И в это время сверху, едва не столкнувшись с ним, проскочил «мессер». Черные кресты мелькнули прямо перед капотом его самолета. Иван на секунду зажмурился от испуга, ожидая столкновения, но ему повезло – «мессер» ушел влево. Иван повернул голову в ту же сторону и увидел, как с набором высоты выходят из штурмовки наши «горбатые». Немецкий истребитель явно рвался туда. И когда же он успел? Наверное, патрулировал район.

Иван довернул самолет и двинул ручку управления двигателем вперед до отказа. Немец его не видел или посчитал, что пока русский развернется, он уже успеет кого-то сбить. Превосходство в скорости у BF-109 было полуторакратное, но не такое, чтобы за несколько секунд удалиться на безопасное расстояние. Позже наши пилоты стали называть BF-109 «худыми» за их узкий фюзеляж.

Иван приник к прицелу, навел перекрестье и нажал гашетку пушек. Дистанция до противника была невелика, около сотни метров, и несколько снарядов попали в фюзеляж – четко было видно, как от «мессера» полетели куски обшивки. Он перевернулся брюхом вверх, показался дым. Выпрыгнуть с парашютом летчик не успел, высота была мала. Истребитель вошел в отвесное пике и врезался в землю. Раздался взрыв.

Пару секунд Иван любовался делом своих рук. Боевого опыта у него не хватало, иначе бы он понял ситуацию и насторожился. Он не знал, что немецкие истребители не летают в одиночку, а всегда в паре. Одного он сбил, можно сказать, что тот сам подставился. Но где-то рядом должен был быть другой «мессер», и он не заставил себя ждать.

По крылу штурмовика ударила пулеметная очередь – Иван ее явственно ощутил всем телом. У самолета тормозов нет, это только у пикирующего бомбардировщика Пе-2 есть тормозные щитки.

Дав удачную очередь, немецкий истребитель проскочил мимо.

Ах ты, гад! Иван вздыбил нос самолета. Целиться было уже некогда, и он дал пулеметно-пушечную очередь. Дал наугад, навскидку, наводя по капоту. И попал! Он угодил по хвостовому оперению, по ненавистному кресту – от него только куски полетели… От оперения почти ничего не осталось, истребитель завилял в воздухе.

– Что же ты, сволочь, не горишь? – закричал в азарте Иван.

Поняв, что машина обречена, немецкий пилот откинул фонарь кабины и вывалился из самолета. Над ним раскрылся купол парашюта.

Сначала Иван хотел расстрелять летчика из пулемета – было такое желание, и очень сильное. Но затем он вспомнил, как фашисты расстреляли нашего пилота – тоже на парашюте, устыдился этого желания и пронесся мимо.

Пока он занимался истребителями, штурмовики куда-то подевались. Позади были видны дымы, поднимающиеся от горящих машин, и даже сюда, на полукилометровую высоту, доносился запах гари.

Иван описал круг. На земле были видны горящие остатки четырех самолетов. Два из них повезло сбить ему, а еще два? Неужели наши?

Он лег на курс пятьдесят градусов – пора было возвращаться к своим. Сказать об одержанных победах? Не поверят, штурмовик по сравнению с «мессерами» – тяжелая и неповоротливая машина, истребителям он неровня, в воздушном бою проиграет. А он, новичок, взял да и завалил двух фрицев.

Обычно факт воздушной победы должны подтвердить свидетели – пилоты других самолетов или наземные наблюдатели – пехота, танкисты, если бой протекал недалеко от передовой или над «нейтралкой». А о его победах сказать некому. Штурмовиков не было, наши наземные войска далеко. И потому, пока летел, раздумывал. Его прямо-таки распирало сказать, да боялся, что примут за хвастовство, а болтунов в армии не любили. Решил молчать.

Уже когда Иван пересек линию фронта, сориентировался по карте, довернул на пару градусов и вскоре выскочил к своему аэродрому, даже крыльями качнул на радостях. Как же, штурмовку провел, двух «мессеров» сбил! Для одного вылета – более чем достаточно даже для опытного пилота.

Он притер «Ил» на три точки, подрулил к стоянке, заглушил мотор и откинул фонарь. Хорошо-то как!

