— Я могу помочь? — не спросить я не могла.

— К себе иди! — наверное, он сказал это, я плохо разобрала его слова.

Признаться, что делать я не знала: никогда не сталкивалась, а если и разбивала коленку, то целитель был всегда близко, как будто его закрепили за моим домом, чтобы он был под рукой всегда. Хотя, в свете последних событий, вероятно, так оно и было.

Ничего не делать было выше моих сил, и я сделала единственное, на что хватило воображения, — связалась с Хелем. Он спокойно выслушал, сказал заказать большой кусок нетающего льда и обещал появиться через пару минут.

Лед доставили очень быстро — скорее всего, он значился в безотлагательных заказах. Хель пришел чуть позже и не теряя времени зашел к Тордаку. Двери его пустили, хоть он и не был куратором юноши.

— Рин, ты не подскажешь, куда подевался Хель? — На пороге нарисовался Димитрий собственной персоной. — Пригласи меня войти.

— Входи, — непонимающе проговорила я, и тут же была заграбастана в объятия.

— Благодарю за великодушие. — Он поставил меня на ноги и отстранился, наслаждаясь моим недоумением и смущением. — Да не смущайся ты так, мы же одна команда с Хелем, так что считай — одна семья. Где он кстати? Система показывает, что здесь, но что-то я его не вижу.

— Он с Тордаком. У него что-то с носом, кровь текла…

— Ну да, — протянул Димитрий. — Первый день во всей красе. Где они?

Я молча указала на дверь, ожидая, что Димитрий не сможет войти. Юноша был иного мнения и беспрепятственно миновал порог, оставляя меня в одиночестве.

Дэйн и Кристина не появлялись, заставляя меня начать переживать и за них. Не хотелось, чтобы и с ними что-то случилось.

Первым вышел Димитрий. Хмурый, собранный, с руками в карманах. Он глянул на меня и улыбнулся.

— Не переживай, принцесса. Жить будет.

— Почему у него была кровь?

— Первый день, — спокойно ответил Димитрий, как будто это было само собой разумеющееся. — Смотрела школьные новости? Там ваш рейтинг. Его все старшие смотрят.

— Чтобы знать, с кем дружить?

— Нет, — покачал головой юноша. — Чтобы выбрать себе игрушек. Рейтинг семьи — своеобразный щит. Куратор — тоже щит. А если не повезло ни с первым, ни со вторым — а поверь мне, невезение с первым провоцирует второе — то самая вероятная дорога для таких учеников служение более удачливым. Отказался быть собачкой — получил. И сила тут ничего не решает. Вся свита поучаствует в укрощении игрушки.

— Но это бесчеловечно!

— Ты видишь здесь людей? — вздернутые брови лучше слов выразили его отношение к моим словам. — Здесь не люди, здесь элита. И поверь мне, в наших слоях иерархия значит гораздо больше, чем среди горожан.

— И ничего нельзя сделать?

— Разве что у него сменится куратор, — расплылся в улыбке Димитрий. Он понимал, что последует за его словами.

— А ты бы не мог…

— Мог бы, но не стану. Зачем мне так поступать? Твой друг — игрушка, и забирать его у хозяина — портить отношения с ровней. Пусть мы и выше них, но они наши прямые подчиненные.

— Пожалуйста, — тихо попросила я.

— Нет, малыш, — он покачал головой. — Я не буду ввязываться в это. Ведь мне ничего за это не будет.

— А если…

— Рин, ты, конечно, можешь пообещать мне что угодно, но за тебя решает Хель и семья. Так что не позорься, прими как есть. Можешь завести себе ‘собачку’, спасешь какого-нибудь беднягу.

— А я могу забрать Тордака?

— Нет. Хель не позволит, и я тоже. Выбирай из незанятых игрушек. Закон хорошего тона. Правда, если тебе его подарят, то возражений не будет. Я понятно объяснил?

— Более чем. Спасибо, — резко ответила я и отступила на пару шагов, когда он протянул руку. — Не подходи ко мне.

— Хорошо. Ты сама подойдешь, когда поймешь, как я прав. И еще, видишь, твоей остальной команды нет. Они прекрасно понимают, что должно было случиться с Тордаком. Так происходит в каждой команде. Есть слабый, которого будут унижать. Несмотря ни на что. А вы должны тренировать выдержку и улыбаться тому, кто издевается над вашим другом. Это неизбежность. Прими ее и наслаждайся. — Димитрий хотел сказать еще что-то, но передумал и, слегка поклонившись, попрощался: — До встречи, наивная принцесса.

