Больше ее ничто не трогало. Ни Геннадий, который нагловато хватал ее за руку, шепча: «Будешь моей музой, Сонечка? Я скульптор, я все могу, не то что мазилки».

Ни отрезвевший Кирик, сидевший с мрачным лицом.

Ни Олег, сыпавший непонятными терминами, из которых выходило, что портрет неправильно сработан.

Ни то, что она, не заметив, выпила бутылку шампанского…

Художники хотели смотреть картинки дальше, но Кирик вдруг грубо заявил:

— На сегодня все, ребята.

И те послушно встали и ушли. На прощание Геннадий, таинственно подмигнув Сонечке, сотворил пальцами непонятный знак: то ли писал, то ли еще что… Она не собиралась разгадывать.

Кирик все мрачно сидел на стуле, а она, прибрав и пожелав ему спокойной ночи, ушла спать.

Конечно же, она не спала! Ей все виделся сверкающий портрет и хотелось не то плакать, не то смеяться.

Слыша, как Кирик бродит по квартире, Соня не откликалась, хотя однажды он даже приостановился у ее двери.

Но она затихла. Никого не хотелось ей видеть. Только себя…

Наутро Кирик постучал к ней в дверь. Соня разрешила ему войти, но сама осталась лежать — она совсем недавно заснула.

«…Почему я так вдруг обнаглела? Даже не встала… После своего портрета? После того как увидела его таким… Но ведь там не я, это ясно! Это его представление обо мне… а я другая. Так почему же я обнаглела?.. Значит, будь я красивой, была бы наглой?..»

Такие мысли пришли ей в голову, пока Кирик устраивался на стуле с рюмкой и соленым огурцом в руках. Он выпил водки, сморщился, закусил огурцом.

— Никогда не пей, Соня, а главное, не похмеляйся, поняла?

Она засмеялась.

— Вы вчера уже немного протрезвели…

— Это я помню. Пожалуй, и остальное помню… Как я тебя потащил к ним… — он покачал головой. — Совсем ума лишился, старый дурень.

— Зато я портрет свой увидела… — проговорила она тихо.

Художник поморщился.

— Не терплю неготовую работу показывать, а по пьяни — нате, смотрите… Дур-рак! — с чувством произнес он. Потом спросил: — А тебе ребята понравились? — Он явно не хотел спрашивать Сонечку о портрете…

— Нет, — смело сказала она. — Ни тот, ни другой. Геннадий — хам, противный, а Олег — еще более противный и завистливый! У него даже глазки побелели, когда он меня увидел, обзавидовался… Неужели это он вас учил, как руки-ноги рисовать?

Кирик развеселился.

— Понимаешь, они худшколу заканчивали, а я самоучка. Олег меня постоянно поучает… А мне смешно…

Разговор перекинулся на его картинки и, наконец, зашел о портрете…

Сонечка выразила свое удивление:

— Ведь я не такая! Я же хуже!

— Хочешь быть такой, иди и сфотографируйся… Только и там ты будешь другой, не такой, какой себе кажешься… Видишь ли… — начал он и вдруг скривился. — Слушай, сегодня я не настроен вести философские беседы… Давай отложим, ты не обидишься? Сегодня мы займемся практикой. Если хочешь получить хорошие бабки, иди к ребятам натурой. Платить будут хорошо, ручаюсь. Я следить за этим буду. Ничего плохого с тобой не случится, это я тебе говорю. Генку предупрежу, он со мной не захочет ссориться.

Деньги ей нужны, подумала Сонечка, но уж больно противные эти дядьки. А Геннадий наверняка к ней полезет…

— Нет. Они мне не нравятся.

Больше на эту тему разговора у них не было.

Теперь Сонечка спокойно выходила из дома — надевала парик, купила себе черные очки, наклеивала губы. Однажды ей встретился Макарыч.

В свойственной ему прибаутошно-дурашливой манере заговорил о том, что она красавица, жениха ей хорошего надо, отдельную квартиру…

— Вы мне квартиру обещаете? — раздраженно спросила Сонечка.

Он захихикал.

— Тебе квартиру, конешно дело, не отвалю. Ты сама девка с головой и вона, оказывается, какая знаменитая! Об тебе уже все художники гуторят! Короче, красавица, тебе предлагают хорошие бабки. Не отказывайся, дура будешь! Художники — они все свихнутые, может, замуж выйдешь… а не выйдешь, так поживешь как сыр в масле…

Соня хотела отбрить Макарыча, но потом остыла. Как она уверилась в себе! Кто она, чтобы всех гонять и презирать…

— Я подумаю, Анатолий Макарович, сейчас у меня много работы… — неопределенно пообещала она.

