Закинул в рот пятую за перегон плитку пеммикана из НЗ и прилег чуток отдышаться да подумать. Путь на юг, по натоптанной местными жителями стезе, очевидно не для меня. Однако уходить на запад прямо в лес не хочется. Тем более далеко не факт, что мой вояж не был замечен какой-нибудь страдающей от бессонницы дояркой, а значит, оставлять следы вблизи устья крайне нежелательно.

— Ох-хо-хонюшки! — прокряхтел я в стариковском стиле, вновь принимая вертикальное положение.

С трудом преодолевая боль в натруженных мышцах, взгромоздился на плавсредство, да понемногу погнал его вперед, в поисках удобного выхода — чтобы и отпечатков подошв не оставить, и заросли невдалеке, чтоб жерди схоронить. Галечная отмель не понравилась, высадка в осоку не прельстила, а там до меня наконец-то дошло — пока нет сильного течения, можно просто плыть вперед, не оставляя шансов ищейкам. Тем более что река, фривольно вильнув изгибом, повернула мой затылок к успевшему вылезти из-за горизонта солнцу.

Жаль только, что идиллии хватило всего на час: обидный вираж обратно на юг и шум приближающегося переката поставили окончательную точку в моей недолгой карьере гребца.

А там и неплохой приток-ручеек на запад нашелся. Не сказать, что сильно полноводный, но и не перешагнешь, разве что перепрыгнуть, и то с разбега. Отполз вдоль него километра на три до небольшого озерка, да завалился спать в шикарном ельнике.

К моменту пробуждения солнце ощутимо клонилось к горизонту. Зверски хотелось есть, поэтому еще раз убедившись в отсутствии присутствия двуногих прямоходящих, я развел небольшой костер для углей, поставил кипятиться воду, да отправился на рыбалку. Надо сказать, не особенно сложный промысел по здешним местам, поклевка обычно происходит через несколько секунд, вездесущие полосатые черти-окуни ещё и драку устроят между собой, а первый, обязательно самый быстрый и крупный, так заглотит крючок, что вытаскивать из пасти устанешь.

Проблемы две: червяка для наживки найти почти не реально, короеда попроще, но тоже не на каждой поваленной сосне, и… поймать таким способом рыбу поприличнее нечего и мечтать, окуни не дадут, пока всю стаю не выловишь. Поэтому белую рыбу приходится брать поверху, на овода или слепня. Да обязательного живого, шевелящегося, стоит чуть придавить кусачую тварь, пустив сок, как опять приплывут костлявые, невкусные полосатики и все испортят.

Ужин получился из двух блюд: большая, нажористая уха с кусочками сосновой коры и запеченный корень камыша с традиционной парочкой жареных рыб в белой блестящей чешуе, названия которых я не знал. До ночного полумрака, заместо вечернего моциона успел доплестись до следующего озера[79] — дрыхнуть там же, где был разведен костер и готовилась еда, я уже не решался. Да и теплее стало, все ж июнь уже в самом разгаре.

Спал неспокойно, уж слишком светло тут ночью, вдобавок из-за перепадов погоды или близости болота миллиарды комаров, разнообразных по калибру, но совершенно одинаковых по характеру, опустились на меня плотной густой массой. Мелкая кусачая сволочь залезала в мельчайшие щели одежды, набивалась в складки накомарника и миллионами противных голосов жужжала над лицом. А еще все время чудился лай собак да крики петухов. Вроде прислушаешься — ничего, только чуть поскрипывают сосны, плещутся рыбы в реке, да шебуршится в лесной подстилке мелкая живность, мыши там, ежики всякие, а может, и кто покрупнее, все равно подвешенный на суку рюкзак им не достать. Но стоит заснуть, и в фантасмагорическом калейдоскопе сознания пускаются друг за другом вскачь свет прожектора на воде, псовая травля, сражение с вохровцами и бешеная гребля под бодрое кукареку голосистых птиц.

