И вот снова спланированная встреча. Я, он и еще двое молодых парней. Мужчины были со мной то поочередно, то одновременно...
Я не смотрела на мужчин, и потому сейчас сложно представить их лица. Я не смотрела на него, непонятно зачем это делающего. Но стоя уже под душем, я заглянула внутрь себя и спросила: "Зачем я это делаю?". И сама себе ответила, что больше не выдержу.
Один из парней неожиданно подошел ко мне и сказал: "Я вижу, что ты не такая, какой хочешь показаться".
"О чем ты?", - спросила я, прекрасно понимая, о чем он говорит.
"Зачем ты все это делаешь? Ты же ради него это делаешь, не так ли? Этот мужчина тебя использует. Разве ты этого не замечаешь? Я уведу тебя отсюда. Одевайся и пошли. Он не тронет тебя больше", - предлагал он.
Что я могла ему ответить? Что все знаю! Что сама виновата! Что сознательно или несознательно, но без заставления, пошла на это. И что люблю его! И вот опять - меня пытаются спасти. От кого? От меня самой?
"Я это делаю по своей воле", - сказала я.
"Значит ты потаскуха!", - подвел итог он, - "И значит, обращаться с тобой нужно соответствующе!".
Он хотел дать мне пощечину, но я успела перехватить его руку. Он больше ничего не успел сказать. Я зарыдала, и просила его "вышвырнуть". Константин выполнил мою просьбу...
Я плакала не от обидных слов, услышанных от него, а от понимания того, что так и есть на самом деле. Тогда я наконец-то ему призналась, что внутри меня что-то ломается, что больше не вынесу разврата. И он заверил меня, что больше мужчин не будет...
Константин решил, что мои страдания касалось пошлых забав с мужчинами. Он так и не понял, что меня убивал разврат во всех его проявлениях.
Он воспевал мне серенады о том, что другие девушки однобокие и неинтересные. Я же - особенная! Я хотела ему нравиться, хотела быть особенной и идеальной для него. Он требовал и требовал от меня инициативы, и я решила как-то его удивить. Так я предложила сходить в стриптиз-клуб за мой счет.
В первый раз, когда мы пошли в мужской клуб, я представляла себя героиней из фильма про стриптизершу. Такая, уверенная в себе, дамочка, с сигаретой в руке, "выгуливающая" своего мужичка, разрешившая ему немного "побаловаться". Примерно так оно и было. В первый раз он был очень осторожен и не решителен. Девушка, одетая в чулках и длинном полупрозрачном пеньюаре, на высоченных шпильках, эротично танцевала возле пилона.
А мы, утопающие в мягких тканях кожаного диванчика, с нескрываемым интересом ее рассматривали и обсуждали все ее достоинства и недостатки - потрясающую гибкость, невысокий рост, полноватые ножки, идеально выпуклые, подтянутые ягодицы, слегка наметившийся, впрочем, вполне сносный животик, примерно третьего размера полную грудь, крепкие, рельефные руки и слишком простоватое лицо.
Когда она осталась в одном микро-белье и чулках, она подошла к нашему диванчику и продолжила свои эротичные движения уже рядом с нами, специально, подставляя свои бедра, чтобы мы вложили за резинки ее чулков деньги. Он попытался до нее дотронуться, но она тут же одернула его руку, задержавшуюся на ее гладких бедрах. Его глаза горели похотью, но он, как будто боялся моей реакции, все время озирался на меня, и после пары-тройки выступлений, мы ушли. Я думала, что это будет редкостью в наших отношениях. Однако это было только начало бурной жизни.
Встречаясь в очередной раз со мной, он как будто даже не стремился к уединению, а скорее спешил в увеселительное заведение. Все последующие разы, когда мы приходили в этот клуб или другой аналогичный, он уже вел себя раскрепощенно. Он был хозяином положения. Он платил, и девушки танцевали для него и возле него, иногда разрешая к себе прикоснуться. Я же курила в сторонке, стараясь сделать заинтересованное довольное лицо. Иногда, чтобы подыграть ему, и чтобы не чувствовать себя нелепо в таком месте, я просила его дать мне денег, и тогда девушки танцевали возле меня, а я осторожно, нежно их ласкала, думая, что со стороны все это красиво и сексуально смотрится. Это было крайне редко, так как он говорил, что денег у него не много, и он хочет сам получить удовольствие. А я могу и так подсесть ближе и потрогать девушку, они не возражали, когда я их трогала.
