Вот почему в ту среду я утратил бдительность.
В 15:40 народу на верхнем этаже было совсем мало. Я уселся в переднем ряду, подальше от двигателя и других пассажиров, и вместо того, чтобы разглядывать ботинки, собрался почитать.
На тот момент я осилил две трети «Завтрака для чемпионов». Это роман про культурный фестиваль в штате Огайо, и в нем два героя — пожилой нищий писатель-фантаст Килгор Траут и богатый владелец автомобильного салона Двейн Гувер, у которого поехала крыша: он решил, что все люди — на самом деле роботы, мастерски изготовленные, но лишенные воображения, способности чувствовать и свободной воли, то есть всего того, что наделяет человека душой. Эту мысль он почерпнул в одном из рассказов Траута. А потом Гувер идет вразнос.
Как и в других книгах Воннегута, сюжет «Завтрака для чемпионов» был каким-то рваным и бессвязным. Мне кажется, книгу можно было бы разобрать на страницы, перетасовать их, как колоду карт, и потом читать в произвольном порядке — роман от этого нисколько не пострадал бы. Дело в том, что каждая его страница, если не каждый абзац, выражает вполне самостоятельную и глубоко осмысленную идею.
Но больше всего мне в «Завтраке для чемпионов» нравилось вот что: в отличие от большинства писателей автор как будто обращается к читателю, который понятия не имеет о том, что такое человечество с его нравами и обычаями и вообще на что похожа наша планета. Книга словно написана для инопланетян из далекой галактики: в ней разжевана каждая мелочь, все описано в деталях, порой эксцентричных, и многие примеры снабжены рисунками и графиками. То, что в других книгах как бы подразумевается само собой, здесь подробно объясняется. И чем больше я читал, тем сильнее убеждался, что некоторые очевидные вещи на самом деле не так уж очевидны. Больше того, они производят довольно странное впечатление.
Словом, я по уши погрузился в книгу и не сразу заметил, что происходит вокруг. Между тем в автобус, с хрипом тронувшийся от остановки возле школы, набилось нехарактерное для среды количество пассажиров. Сперва я ощутил какое-то смутное, невнятное раздражение. Потом в ухо мне угодил шарик жеваной бумаги. В среду такое невозможно, в среду у меня выходной! Я обернулся, все еще испытывая скорее недоумение, чем тревогу.
В паре рядов за мной сидели Бой, Бычок, Скот и еще несколько одноклассников-футболистов. Потрясенный коварным и жестоким поворотом судьбы, я по неосторожности заговорил. Этого делать уж точно не следовало.
— У вас же сегодня футбол, — выдохнул я.
— Тренера пробрал понос, — сказал Бой.
Тренера пробрал понос. Похоже на название современной пьесы сомнительного содержания. Или на шпионский пароль. Но в данном случае, ясное дело, драматургия и разведка были ни при чем. Бой имел в виду обыкновенный понос.
— То есть мистер Хейл заболел? — уточнил я.
— Его понос пробрал, — повторил Бой. — Он ушел домой сразу после обеда.
Раз мистер Хейл поехал домой, значит, тренировку отменили. Немного смущало, что Бой знает точную причину случившегося. Он редко что-нибудь говорил просто так, и уж если упомянул понос, значит, именно эта напасть и вывела из строя мистера Хейла. Но неужели он счел необходимым поделиться подробностями своего недомогания со всей командой? Я решил воздержаться от вопросов. В конце концов, такие вещи почему-то всегда становятся известны, хочешь ты того или нет. Кроме того, стряпня, которой нас пичкали в школьной столовой, всегда вызывала у меня подозрения.
— Вот бедняга, — прокомментировал я.
Бой посмотрел на меня с глубоким презрением, словно я нес личную ответственность за состояние кишечника мистера Хейла. На его физиономии ясно читалось, что ему невтерпеж подраться. Ну да, футбола-то его лишили.
— Че читаешь, Вудс?
— Да так, — отозвался я. Если вдуматься, довольно глупый ответ, но должен признаться, что в нештатных ситуациях я вообще не очень хорошо соображаю.
Макбой сплюнул на пол.
Я отвернулся, стараясь держаться как можно более независимо. В этот самый миг мне, конечно, следовало спрятать драгоценную книгу мистера Питерсона — подарок его покойной жены — в относительную безопасность сумки.
Но задним умом все мы крепки, а тогда мне показалось, что лучше не суетиться и не привлекать к книге лишнего внимания: они ведь и так ее видели и, начни я запихивать ее в сумку, сразу заподозрят неладное. Так что я с деланным спокойствием снова уткнулся в книжку, надеясь, что мучители утратят ко мне интерес.
И моя надежда почти сбылась: в меня больше ничем не бросались. Я расслабился и принялся считать в уме до шестидесяти, чтобы мозг успокоился и тоже поверил, что опасность миновала. На всякий случай я досчитал даже до ста двадцати, после чего вернулся к чтению. Но оно шло медленно, потому что я никак не мог сосредоточиться на прочитанном.
Через пять минут случилось непоправимое. Бой с проворством и коварством таракана выскочил у меня из-за спины и схватил книгу.
Я вскрикнул от ужаса. Скот и Бычок заулюлюкали.
