«Николя» - Ерёменко Николай Михайлович - командир экипажа первого расчёта.

Ерёменко Н.М. (15.12.1937-25.05.1998). Окончил Ленинградскую Военную инженерную академию им. А.Ф. Можайского (1967). Присвоена квалификация «водитель лунохода», а в 1970 г. - «командир экипажа лунохода». Его расчёт впервые в мире осуществил сход лунохода на поверхность Луны. Внёс ряд принципиальных предложений по совершенствованию конструкции КА «Луноход-2» и методик его управления.

Награждён Орденом Ленина, Орденом Почёта (РФ), другими государственными, правительственными и ведомственными наградами.

«Слава» - Довгань Вячеслав Георгиевич - водитель лунохода второго расчёта.

Довгань В.Г. родился 20.10.1937 г. Окончил Военную инженерную академию им. Ф.Э. Дзержинского (1967). Присвоена квалификация «водитель лунохода». 16.01.1973 г. с посадочной ступени КА «Луна-21» свёл «Луноход-2» на поверхность Луны. Усовершенствовал методики телеуправления внеземными транспортными средствами. Награждён Орденом Ленина, орденом «Знак Почёта» (СССР), Орденом Почёта (РФ), другими государственными, правительственными и ведомственными наградами.

Основоположник космонавтики К.Э. Циолковский писал: «Нет ничего важнее, чем наше счастье и счастье всего живого в настоящем и будущем. Мы живём более жизнью космоса, чем жизнью Земли, так как космос бесконечно значительней Земли по своему объёму, массе и времени. Множество насущных вопросов сейчас не может быть решено, между тем как жизнь требует их решения, во что бы то ни стало. Отсюда потребность иметь твёрдые, непоколебимые взгляды и решения трудных задач, чтобы не топтаться на одном месте, а идти вперёд, хотя бы рискованным путём» [60]. Прошло почти сто лет, но мысли, предвидения, научные открытия великого русского учёного актуальны и в наши дни. Активное исследование космоса и освоение Луны - это обеспечение ресурсных интересов, национальной безопасности и технологической независимости России, это престиж нашего государства как ведущей космической державы.

Итак, только вперёд, без непреодолимых препятствий!

Город Белгород (тогда ещё Курской области) 20-го октября тридцать седьмого года теперь уже прошлого столетия стал местом моего рождения.

Отец мой, Георгий Никифорович Довгань, тоже родился в этом городе, но в 1908 г. В двадцатичетырёхлетнем возрасте он добровольно вступил в ряды Красной Армии.

В январе 1936 г. он был направлен в школу младшего командного состава, которая находилась под Курском, около деревни Дурнево.

Младший командир Г.Н. Довгань. Курск, 1936 г.

В клубе этой воинской части по выходным дням проводились танцы под духовой и струнный оркестры. Мой будущий отец играл и на балалайке и на гитаре. Кстати, его родные братья Владимир, Николай, Леонид, Константин и сестра Лидия также играли на различных инструментах. Поэтому пять братьев и сестра частенько на сценах дворцов культуры Белгорода представляли семейные музыкальные номера и даже маленькие спектакли.

В это время моя будущая мама, Александра Яковлевна, проживала в семье Дурневых Гавриила Матвеевича и Дарьи Николаевны, которые взяли на воспитание четверых детей: Семёна, Клавдию, Фёдора и Александру. Их родители Яков (родной брат Дарьи) и Прасковья (родная сестра Гавриила) умерли в середине двадцатых годов. Александра, окончив Курский железнодорожный техникум, работала билетным кассиром в багажном отделении курского вокзала.

И судьба свела Жору и Шуру на этих танцах. Так как оба были «обаятельны и привлекательны», то, получив родительское благословение, образовали свою семью. Правда, фамилии остались за ними прежние.

Мама и я. Белгород, 1940 г.

В предвоенные годы рос я и в Белгороде, и в Курске, а потом и в Идрице. Это был посёлок Псковского района на берегу реки Идрица, вблизи нашей западной границы. В нём дислоцировался военный городок, где и застала нас война.

