а штаб группы оказался в Грозном. А там и Махачкала, и Баку не за горами… Это — очевидная ошибка командования группы.

Мы все в ответе за дела на данном участке фронта, но пока войска Закфронта находятся в моем подчинении, полную ответственность за их действия перед Ставкой Верховного Главнокомандования несу я.

Орджоникидзе — это крепость, это ключи от Кавказа, это ворота на Восток. Сдать город мы не имеем права. Приказ Родины, партии — оборонять его до последнего вздоха.

— Есть, товарищ, командующий! — четко ответил Масленников. — Приказ будет выполнен.

— И еще, — приказал я. — В городе сейчас же объявить осадное положение. Трусов, провокаторов, шпионов, дезорганизаторов немедленно предавать суду военного трибунала. Ввести комендантский час. Срочно созвать Военный совет для обсуждения чрезвычайного положения, создавшегося в городе, и решения конкретных практических задач обороны Орджоникидзе…

Размышляя над планом обороны города, я пришел к выводу, что врагу необходимо быстро противопоставить свой маневр.

Я приказал срочно перебросить на орджоникидзевское направление из района Ищерской 10-й гвардейский стрелковый корпус и 63-ю танковую бригаду. Кроме того, был отдан приказ дополнительно подтянуть к городу пять артиллерийских противотанковых полков и три гвардейских минометных. Этими силами предполагалось остановить продвижение врага, а с подходом 10-го гвардейского стрелкового корпуса нанести контрудар и разгромить наступающую группировку противника.

11-у гвардейскому стрелковому корпусу, которым командовал генерал-майор И. П. Рослый, было приказано занять оборону по внешнему обводу Орджоникидзевского оборонительного района.

Было также принято решение подтянуть непосредственно к Орджоникидзе 2-ю танковую бригаду 9-й армии и 276-ю дивизию, расположенную во втором эшелоне; выдвинуть на Мамисонский перевал 25-й полк НКВД с целью высвобождения 351-й дивизии, которой надлежало основными силами действовать на Алагир.

2 ноября в Орджоникидзе прибыла группа командиров оперативного отдела штаба Закавказского фронта, которая сразу же приступила к разработке мероприятий по управлению войсками.

Вечером 2 ноября на командном пункте Комитета обороны города Орджоникидзе состоялось заседание Военного совета. План защиты города у меня уже был готов, но мне хотелось послушать руководителей республики, чтобы сообща внести в него необходимые изменения.

Меня порадовал боевой, наступательный дух участников совещания. Особенно запомнилось выступление председателя Орджоникидзевского Комитета обороны, первого секретаря обкома КПСС Николая Петровича Мазина.

— Бойцы народного ополчения, — сказал он, — заняли отведенный им рубеж. На предприятиях города продолжается производство боеприпасов и горючей смеси для истребления танков и мотомехчастей, работают все предприятия пищевой промышленности, действуют электростанция, водопровод, выходят газеты. Население Северной Осетии готово героически сражаться во имя свободы.

На осетинском и русском языках в городской типографии печатаются листовки и экстренные выпуски газет, в которых публикуется обращение Северо-Осетинского обкома партии, Верховного Совета Северо-Осетинской АССР, Совнаркома республики. Трудящиеся горного края выполнят волю Коммунистической партии.

Здесь мне рассказали о том, что в Орджоникидзе побывал американский генерал — личный представитель президента США. Он осмотрел укрепленный район, образцы советского оружия, трофейную немецкую технику. Генерал интересовался настроением защитников города, боевым духом воинов, народных ополченцев.

Личный представитель президента побывал в окопах, на передовой линии. Обращаясь к гвардейцам, он сказал:

— Мне хорошо известно, что воины Красной Армии сражаются до последнего патрона, до последнего вздоха…

Молодой автоматчик, видимо, сибиряк, внимательно посмотрел на генерала и коротко, по-солдатски ответил:

— Зачем же сдуру лезть под пули? Сражаться надо тоже умеючи. Биться мы будем не только до последней капли крови, но и до последнего фашиста на нашей земле…

В то время мало кто знал о визите в Советский Союз личного представителя президента США Франклина Рузвельта. Этот довольно любопытный факт вошел в книгу «Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.», изданную Политиздатом в 1957 году.

«Его Превосходительству Иосифу Сталину, Председателю Совета Народных Комиссаров СССР. Москва.

Уважаемый господин Сталин! Я вручаю это рекомендательное письмо, адресованное Вам, генералу Патрику Дж. Хэрли — бывшему военному министру, а в настоящее время Посланнику Соединенных Штатов в Новой Зеландии.

Генерал Хэрли возвращается в Новую Зеландию на свой пост, и я считал чрезвычайно важным, чтобы до его возвращения он получил бы возможность посетить Москву и лично изучить, насколько это окажется возможным, наиболее важные стороны нашей нынешней мировой стратегии».[32]

Ответ И. В. Сталина американскому Президенту был таков.

«Президенту Рузвельту от Премьера Сталина.

Уважаемый господин Президент! Очень благодарен Вам за Ваше письмо, переданное мне сегодня генералом Хэрли. С ген. Хэрли имел продолжительную беседу по вопросам стратегии. Мне кажется, что он понял меня и убедился в правильности проводимой ныне союзниками стратегии. Он просил о возможности посетить один из наших фронтов и, в частности, побывать на Кавказе. Эта возможность будет ему обеспечена».[33]