"Нет в жизни счастья", - думал Леша.
Он медленно брёл домой из фотокружка в Дворце пионеров, неся в кармане сделанную им накануне с балкона, фотографию Феодосьевской церкви, на углу улицы Борчанинова. Церковь располагалась в пятидесяти метрах от Лёшиного дома, её периодически пытались реставрировать, но каждый раз неудачно. Последняя бригада реставраторов уже успела поднять леса до звонницы и добраться до купола колокольни... Затем, в очередной раз, объект обезлюдел.
Когда-то, в здании церкви, располагался хлебозавод. В середине 70-х, хлебозавод закрыли и городские власти решили сделать там органный зал. По слухам, даже орган заказали в Германии.
Бригада реставраторов начала работы снизу, и тщательно отмывала, шпаклевала и красила каждый кирпичик дореволюционной кладки. Получалось красиво.
Ранее, Лёше с друзьями, удавалось побегать по территории реставрируемого объекта и даже залезть на площадку колокольни... На потолке этой площадки виднелся открытый прямоугольный люк, ведущий внутрь самой высокой башни, с маковкой купола наверху. Встать на плечи другу, подтянуться, и можно было залезть на высшую точку... Но, до этого не дошло. Ребята поглазели на город с обзорной площадки бывшей колокольни и побежали вниз.
Кто же знал тогда, что там, в верхнем маленьком куполе, была спрятана казна храма, состоящая из золотых монет царской чеканки, впоследствии случайно найденная реставраторами и незаконно ими присвоенная?
"Вот повезло людям! - продолжал про себя Лёша. - Если бы не было среди них стукача, то можно было бы всю жизнь не работать. Казна большого храма - это солидный капитал. Да, тянуть им сейчас срок в местах не столь отдалённых. Надо быть поаккуратнее с разговорами. Люди имеют свойство стучать на ближних", - сделал он правильный вывод.
Леша вспомнил свою первую любовь - Олю Горелик. Тощая, маленькая, черноглазая девочка, похожая в профиль на стрелявшую в Ленина Фанни Каплан, училась с Лёшей в одном классе. Она имела пренеприятнейшую черту характера: стучала всем на всех. В тот момент, когда она рассказывала чью-нибудь очередную сокровенную тайну, порой даже интимного свойства, её глаза зажигались огнём, а голос начинал звучать по-особенному. Внешний вид Оли в такие моменты напоминал голодного, два дня некормленного котёнка, дорвавшегося до любимого корма.
"Тоже, наверное, мучается от своего словесного недержания, как я от пристрастия к конфетам, - предположил Лёша. - В то же время, по её внешнему виду незаметно, что она сильно страдает. Наоборот, очень даже жизнерадостный внешний вид, - отметил он. - Видимо я ещё плохо разбираюсь в людях".
Интуитивно чувствуя опасность, Лёша, двумя годами ранее, перевёл отношения с Олей Горелик в категорию поверхностно-приятельских. Забегая на 4 года вперёд, выяснилось, что не зря.
После окончания школы, Оля вышла замуж за их с Лёшей общего одноклассника, Юру Седых и родила дочь. Однажды, после рядовой семейной ссоры, закончившейся запуском летающих тарелок и синяком на руке, она накрапала заявление в милицию. Совершенно нормальный и адекватный парень Юра, попал под каток очередной всесоюзной кампании борьбы с хулиганством и угодил в колонию на 3 года. Отсидев из них полтора, он вышел по помилованию, развёлся и уехал жить на Украину. Больше, свою личную жизнь, Оле Горелик устроить так и не удалось.
Лёша попытался думать о чём-нибудь приятном.
***
Скоро конец первой четверти, праздник 7 ноября и демонстрация.
Традиционным развлечением Лёши и его друзей, на ноябрьской и майской демонстрациях, являлась стрельба из рогаток по воздушным шарам демонстрантов. Рогатки и пульки изготавливались накануне. С каждым разом, в уме рождались всё более усовершенствованные модели, тем более, что мать-учительница, не одобрявшая его развлечений, успевала найти и обезвредить предыдущие изделия.
Леша усмехнулся.
"Фиг с два ты у меня больше их найдёшь!", - позлорадствовал он. Совершенствовались не только орудия стрельбы, но места их хранения. Последний тайник, Лёша оборудовал под жестяным наружным подоконником на балконе. Изъяв с помощью стамески из-под подоконника один силикатный кирпич и получив просторную нишу, Лёша довольно осмотрелся.