Какая беда разразилась над семьёй и над страной, я понять ещё не мог. Да и день начала войны не отложился в памяти. Но отдельные эпизоды того времени она сохранила. Например, помню, как мой папа неподалёку от нашего дома проводил занятия с солдатами. Они маршировали в обмотках и со скатками, с длинными ружьями (уже потом, в армии, я узнал, что это была трёхлинейная винтовка образца 1891/1930 года, созданная в 1891 г. выдающимся русским конструктором - оружейником капитаном С.И. Мосиным и усовершенствованная отечественными оружейниками в 1930 г). А папа, как командир, шёл впереди. Шагали они браво, с песнями, и мне, ребёнку, бегущему рядом с их строем, казалось, что я тоже с ними, и я этим гордился.

Жили мы в небольшой комнатке, отведённой нам в доме офицерского состава. В довоенное время папа уходил на службу рано, когда я ещё спал. И встречались мы с ним только за обедом, к которому он всегда приходил вовремя. Помню, что отец кушал быстро, выкраивая несколько минут для сна. Мама прикладывала палец к губам, это означало, что я должен вести себя тихо. С началом войны эта размеренность нашего семейного быта закончилась: папа стал появляться изредка и то ненадолго.

Помню, как военные и гражданские, среди которых были женщины и дети постарше, рыли окопы (щели), в которых мы потом укрывались при бомбежках.

Всё чаще из чёрной тарелки репродуктора звучало: «Граждане, воздушная тревога!» А иногда забегал папа и говорил: «Шурочка, забирай Славика и быстро - в щель, будут бомбить!». Однажды мы не успели добежать до укрытия, когда бомбёжка уже началась. И так бывало не раз. Взрослые строго следили, чтобы никто из ребятишек не выскакивал из убежища, которым служила землянка под накатом брёвен и мешков с песком. Да мы и сами наружу не рвались, сидели, как мышки, никто не разговаривал, не смеялся. Не знаю, не помню, было ли страшно, скорее, как-то тревожно. Помню, как гудели самолёты, и взрослые прислушивались: наши или фашисты?

В конце июля или в начале августа семьи военнослужащих стали готовить к эвакуации, как правило, в места проживания ближайших родственников. Накануне поздно вечером домой пришёл папа и помог маме собраться. Отправляли нас ночью, в полной темноте. Так мама и я оказались снова в Курске. Поселились в его пригороде, посёлке железнодорожников, называемым Мурыновка, где были частные дома. В одном из них на улице Чапаева, 26 , построенном накануне войны, жила семья Маяковых (маминой сестры Клавы). Глава семьи - дядя Костя - уже был на фронте. Тётя Клава и её дети девятилетний Гена и трёхлетний Славик приняли нас с радостью. Мама снова работала на курском вокзале. Но прожили мы вместе недолго, т.к. фашистские войска подходили уже к Орлу. В середине октября маму и меня вместе с семьями военнослужащих эвакуировали за Волгу, погрузив в железнодорожные теплушки. Дорога в неизвестность показалась очень долгой. Поезд то и дело останавливался на каких-то станциях и полустанках, несколько раз нас бомбили, и мы с моей беременной мамой бежали со всеми в открытое поле... Второго ноября там, в дощатой, насквозь продуваемой теплушке, родилась моя сестра, Рита. К этому времени мы в районе Саратова переехали Волгу, и нас высадили в городе Пугачёве (этот город значится местом рождения моей сестры, потому что там её регистрировали).

В этом районном городке Саратовской области нас поселили в одноэтажном доме. Четыре семьи, проделавшие столь долгий путь в одной теплушке, и там поддерживали связи, дружили. Практически всех женщин устроили на работу, мою маму - инструктором женотдела в Дом офицеров. На заработанные ею деньги мы и жили. Маленькой Рите выдавали детское питание. Мы не голодали. Кстати, и в дороге у нас были консервы, выданные каждой семье при отправке в эвакуацию. О семьях военнослужащих заботились. Мама, к тому же, ещё получала деньги по аттестату, как жена офицера.