Это могли быть события 13 января 1953 года, когда я оставил службу, сделав четкое и недвусмысленное заявление и затем много дней, вплоть до сообщения об аресте Рюмина, ждал с заранее заготовленным мешочком с бельем.
Это были события и прямо направленные против меня - они не идут в сравнение с тем, что я перечислил на скорую руку, их было в жизни много больше, но те, что я сам встречал на своей дороге, оставили свои следы не только в памяти, но и сердце.
Если бы мы сидели сейчас рядом , я мог бы рассказать Вам и о том, как это было в детстве, когда, поддаваясь общему антисемитскому окружению, мы, дошкольники, били детей - евреев, которым просто не повезло с наружностью, с полной очевидностью выдававшей национальную принадлежность. И как было много раз позднее, когда я не только стыдился того, что я рожденный еврей, но так или иначе своей пассивностью содействовал проявлениям великого зла, каким является антисемитизм.
В конце прошлого столетия великий русский философ Влад. С. Соловьев опубликовал работу "Стыд России". Я прочитал эту работу взрослым человеком и был потрясен тем, что я так близок был к величайшей подлости. Я смыкался с теми, кто во спасение России разжигал ненависть к евреям - из страха, из ложно понимаемого чувства собственного достоинства, из эгоизма и пр. То, что я стал евреем - заслуга не моя, точнее, не столько моя личная, сколько возникшая от случайности, биологически предопределенной. Все вокруг меня с первых шагов по сей день, вся жизнь, выталкивала меня на путь, единый с еврейством , с очевидностью судьбы. Вы отлично понимаете: я сопротивлялся, потому хотя бы, что мне от природы совершенно чужд какой бы то ни было вид или форма национализма или шовинизма (это проверено было в Средней Азии, где я пробыл два года)...
из воспоминаний челябинского старожила:
...Незнанские постранствовали по Союзу: Лев организавывал выставки художников Уральской зоны. Через него мы побывали в Свердловске у художников Мосина, Брусиловского, Метелева, - тогдашний авангард союзного уровня. И мирового, в сущности...
...Но теперь я на этом пути и привели на этот путь меня не только антисемитские акции. С главным в этом вопросе я согласен с Вами, хотя совсем в иной форме. Следовательно, два решающих положения, пункта из Вашего письма мы условились понимать принципиально - ни первый, материальный, ни второй - национальный, не являются достаточными, чтобы решиться на выезд из страны. Причем, не просто переехать в другую страну, как это делается во всем мире, исключая коммунистический, а действительно положить между собой и страной, где прожил жизнь, где родные и друзья, такую преграду, которая в любой момент может превратиться в баррикаду, в военный рубеж. Моя жена и я всему этому отдаем полный и ясный отчет. Так что же нас действительно толкает на этот роковой, без преувеличения, путь?
Надеюсь, дядя, что о моей работе, обо мне , как честном и трудолюбивом работнике, надобности вести разговор нет, поскольку Вы должны совершенно четко уяснить, если Вас беспокоит МОЯ судьба, что у меня есть совершенно точное и конкретное представление о себе, о своих способностях, возможностях и о том деле, которым мне в меру моих скромных способностей надлежит заниматься. Ничем иным, даже с угрозой голодной смерти, добровольно, я заниматься не могу, не имею права, поскольку позади почти полвека жизни и осталось совсем немного, чтобы исполнить то, ради чего я был рожден. Это, дядя, не самомнение, и не сумасшествие, хотя именно таким я сейчас в этих словах представляюсь моему отцу.
У меня было всегда, и Вы не могли этого не замечать, чувство личной человеческой ответственности за все происходящее в мире. Мой мир - не стены квартиры, не государственные границы, мой мир - это тот самый круглый неделимый мир, где стоит одному человеку, скажем, в Лондоне, чихнуть, как на следующий день от этого чиха на всех континентах начинается эпидемия.
