Сердце забилось так часто, что, казалось, сейчас выпрыгнет изо рта. Инга охнула, прикрыла рот рукой. Краткого мгновения хватило, чтобы узнать в сутулой фигуре... Гришу Чернюшка.
Бред! Этого не может быть...
Инга вдруг вспомнила все до мельчайших подробностей - бисеринки пота и веснушки на носу, нервные пальцы, перебирающие скатерть, монотонный голос...
- Мы хотим доказать, что водные кластег"ы служат ячейками памяти, на которыг"ые записывается все, что ощущает вода. Пг"ичем каждая из них контг"олиг"ует опг"еделенный вид реакции на окружающую среду. Это уникальный пг"иг"одный компьютег" с собственным кодом, пг"едставляешь? И мы с Федог"ом Андг"еевичем пытаемся его расшифг"овать. Тебе совсем не интег"есно?
- Ну что ты, что ты, это так увлекательно. Продолжай, пожалуйста, - сказала она, набирая под столом очередное сообщение Гельке. Информационный шум ей никогда не мешал. Да и не сидеть же молча.
Неужели это в самом деле он? Но если Гриша выжил, то, значит... Есть надежда!
Чернюшок размахивал руками и шевелил губами, но Инга никак не могла уловить смысл. Вода дрожала, картинка ускользала и распадалась, превращаясь в несложный паттерн.
Рядом суетился Герман, перепаковывая рюкзак. Инга хотела позвать его, но боялась отвернуться. Вдруг Чернюшок исчезнет, как Горец в том каскаде? Нельзя отводить взгляд.
Гриша перемещался за водной стеной как рыба в аквариуме, не подозревающая, что за стеклом целый мир. Одичал? Сошел с ума? Конечно! Он не в себе. Если Левушка такое выкинул, не пробыв и пары часов в темноте, что говорить о человеке, который выживал тут почти год.
Инга пододвинулась чуть ближе к краю берега и тихо позвала:
- Гриша... Ты меня помнишь?
Чернюшок испугано втянул голову в плечи, прижался к стене. Беспорядочно замахал руками. Мельтешение струй стало сильнее. И вдруг из воды проступило лицо отца.
Ошибки быть не могло. Крупные черты. Высокий лоб с вечной вертикальной складкой. Даже когда он улыбался, казалось, что он недоволен. Старомодные очки, глубокие глаза, слегка обрюзгший тяжеловатый подбородок.
Изображение было недолговечным, но четко запечатлелось в памяти. Когда оно исчезло, Инга снова увидела Чернюшка. Он смотрел как тогда, когда она подробно объяснила, что ему ничего не светит.
Мысли, одна бредовее другой, проносились в голове. Неужели этим водяным шоу управляет Гриша? А что, если на самом деле никто никуда не пропадал? Просто отец со всей группой решили переселиться сюда, чтобы на практике проверить эту свою динамическую теорию? Может они расшифровали код и научились управлять водой?..
Гриша вновь замахал руками, и на сотканном из струй экране начали появляться новые картинки.
Река. Четыре человека стоят на утесе. Смотрят, как волны кидают каяк. Снова лицо, но совсем другое. Острое, опасное, глядящее хмуро и насмешливо.
Что все это значит? Зачем он ей это показывает? Они оба живы? Или оба мертвы? Что нужно сделать? И откуда Чернюшок знает Горца?
Или все это очередная галлюцинация? И не Чернюшок сошел с ума, а она...
Напряженные глаза щипало, слезы бежали по щекам, но Инга не моргала, боясь нарушить водяную магию.
Оба лица вместе на шоколадной стене. Четкие, словно вырезанные из камня.
Стоп-кадр.
Отец и Горец. Как живые, словно кто-то поставил их жизнь на паузу. Словно ей предлагали выбрать между ними. Но почему?
Отец. Горец. Отец. Горец.
Отец...