Под утро начался мелкий и совсем не летний дождь. Капельки собирались в ветвях могучей сосны как в крошечном водохранилище и падали вниз уже огромными капелищами, пробивая мой истрепанный брезентовый полог какой-то особо мокрой водяной пылью. Пришлось вставать, идти на разведку, и даже не влезая на дерево опять упереться в дежа-вю — село на противоположном краю озерка.[80] Натуральное карельское издевательство: идешь, плывешь, а всегда перед глазами будет здоровенная лужа, перевернутые лодки, развешенные для просушки сети да россыпь изб, и еще хорошо, если последние на противоположном берегу. Хотя в данном случае слабое утешение — расстояние смешное, водоем не велик. Не зря, видать, петухи блазнились во сне.

Однако расстраиваться и поспешно убегать не стал, скорее, обрадовался. Где еще в лесу можно найти такую хорошую возможность для юстировки самодельного компаса, как удачно расположенная православная церквушка? Чуть-чуть прошел вперед, нашел место, в котором крест на куполе, крытом успевшим подгнить тесом, слился в одну линию и навелся на него как на север. Отчертил карандашом новые риски на картонке-картуше, успокоился — исправленная ошибка составила всего около десяти градусов, мелочь в моей ситуации.

— Дан приказ ему на запад! — отчаянно фальшивя, пропел я первую строчку еще ненаписанной песни. — Чеке в другую сторону!

Сборы недолги, кусок рыбы с камышом съесть, брезентовый полог снять, тощий рюкзак надеть. И с опаской вперед, наверняка где-то впереди торная тропинка, а то и дорога. Но оказалось еще хуже: на мокрой грязи местной транспортной артерии я разглядел свежие отпечатки пары подкованных сапог, а рядом здоровенные собачьи лапы. Судя по всему, патруль ушел на юг с утра, к обеду, в лучшем случае к вечеру, вернется в село. Перескочить на другую сторону, не оставляя видимых следов, проблема маленькая. Вот только как скрыть запах?

Последняя мысль, впрочем, особого прикладного значения не имела. Окончательно втянувшись в лесную жизнь, я не сомневался — догнать меня бойцы РККА не смогут. Физические кондиции не те, да и вообще, попробуй, побегай по камням в сапогах на скользких подошвах, долгополой, воглой от дождя и сырости шинели, да с опаской, не прилетит ли из кустов пуля или хотя бы каменюга. Собака страшнее будет, и то исключительно по свежему следу, если загонит в тупик. Главное, чтоб еще предколлективизационных, довольных советской властью крестьянушек не подняли, да не собрали с ними большую облаву навстречу. Но тут спасение одно — скорость, скорость и еще раз скорость.

Как-то удивительно быстро наткнувшись всего в полукилометре от дороги на текущую почти строго на запад крупную, но все же непроходимую для лодок реку,[81] я еще и еще взвинчивал темп движения. Получалось сильно проще, чем на Поньгоме, появился опыт, да и паводок схлынул, оставив после себя прилизанную течением прошлогоднюю траву на низких берегах, а также неряшливые гривы лесного мусора, запутавшегося в кустах и деревьях. За весь день пришлось лишь пару раз переобуваться в калоши с обмотками, чтобы форсировать вброд какие-то притоки.

Два часа рваного бега, завтрак сосновой кашей с плиткой пеммикана, горячий брусничный чай, опять быстрый шаг, в удобных местах переходящий на бег, привал на холодный обед с жалкими остатками вчерашней рыбалки, здоровый полуденный сон-час и снова движение до тех пор, пока река не вывела к очередному озеру.[82]

Искать положенную к данному объекту деревню не стал, наоборот, устроил аккуратный «five o’clock» и в очередной раз отрубился на выглянувшем после полудня солнышке. Но лишь на пару часов — ночевать вроде как рано, за спиной осталось немногим более двадцати километров, добавить к ним десяточку, мягко говоря, не помешает. Вдобавок оставаться вблизи жилья лишний раз страшновато, особенно в период белых ночей, когда разница между пасмурным днем и ясной ночью весьма условна и почти не мешает передвигаться по лесу. А ну как случайно наткнутся и возьмут меня тепленьким на потеху местного авангарда партии и правительства.