Старик, тронутый ее вежливостью, тихо пробурчал:

— Ну, когда понадобится, Софья, ты мне шумни, я тебя пристрою. У меня много разных художников, не только эта шушера.

Сонечка представить не могла, что будет иметь такой успех в художественном мире. Она даже по-иному себя чувствовала. И это заметно отразилось на ее осанке.

Шло время. К Кирику приходили иностранцы, купили две картины и зарились на «Сонечку». Триптих был еще не закончен: Кирик работал над второй частью, где Сонечка стояла в шарфе, который она «приобрела» более чем за пол-лимона… Кирик был в восторге от ее покупки, похвалив ее вкус.

По поводу третьей части художник туманно намекнул, что она будет мало отличаться от первой. Соня нужна ему там обнаженной. Кирилл задумал написать ее тело с головой девушки в маске… Он не знал, как сказать ей об этом, ибо маска сыграла в ее жизни роковую роль…

Иностранцы сказали, что они приедут через месяц. Одарили Сонечку подарками и дали ей двести долларов.

Кирик поехал с ней в магазин и купил ей шикарную шубу, сапоги длинные, замшевые, выше колен… Он за все заплатил сам, сказав, что получил от американцев хороший куш.

Приходили в гости писатели, бизнесмены и прочие. Он ко всем ее вытаскивал и хвастался ею. Гости восторгались ею (в связи с картинами, конечно! Она это понимала), но никто никогда не пригласил в кафе, театр или еще куда-нибудь… Она это отмечала. Да она и не пошла бы, потому что с каждым днем все больше погружалась в любовь к Кирику, стараясь, чтобы он ни в коем случае не заметил этого. Ей казалось, что он тотчас ее прогонит.

С гостями приходили женщины, но ни разу зоркая Сонечка не заметила, чтобы Кирик проявлял излишнее внимание к ним. Иногда он уезжал домой, где они жили одной семьей с сестрой в трехкомнатной квартире.

Однажды днем в дверь позвонили. Сонечка, думая, что это наверняка Федя, с недовольным лицом, в домашнем виде, открыла дверь.

Перед ней стояла дама и, улыбаясь, спрашивала Кирика Сергеевича.

Сонечка растерянно смотрела на даму, а та с интересом на нее.

— Так он у себя? — повторила дама.

Тут только Сонечка, покраснев, ответила:

— У себя, работает…

— Ничего, я на минутку, — сообщила дама и, ловко обогнув Сонечку, прошла в мастерскую.

Сонечка осталась стоять в коридоре… Она вдруг вспомнила, как однажды Кирик предупредил, что к нему будут приходить дамы… До сегодняшнего дня их не было.

Эта дама была в шикарном темном плаще с длинным шарфом телесного цвета и в туфлях на высоченной платформе.

Но сама она Сонечке не понравилась. Растрепанные темные волосы неопределенной длины, лицо заостренное, с небольшими глазами и слишком большим лбом. Фирменно накрашенная и очень высокая.

— А что это за очаровательный уродец? Очередное творческое увлечение?.. — услышала Сонечка.

Она ушла в комнату и просидела там часа два. Из мастерской не доносилось ни звука.

Ей нечего здесь делать, подумала Сонечка, Кирик никогда не полюбит ее… Она дура, что могла хотя бы предполагать это. Ей надо съезжать. Она не выдержит приходов этой ведьмы, а что та будет приходить, Сонечка не сомневалась.

Она уже ненавидела эту «даму», длинную и сухую, как вобла.

Наконец в коридоре послышались шаги. Кирик провожал даму. Но нет! Он заглянул в комнату к Сонечке (вид у него был то ли встревоженный, то ли растерянный).

— Я ухожу. Поеду домой, мне нужно… — сказал он и стал путано объяснять, зачем он поедет.

Сонечка смотрела на Кирика, пытаясь внушить ему, что нельзя, нельзя бросать ее сегодня одну!

Кирилл отвел глаза и быстро закончил:

— Не скучай, я позвоню, а завтра с утра тут.

И они ушли.

Сонечка начала собирать вещи. Шубу она повесила в шкаф, туда же поставила сапоги и положила ангорский свитер — это все были подарки Кирика.