Жизнь еще стремительнее дорожает, правительство снимает субсидии с продуктов основного питания и топлива, желая обречь израильтян жить за собственный счет, поскольку близко то время, когда прекратится долларовый поток через океан. Но не так-то просто заставить этот народ умерить аппетиты и приучить к производительному труду. Еврейский ум изощрен до извращенности, и в результате страна на краю пропасти, а банки за год удваивают свои доходы.
Но оставим эту страну, в которой столь же прекрасно присутствовать, сколь трудно и временами противно быть в повседневности, просто жить изо дня в день. Только вот природа сглаживает и утешает. Раз, другой в день выйдешь на бровку мошава, и перед глазами - святая чаша Тивериадская выгибает свою грудь под ласку небесному своду, упираясь в горную крутизну Галилеи и Голан.
Иногда, как и сейчас, судьба моя представляется неким сумматором, информация в который вводилась не без моего участия. Еще в Челябе получили благожелательное предупреждение: лучше будет для Люси и детей, если сразу же назваться еврейкой. Первая реакция была не совсем точной, хотя и честной - не следовать совету. Так и сделали, несмотря на всяческие уговоры. Честности было мало, не хватило душевной чистоты и глубины, как и элементарной гражданской широты. Одно объяснение - слишком уж высоким был уровень шумов, основа основ оказалась размазанной на фоне нетривиальных событий и забот. Только в Вене шум стал падать и сразу же начала выявляться чистота: нельзя ехать в страну, где могут существовать национальные ограничения. Я постоянно возвращался к этому в разговорах с Люсей, но ... увы!
В Вене всего два дня, полная изоляция и нет информации, а рядом - въедливая рижанка, выдающая себя за сионистку и подозревающая нас во всех грехах, оцепенелая Люся с притихшими близнецами на руках, твердящая, что уже отправлена в Хайфу телеграмма и нас будут встречать. Автобус в Вене до аэропорта запомнился мучительно сдерживаемой потребностью схватить детей и выпрыгнуть на волю, но оставалась надежда на порт. Но порта не было: подкатили с заслоном полицейских машин к трапу, и уже на нем пытаюсь пробиться в оцепенелое сознание жены: еще не поздно, спустимся, уйдем, взвесим еще раз ... увы!
... Прилетели, и тут же начался хоровод вокруг меня. Не успели войти в здание, как все оформили, посадили в автобус и повезли в Мевассерет, да так, что встречавшие Ира с Мишей не успели за нами. А затем целый год высокие попечители посещали меня с очередными своими прожектами, каждый раз удивляясь тому, что я еще не "свалил". Импульс всего этого внимания был дан в Вене, когда я, попросив встречу с консулом, отчетливо и, понятным образом, взволнованно задал один вопрос: куда мне с семьей ехать, поскольку есть профессионально и национально отягчающие обстоятельства. Я просил отнестись ответственно, поскольку речь идет о судьбе целой семьи; откровенно, поскольку осложнения при неверном решении дадут себя знать. Консул голосовал за Израиль. После обеда он приехал с женой, наперебой убеждали, как славно нам будет, как будут опекать, как мы нужны стране и т.д. и т.п. В одном консул сдержал слово: с первой же минуты внимание было незаурядным.
Я менее всего склонен возлагать вину на жену с консулом. Не было зрелости, ясности ума, не было информации, не было той точки опоры, без которой решение могло быть безрассудством. Все это можно называть шумом, это верно, но верно и то, что кривляние и конформизм даже в малой дозе не проходят даром. Не были разом отринуты неправда и насилие, вот и хлебаем по сей день эту самую муть...
Здесь я пытался сказать главное, - не случайно мы и нам подобные здесь, поскольку есть и другие мотивы: некие гарантии устройства, квартиры и т.д. Стыдно то, что по природе своей я должен был бежать прочь при первом же дуновении, как только скверно запахло. Странно, что натура моя, сохранившая полвека брезгливость ко всякой подлости, вдруг примирилась на пороге свободы, и даже не выпрямилась за порогом. Правду ведь говорят: натура - дура. Да, Господь наш не злонамерен, а ироничен.