— Отдай! — крикнул я, но приказ прозвучал жалобно. Если честно, не жалобно, а жалко.
— Ты че, жадина? Нужно делиться с другими, — заявил Бой.
— Это не моя книжка!
— Ах, не твоя! Тогда я вообще тебе ее не отдам.
Железная логика хулигана. Вцепившись в книгу корявыми грязными пальцами, он открыл ее на первой странице.
— Ты ее порвешь!
Бой растянул губы в издевательской ухмылке. Он увидел дарственную надпись. Вскинув брови, зачитал ее вслух придурочным фальцетом:
— «Мне кажется, сюжет тебе понравится. И я уверена, понравятся иллюстрации. С любовью, Р.».
Слова «сюжет», «иллюстрации» и «с любовью» он пропищал особенно мерзким голосом, заглушившим громкую икоту двигателя.
Бычок заржал. Скот взвыл от восторга. По всему автобусу прокатилась волна хохота. Вербальное линчевание, жертвой которого я стал, доставляло зрителям искреннее удовольствие.
Я вскочил. Лицо горело от стыда, но стыд в тот момент волновал меня меньше всего. Главным было спасти книгу мистера Питерсона, и я рванулся за ней, но Бой оттолкнул меня — машинальным жестом, каким отгоняют муху, но при этом с такой силой, что я отлетел к соседнему сиденью.
— Пожалуйста! — взмолился я (уже понимая, к чему идет дело).
Бой раскрыл книгу наугад в поисках нового материала для издевательств и не был разочарован. Ему попался разворот с нарисованным от руки динозавром, и он зачитал подпись:
— «Динозавром называется такое пресмыкающееся, ростом с паровоз».
Все дружно заржали. Предложение, действительно, звучало забавно, но ржали-то они не поэтому.
— Охренеть, Вудс, — сказал Бой. — Ну ты реально даун!
Может, он в действительности сказал что-то другое, но смысл был именно такой. Но это было неважно: я его не слушал. Я смотрел, как он размахивает книгой, словно обезьяна костью в начале «Космической одиссеи 2001 года».
В ту минуту я решил, что пацифизм не всегда уместен. Что если и есть на свете вещь, за которую стоит воевать, то это отнятая у меня книга.
Не помню, говорил я об этом раньше или нет, но я всегда подозревал, что в драке меня ждет позор. Так оно и вышло. Все свои малые познания о том, как надо драться, я почерпнул из фильмов про Джеймса Бонда и наблюдений за Люси, время от времени мутузившей слишком назойливых соседских котов. Как вы понимаете, ни то ни другое не могло служить пособием по технике рукопашного боя.
На моей стороне были только фактор внезапности и отсутствие представлений о «честном» бое. Плюс еще, пожалуй, понимание законов физики — я знал, как движутся в пространстве физические тела. Автобус как раз начал разгоняться, что придало мне ускорения, когда я набросился на Макбоя. Я расцарапал ему лицо, разодрав в нескольких местах кожу: след моих ногтей протянулся от внешнего края левого глаза аж до нижней губы. Он завопил — думаю, скорее от неожиданности, чем от боли, — и попытался защитить лицо руками, но на щеке уже выступила кровь. Я поспешил воспользоваться преимуществом и потянул к себе книгу. К сожалению, я не рассчитал, что от боли противник инстинктивно усилит хватку. Словом, как я ни старался, мои пальцы в конце концов соскользнули с обложки. Мы с Боем, крепко сцепившись, вывалились в проход. Поднялся крик и визг, остальные повскакивали с мест: одни спешили пересесть подальше, другие, наоборот, поближе, чтобы не упустить редкое зрелище. Я снова потянулся к физиономии Боя, но под пальцами оказалась его шевелюра, и я принялся драть его за волосы. Вокруг послышались возмущенные возгласы: зрители определенно сочли мою тактику недостойной. Даже девочки. А потом из моих легких словно одним рывком выкачали весь воздух. Как ни странно, сильной боли я не почувствовал, — Бою не хватило места, чтобы размахнуться как следует и вырубить меня одним ударом. Я отлетел и врезался спиной в железный каркас сиденья, не без гордости осознав, что мне удалось устоять на ногах. Впрочем, ненадолго. Уже в следующий миг я осел на пол. Воздуха не хватало. Я медленно пополз вперед и, не теряя достоинства, уселся в проходе. Тут надо мной снова навис Бой, замерев в задумчивости: пнуть меня ногой или сразу раздавить. Не дожидаясь, когда он определится, я согнул ноги в коленях, подтянул их к себе, насколько смог, обхватил руками и спрятал в них голову, как черепаха в панцирь. По моему бедру проехался ботинок — больно, но не очень. Я скорчился в позе эмбриона, надеясь, что опасность миновала. Чтобы нанести мне более или менее чувствительный удар, Бою пришлось бы приложить немалые усилия, и если он до сих пор этого не сделал, то вряд ли сделает теперь. Действительно, у Деклана Макбоя уже созрел новый план. Он отступил на шаг, открыл фрамугу ближайшего окна и легким движением руки бросил в него книгу мистера Питерсона. После чего плюнул в мою сторону и вернулся на свое место.