Пока он наслаждался привычной, но ставшей после боя несказанно дорогой обстановкой, техник уже нарезал круги вокруг самолета.

– Не пойму я что-то, товарищ сержант. Дырок в крыле полно, а входные отверстия сверху…

– Где же им еще быть, если меня «мессер» атаковал?

– И как?

– Сбил я его, – не удержался от признания Иван.

У техника брови взметнулись на лоб – в их эскадрилье и полку воздушных побед еще ни у кого не было.

– Серьезных повреждений нет, подлатаем, – заверил техник.

– Наши все сели? – спросил Иван.

– Прибиваются поодиночке, время еще есть. Двоих я пока недосчитался.

После взлета техники засекали время – продолжительность полета не могла превысить время израсходования полного бака.

– Двенадцать минут еще запас.

Иван вспомнил о горящих самолетах, замеченных им на земле. Похоже, этих двоих ждать не стоит, сбили их «худые».

– А кто не вернулся?

– Триста девятая машина и двадцать первая.

На штурмовике с бортовым номером «309» летал Виталий.

Иван стянул с головы шлемофон. Легкий ветерок приятно пошевелил потные волосы.

Пилот направился к комэску.

– Задание выполнил, товарищ старший лейтенант.

– Садись, – показал комэск на пустой снарядный ящик, – докладывай.

– Отбомбился. Видел, как вы левый вираж заложили. И вдруг передо мной «мессер». Рядом проскочил, перед носом, едва не столкнулись. Я его из пушки! Упал он. Наши штурмовку закончили, а тут – второй «мессер» сверху. Все правое крыло мне изрешетил, сволочь. Только он вперед проскочил, я и его… – Иван нажал воображаемую гашетку.

Комэск замер:

– Ты хочешь сказать, что и второго сбил?

– Летчик из него выпрыгнул. Я парашют видел – вот как вас.

– Если на самом деле так было, поздравляю. Сейчас пилоты соберутся, поспрашиваю. «Мессеров» я видел, потому сразу к линии фронта уходить стал. Вот, значит, как получилось.

– Два самолета немецких, а на земле четыре пожарища было…

– Наши?

Иван пожал плечами.

Комэск посмотрел на часы:

– Еще три минуты есть.

Старлей закурил папиросу и уставился на взлетную полосу. Оба молчали. Потом комэск вновь взглянул на часы:

– Все, время вышло. Не вернутся ребята, только если пешком… Покажи на карте, где сбитые самолеты видел.

Иван определился по карте и ткнул пальцем:

– Вот здесь, в радиусе двух километров – все четыре.

– Немного восточнее места штурмовки, – вздохнул комэск. – Э-хе-хе, пойду к командиру полка докладывать о вылете, о потерях.

Но на следующий день зарядили дожди, и полетов не было.

Механики и техники возились с самолетами – у них работа была всегда, в любую погоду. Землянки для личного состава к этому времени уже соорудили, но в них было сумрачно и сыро.

Иван лежал на деревянном настиле, предназначенном для ночлега, и изучал карту района полетов – не так просто запомнить ориентиры, если районы штурмовки постоянно меняются. Получалось, что очередной район находился в двухстах километрах от аэродрома базирования, и сто – сто двадцать километров по фронту.

У немцев в плане дела обстояли лучше. Каждой эскадре давалось узкое направление действия – так проще запомнить ориентиры. Даже для тактики и разведки легче. Например, за ночь появились стога сена на лугу. С чего бы это? Не танки ли это замаскированные? А у нас каждый вылет – фактически на новую местность, потому что не хватает самолетов и пилотов.

Моросило и на другой день, и на третий…

Иван уже намеревался вздремнуть после обеда, как распахнулась дверь и на пороге возник сержант из третьего звена.

– В штаб звонили! На передовую к нашим пилот вышел. Фамилию не назвали, сказали – из штурмовиков. Комэск за ним на «полуторке» поехал.

Иван поднялся, опоясался ремнем. Кто бы это мог быть? Он направился в штаб полка. Здесь уже были двое пилотов из их эскадрильи.

– Привет! Какие новости?

– Кто-то из наших перешел линию фронта.

– А фамилию не назвали?

– Нет. Просили машину прислать и представителя, чтобы опознал.