Я вернулась в комнату. На душе было мерзко и гадостно. Я чувствовала себя грязной. Как будто упала в лужу и сейчас вся эта жижа стекает по волосам, лицу, рукам…

— Рин? — Хель появился в дверях, задумчиво взглянул на мое лицо, подмечая перемены, не говоря ни слова, сел рядом. Обнял, прижимая к себе, погладил по волосам.

Сколько мы так сидели, я не знаю. Время не воспринималось вовсе, была только боль, которая сменялась обидой, после — злостью, и наконец — печалью. Обреченность. Вот как я могла бы охарактеризовать это состояние. Понимания тщетности усилий. Понимание, которое порождает равнодушие. Точно такое же равнодушие я читала в глазах Хеля. Ему было все равно на страдания Тордака, все равно, что так поступают каждый день. И мне становилось больно от осознания, что с таким равнодушием он смотрел на кого-то из своих, на Манир или Теренса.

— Боль уйдет, — пообещал он. — Нужно только потерпеть.

— Уйдет? А если нет?

— Уйдет, — грустно улыбнулся Хель. — Моя — ушла. И твоя скоро иссякнет. Есть то, что мы не в силах изменить, и наши попытки только сделают хуже. Помни, не повторяй ошибок своего глупого брата. Не лезь в его жизнь. Так ты сделаешь мальчишке только хуже. Ведь он — отвод для злости и зависти, которую все испытывают к вам. Жестокая практика, но проверенная. Хочешь отомстить его обидчику? В команде Риста есть слабое звено.

— Я не хочу быть как они, — всхлипнула, не смогла сдержать слез.

— Не будь, — разрешил Хель, поцеловал в макушку и поднялся. — Все пройдет, не переживай.

И он ушел.

Кристина и Дэйн вернулись поздно, зашли ко мне, пожелали спокойной ночи и разошлись. К двери Тордака они даже не подошли, а я стояла у порога и не могла заставить себя постучать. Просто не могла.

Следующее утро началось раньше обычного. Среагировал браслет на поставленный будильник, и легкая, чуть покалывающая волна прошлась по телу, сбрасывая все путы сна, и тут же стихла. Из-за прямого контакта с телом, браслет улавливал все изменения в состоянии носителя и никогда не перегибал палку.

Потянулась, разминая мышцы, подошла к шкафу и вытянула форму. Кто-то упоминал про три дня свободного облачения, когда позволялось носить свое, и, взглянув на время, я включила комнатный экран. Для выбора он подходил куда как лучше, а подтверждение заказа все равно придет на браслет. Прежде чем браслет выдал напоминание о завтраке, я успела выбрать необходимый минимум, и на завтрак отправилась в благодушном настроении. Ровно до тех пор, пока не вышла из комнаты и не столкнулась с Тордаком.

Я не могла смотреть ему в глаза, было стыдно, как будто если не из-за меня он пострадал, то с моего молчаливого одобрения. И самое мерзкое, что я понимала: это повторится, и именно с моего молчаливого согласия.

— Прости, — ничего больше я не сказала, выбежав из гостиной в коридор. Добежала до ближайшего учебного этажа и через переместитель на первый.

Выдохнула только там. Мне все чудилось, что Тордак смотрит мне в спину. И я боялась обернуться, чтобы не встретиться с его осуждающим взглядом. Или с равнодушным — это было бы больнее.

В столовой почти никого не было — даже в такой далеко не ранний час многие предпочитали спать, да и заказать завтрак в постель было куда проще, чем спускаться. Интересно, почему в столовой все же были люди? Смотр свит? Возможно.

Я нашла взглядом стол, за которым мы сидели вчера утром с Хелем, и улыбнулась Манир. Она помахала рукой, приглашай присоединиться. Отказываться не стала — опустилась рядом с ней.

— Уже придумала заказ? — спросила она у меня, щурясь от солнца. Его лучи как раз падали на наш стол, заставляя опускать голову. Прямо как перед императором. Вроде бы и тепло и греет, но быть рядом, смотреть — нестерпимо больно.