Добраться до этой заначки, можно было только, вытащив гвоздь плоскогубцами и приподняв железяку. Зная мамину психологию и её несовместимость со слесарным инструментом, вариант с гвоздём прошёл в Лёшиной голове стадию утверждения, как оптимально отвечающий требованиям конспирации. Все запретные мелочи немедленно перекочевали в новый тайник...
***
Лёша вошёл в свой двор.
На подходе к дому, ему навстречу, попался озабоченный Саша Гусаров, по прозвищу Гусь, ученик вспомогательной (умственно-отсталой) школы N23. Гусь был старше Лёши на 2 года, поэтому он уже успел попробовать на вкус различные алкогольные напитки и "подружиться" с участковым. Гусь вдруг остановился и призадумался. Наконец, приняв решение, осмотревшись по сторонам и почему-то шёпотом, он сказал:
- Пойдём в подъезд, дело есть.
Вместе, друзья пересекли двор и нырнули в подъезд пятиэтажки.
- Выкладывай дело, а то я очень спешу, - Лёша подозрительно глянул на Гуся из темноты входного тамбура.
- Да вот..., тут такое дело... - переминался тот с ноги на ногу. Видно было, что ему не терпится поделиться информацией, но его гнетёт страх перед последствиями.
- Клянись, что Кассяра не узнает, - наконец выдавил он.
Кассярой звали Костю Тютикова, великовозрастного оболтуса, сына замдиректора научно-исследовательского института, где работал лёшин папа. Кассяра водил дружбу с гориллоподобным Вовой Сварщиковым из Лёшкиного дома, поэтому разборки с ними могли закончиться сотрясением мозга.
- Клянусь! - без раздумий поклялся Лёша. По глазам бедного Гуся было видно, что информация действительно представляет немалую материальную ценность.
Торжественность момента нарушила открывшаяся с улицы дверь в подъезд. Соседка с пятого этажа неодобрительно посмотрела на сборище заговорщиков и важно прошла мимо. "Завтра маме доложит. Будь готов к домашнему задушевному разговору", - подумал Лёша. В глазах соседей, семья Корешиных считалась эталоном, в отличие от Гуся, жившего в 2-х этажном бараке с печным отоплением и имеющего общепризнанный социальный статус, как "шпана подзаборная".
Проводив соседку взглядом и вздохнув с облегчением, Гусь произнёс:
- Кассяра с Вовчиком у меня в дровяннике настойку заныкали, на праздник, "Старка", два флакона. Что делать будем?
- А твой дровянник под замком? -деловито поинтересовался Лёша.
- Нет конечно, дрова кому нужны, а вот замок стырить могут, - провёл логическое умозаключение Гусь. - Подберут ключи и стырят, - добавил он.
- В таком случае, вперёд, пока они не перепрятали. У нас тоже праздник впереди. Скажешь, что уезжал к бабушке, когда вернулся - бутылок уже не было! - подвёл итог Лёша.
Вечером этого же дня, друзья пошли на дело. В результате, настойка была успешно экспроприирована и перенесена в другое укромное место.
- Горькая настойка "Старка", 43 градуса, - прочитал на витиевато-расписной этикетке Лёша. - Прекрасный вкус у твоих знакомых!
Тот гордо приосанился. Лёша открыл бутылку и отхлебнул.
- Фу, ну и дрянь! - начал отплёвываться он. Горечь колом встала у него в горле. - Не праздничный напиток, а лекарство для выведения глистов. - Лёша вспомнил, как он прочёл в журнале "Здоровье" статью про очищение организма травяными горечами пижмы и гвоздики.
- Закусывать надо - с видом знатока произнёс Гусь.
Про себя, Лёша отметил разительное несоответствие "антикварного" названия настойки и её дрянного вкуса. "Вот так бывает, в красивой упаковке завёрнута собачья какашка", - глядя на прекрасный дизайн этикетки пришла ему очередная мысль.
На следующий день выяснилось, что Лёша был прав: Кассяра с Вовчиком, нутром почувствовав измену, прямо с раннего утра явились перепрятывать бутылки. Гуся взяли ещё тёпленького, в собственном доме, состоявшего из маленькой комнатки в большой коммунальной квартире двухэтажного барака. Угроза инвалидности заставила многострадального Сашу Гусарова расколоться и сдать награбленное.