Не могу сказать, что смотреть на обнаженных, стройных, эротично танцующих девушек было неприятно. Наоборот, я всегда считала, что отношусь к тем немногим девушкам, которые без зависти, даже с восхищением, любованием могут наблюдать за другими девушками и спокойно обсуждать чужие "прелести". Но он своей ненасытностью и нескрываемой похотью к другим девушкам, своей невнимательностью ко мне, убил во мне какое-либо приятное желание.
Еще меня обижал тот факт, что имея возможность видеться только раз в неделю, он посвящал этот день не мне, а себе самому. Я была лишь частью его праздника, исполнителем одной из ролей. Я хотела быть с ним наедине, чтобы он был целиком мой, а он "бежал", пусть даже со мной, на какое-то шоу.
Мужские клубы были на самом деле "цветочками" среди всех наших непристойностей. "Ягодок" мы приглашали к себе, часто знакомясь в танцевальных клубах, кафе или на улице.
Он называл это охотой. А дичью были особи женского пола...
"Я хочу интрижки. Ну что поохотимся сегодня?", - стал он говорить от встречи к встрече, как будто уже без этого наши отношения стали не возможны.
Как-то он сказал: "Давай сегодня позовем твою подружку, с которой однажды гуляли?".
И он напомнил мне, кого имеет в виду. Ту девочку, к которой я его приревновала, и при которой он приревновал меня к мужчине. Только одного воспоминания о ней было достаточно, чтобы вспыхнула внутри меня ревность. Он настаивал, рассказывая, как все будет красиво, заверял меня в том, что будет чутким и внимательным. Я все еще хотела быть для него идеальной. И это желание - угодить любимому взяло верх над гордостью, ревностью и стыдом.
Мы снова гуляли втроем. И он старался обеим нам уделить одинаковую порцию своего внимания. Он заранее снял квартиру. Когда он предложил поехать туда, под предлогом "выпить шампанское в спокойной обстановке", она согласилась.
Мы общались, пили шампанское, а он клал нам в ротики, словно птенчикам, кусочки фруктов. Он все еще стремился к какой-то романтичной игре, но мне казалось, что это выглядит пошлее, чем, если бы мы сразу молча, повалились на кровать.
Когда он и сам понял, что все слишком затянулось, то, улыбаясь, сказал ей: "А теперь мы будем рассматривать твои прелести. Прошу пройдемте сюда".
Он взял ее за руку и потянул в сторону кровати. Она оглянулась на меня, ожидая моего согласия на все это. Я улыбнулась в ответ. Ей оказалось этого не достаточно. Какая сентиментальная!
И она сказала: "Это не правильно. Ева обидится".
А он ответил: "Ева не обидится. Ей самой этого хочется. Она у нас такая. Ей нравятся девушки!".
Как будто меня не было рядом! Все еще не веря в его слова, она повернулась в мою сторону. Я загадочно улыбалась.
Он стал ее раздевать, а она немного, для приличия, сопротивлялась.
"Ну, может не стоит?", - говорила она, поднимая руки, чтобы было удобно снять ее кофточку.
"Стоит, стоит", - убеждал, передразнивая он.
"Ну, это не правильно", - сказала она, когда уже осталась в одних трусиках.
"Правильно! Правильно!", - ответил он, и потянул за них.
"Встань и уйди!", - что-то кричало у меня внутри. Но я продолжила игру. Я не хотела, чтобы она увидела мою ревность, как будто это было постыднее, чем то, что я делала. Я не хотела расстраивать его. Он был инициатором. Все разрушить я не могла. Нужно дойти до конца.
Я прильнула губами к ее соскам, и стала ласкать их языком, вспоминая, как нравится мне самой, когда это делает он.