Когда ей позвонили и сообщили страшную весть, она не поверила. Все думала, что это чья-то злая шутка. Но о погибшей экспедиции раструбили по всем СМИ. Звонили друзья отца и родственники остальных пропавших. Одни приносили соболезнования, другие обвиняли отца в том, что погибли люди. Инга ничего не чувствовала. Ни через месяц, когда спасательно-поисковую операцию объявили завершенной, ни во время поминок. Осознание пришло гораздо позже, когда шумиха улеглась, и жизнь пошла своим чередом. Тогда ее и накрыло жесточайшим приступом депрессии. Хорошо, что рядом были Санька и Сема. Даже мама прилетела ненадолго. И, спустя какое-то время, Инга привыкла к мысли, что отца больше нет, хоть и продолжала мысленно разговаривать с ним.
Горец...
Поначалу она даже ощутила к нему симпатию. Оттопыренные уши придавали инструктору некоторую простоватость, но зато в нем чувствовались независимость. Он был настолько не похож на большинство ее прилизанных и приглаженных приятелей, что сперва Инга приняла его грубоватую манеру поведения за своеобразный мужской шарм. Ее всегда все любили. Друзья, учителя, сотрудники, многочисленные приятели и знакомые. И она хорошо относилась к людям. С Горцем не получилось. При более близком общении выяснилось, что его неотесанность совсем не так привлекательна, как показалось вначале. Это не было убежденностью опытного ловеласа, который твердо верит в принцип "чем меньше женщину мы любим...". Не было и завуалированной симпатией третьеклассника, который выбивает из рук понравившейся девочки портфель и дергает за косы. На ее женские уловки он смотрел с презрением и был непробиваем как стена. Даже улыбаться при встрече не считал необходимым, не то что сказать или сделать что-нибудь приятное. Во время тренировок она еще как-то терпела, но за неделю похода тощий асоциальный элемент умудрился взрастить в душе Инги жгучую неприязнь к себе.
Сейчас уязвленная женственность вновь всколыхнулась в ней. Но совесть кричала, что он пропал лишь вчера. Значит, шанс, что он жив, есть. Очень большой шанс.
Но почему она должна выбирать? Почему она? Разве это справедливо?
Экран стал прозрачным, и она прочитала по губам Чернюшка: "Ты готова!"
- Ты готова? - спросил Герман.
Она вздрогнула от неожиданности, но не потеряла угол зрения.
Герман нагнулся, озабоченно заглядывая ей в лицо. Инга, ни на секунду не отрываясь от призрачной тени, мелькающей за бегущей по стене водой, слегка толкнула его, чтобы не загораживал обзор.
- Нет!
Герман оглянулся, но ничего не заметил, потому что в этот самый момент Чернюшок слился со стеной.
- Передумала? Если ты хочешь остаться, я пойму.
"Г"ешение за тобой!".
Это тупик! Она не может взвалить на себя такой груз! Последние несколько месяцев она просыпалась и засыпала с одной мыслью - найти отца, но отнять у другого человека шанс на жизнь она тоже не могла.
- Я... я не знаю!
- Потерпи немного, лапуль. Все образуется, - Герман дотронулся до ее щеки теплой ладонью. - Ладно, я все-таки Семена возьму тогда. Вернемся через пару часов. У тебя все получится, ты сильная. Постарайся поспать. Да, и вот что... Налобник придется выключить, когда мы уйдем. Надо экономить аккумулятор.
Инга не отодвинулась от него, не отреагировала на пошлое, фамильярное обращение. Нужно сделать выбор.
Бриллиантовые брызги угасали, подтверждая, что время истекает.
"Г"ешение за тобой".
Шоколадная стена постепенно становилась обычной, мертвой, как прежде. Струи воды лениво сочились по ней, словно волшебного водного представления никогда и не было.
Да что со мной, сердито подумала Инга, пытаясь стряхнуть наваждение. Не нужно ничего решать. Все это стресс и сенсорная депривация. Нет ни Чернюшка, ни водяных картин. Ничего! Очередной выверт подсознания. Пора к врачу.
Она представила, как будет лежать на удобном кожаном диване и рассказывать обо всем своему психоаналитику в элегантном жемчужно-сером костюме. Та будет внимательно слушать, кивать идеально уложенной головой, и делать пометки в блокноте. За окном будет шуметь город, и постепенно ужасная река и пещера превратятся в кошмарный сон. Только и всего.
А раз это всего лишь сон, выбор очевиден...