Впрочем, были обстоятельства иного рода: игра с ОВИРом в Израиль, поначалу как бы понарошке. Думал я тогда только о Штатах, и потому совершенно не интересовался Израилем. Затем, на этапе подачи бумаг вошел в активную переписку, вдруг стал изучать еврейские дела в библиотеке, акцентироваться на собственных переживаниях национального и т.д. Надо бы остановиться и понять, что к чему, в Москве помогает окружение, а в Челябе...
... Я очень рад за вас и молюсь за благополучный исход посещения консула. Я понимаю, как важно не пересидеть свое время в Риме, не попасть в отказ на чужбине. Я все время думаю и взвешиваю, нет сомнения, что кабы кто уже свой был в Штатах, мы были бы там, но сейчас сложности почти неодолимые. Смешно, но если бы мы сейчас были бы в Челябе, Америка была бы доступнее...
Прошу просветить по поводу гарантов, почему ваш гарант - не еврейская община, как обычно, а личные ваши знакомые. Не ставит ли под риск? Мне известен случай, это мои хорошие знакомые по ульпану, приехавшие из Штатов после годичного пребывания, поскольку их личный гарант: родная сестра главы семьи, отказалась от них. Они не были зарегистрированы в соответствующих организациях, тетка должна была за все платить, а поскольку очень богатая и живет в Майяме-Бич в собственном дворце, взвыла и отослала назад в Вену, снабдив долларами на покупку квартиры и машины.
Кстати, здесь очень редко можно услышать добрые слова о пресловутых американских дядюшках и тетушках. Это и понятно. Поколениями они уходили от всего еврейского, а тут являются местечковые родичи, словно черные тени восставших из гробов пейсатых предков, и поди объясни почему у Адама Смита или Джима Форда родственники приехали из странной Одессы или белокаменной, что представляется старательно уходящим поколениям отпрысков одинаково диким и позорным.
Впрочем, судить о том, что такое американец по тем многим американским евреям, что я видел (это неприятная, мелочная и тупая публика), в равной степени нелепо, как по русским евреям составить мнение о русском народе! Впрочем, я думаю, о нашем брате судить можно в большей степени, поскольку мы в основе своей не приехали по идейным или религиозным мотивам, и не жили в общине, и не получали еврейского воспитания и образования.
И вновь я вынужден вернуться к основному мотиву - неприятие религиозно-идеологической стороны общества. Честно говоря, нас почти не задевает израильское общество, тем более в своей религиозной части, так называемые дати (русские, т.е. евреи из России), называют их пренебрежительно датишниками, хотя они оказывают свое влияние на правительство, вступившее с ними в коалицию.
Скажем, недавно под их давлением был принят закон о христианском миссионерстве, крепко напугавший не только здешних христиан, но и многие зарубежные организации. Этот закон, по меньшей мере, недемократичен, все неприятности мы заботливо оставили детям, на голову которых и должна со временем упасть десница израильского закона.
И сегодня, я повторяю, религиозная сторона нас не задевает, но идеологическая - самым прямым образом. Сионистская идеология со своей трескучей фразеологией здесь не более как перевертыш советской, точнее, жесткая советская структура мышления выявляется адекватно под флагом сионизма. Вчерашние активисты ленинского комсомола, являясь сюда, начинают реализовывать свой природный вождизм по всем правилам своей имперской школы. Встречаться с такими провинциальными фюрерами неприятно, жить бок о бок невозможно, а вот мы коротаем с таким уж скоро год. Не пугайтесь, их даже на этой земле не так уж много. У нас - один, зато в чистом виде.
Безусловно, это - яркий и одаренный человек, у него своеобразно-красивое одержимое лицо, почти артистичное. Бывший киевлянин, он одержим спасением евреев, разумеется, вопреки им самим. Он - заметная фигура в русской алие, возможно, самая яркая. Еще семь лет назад, как только приехал и получил отличное место в Тель-Авивском университете, он сообразил, что поскольку специалисты из России здесь якобы не нужны, и у них нет возможности вести самостоятельные научные работы, и они позорно оседают в крупнейших городах страны, стремясь найти благополучие личное в ущерб, разумеется, общему, их непременно надо спасать.