Но я отвлекся. Вы отлично знаете, как стремительно съежился земной шарик - один день пути разделяет Челябинск и Назарет, и этот день я намерен пережить в равной мере как свою победу, и как свою беду. Из глубочайшего уважения и благодарности к Вам не буду конкретизировать свой главный пункт. Вы о нем если полностью и не знаете, то догадываетесь. Да, и там есть противоречия в обществе, и там нужно работать, но о существе этого положения я охотно Вам напишу, если в своем ответе, на который я все же надеюсь, Вы захотите говорить.
Я ведь не могу оставить в стороне то обстоятельство, что Вы с тетей, да и Ваши сыновья, имели и имеете дело с величайшим злом в мире - надругательством, насилием над правдой, над истиной, вольно или невольно принимая участие в этом вселенском балагане, где повальное лицемерие стало нормой, общим местом.
В этом мире мне давно нет места. Моя жизнь, ее условия - это условия свободы от общества. За эту свободу я платил полной мерой, более того, считаю себя счастливым, удостоенным высшей благодати, радости - у меня семья, дети , и я сам их воспитывал. Собственно, у меня нет претензий ни к обществу, ни к людям конкретно - только благодарность, что не отняли то, что можно было отнять.
Я еду, и со мной едет весь мой мир - семья, в моем сознании - родственники, друзья, знания, способности и, главное - те силы, которые есть у меня и жаждут реализации.
Так что, дорогой дядя, главный пункт я пока не конкретизирую, я думаю, что все и так ясно...
...Я надеюсь, что Вы правильно понимаете проблему еврейской эмиграции и что почти каждого отъезжающего надо понимать как человека той духовной и нравственной силы, не уважать какие нельзя, хотя бы по той причине, что затрачиваются они не на корыстное, мелкое предприятие, а во благо общее. Есть исключения. Но они, как говорил, только подкрепляют правило.
Я надеюсь, что Вы правильно все понимаете, что инстинктивный страх и опасения за меня и мою семью водит Ваше перо. Поверьте, я не обладаю никаким гипнозом, но вот мой папа, совершенно далекий от моих проблем, поближе познакомился с моими делами и понял, что все это - не цепь случайностей, что дело не в моем желании или нежелании, хотя каждый день, естественно, ему надо мне возразить и не всегда мирно протекает обмен мнениями. Это так понятно: будь в моих силах что-то изменить, я остался бы, потому что я оставляю не только физическое родство, но и духовное, которое там вновь я уже не получу.
Спасибо Вам за письмо, за все , все слова. Я Вас любил и люблю более всех, кто сделал меня таким. Я Вас не упрекаю, я этим счастлив.
Ваш всегда Лев.
другу в Свердловск
13 марта 1975
Челябинск
Дорогой Витя!
Сочинительство мое - вольно или невольно - продолжаясь в столь любезном тебе эпистолярном стиле, - есть сейчас предмет деятельного моего существования, с перебоями на быт, лень, погоду, сытость или голод и пр., и все же - продолжаясь так или иначе каждый день...
...на очереди - письмо моему дядюшке, приславшему некоторое время назад большое послание с выражением недоумения, тревоги и заботы.
Этот материал вчерне готов, в нем я пытаюсь разобраться - как же так случилось, что я, рожденный евреем, еврей перед Богом и людьми, перед Советской властью, прошедший с другими евреями, своими сверстниками, по перепутавшимся дорогам судеб, вдруг на пороге пятидесятилетия с поразительным бесстыдством и прямотой заявляю, что я действительно есть еврей и по закону, и по чувству, что у меня есть истинная родина и действительные родственники.
Разумеется, Витенька, в этой позиции есть и поза, она естественна, ты сам понимаешь - все действия этого спектакля идут в наглухо запертом театре. Наш автор, большой оригинал, - текст драмы поделил надвое, так что мы знаем текст и фабулу только своих ролей, весьма пассивных, но невероятно многословных; другая часть - активных, решающих ролей от нас наглухо отделена, мы только можем догадываться.