В ночь после слета я написал заметку о том, что в "Олимпийце" столкнулись две точки зрения на освещение исторических событий: ортодоксальная, страдающая субъективизмом, и новая революционная, лишенная идеологической окраски. Редактор отдела, поручивший писать о слете историков, прочтя заметку, посмотрел на меня внимательно и попросил его выслушать. Затем корректно и не спеша просветил насчет борьбы разных научных школ, одну из которых возглавляет известный историк, редактор газеты "Правда", академик Виктор Афанасьев. Моя же заметка, пусть косвенно, пропагандирует взгляды популиста Афанасьева Юрия. Думаю, ясно, что заметка опубликована не была. Мог ли я знать, что стал маленьким свидетелем зарождения большой бури, которая, породив очень скоро межрегиональную депутатскую группу (в неё войдут Рой Медведев и Юрий Афанасьев), поглотит академика Афанасьева с его великой КПСС?
Командировка в Москву дала немало пищи для размышлений. Как и две недолгие поездки во Вроцлав, о которых упомянуто в главе "Мой рок-н-ролл". Многое из увиденного в Польше станет через несколько лет нормой и для нашей страны. За границей же впервые пришло осознание того, что можно жить по-другому, без идиотских идеологических ограничений, оставаясь свободным внутренне и публично. Замечу: упрощение массовых контактов советских людей с поляками стало возможным после московской встречи Горбачева с руководителем Польши Войцехом Ярузельским в апреле 1987 года.
Моя революция
В запорожской журналистской среде пример "Правды" вдохновлял, конечно, не только меня. Своя перестройка началась и в "КоЗе". Участвуя в эксперименте по развитию молодежной прессы, "внедрили" новые темы, сменили формат и периодичность выхода. Стали публиковать еще не изданные рукописи известных авторов, с ними Пивненко договаривался через свои московские связи. (Многие годы "Комсомолець Запор╕жжя" выходил трижды в неделю на 4 полосах большого формата. В 1987-ом стал первым в Украине еженедельником, выходя большим форматом на 12 страницах. С 1989-го вернулись к малому формату на 16 полосах. В 1990-ом газета стала русскоязычной, в 1991-ом сменила название на "МИГ".) Мне тогда работалось вдохновенно и очень здорово!
Летом 88-го в Москве прошла Девятнадцатая Всесоюзная партконференция, принявшая несколько революционных решений, внесшая в Конституцию поправку о создании Съезда народных депутатов - высшего органа власти в стране. Вскоре вышел Указ Президиума Верховного совета СССР о порядке проведения митингов, уличных шествий и демонстраций, легализовавший действия активистов (их обозвали неформалами), ведущих свою агитацию в центре города на Фестивальной площади . Начавшаяся же избирательная кампания по выборам депутатов Первого съезда народных депутатов позволила (впервые в Советском Союзе!) публично обсуждать разные предвыборные программы.
Все понимали: для страны, нуждающейся в коренных преобразованиях, предстоящий съезд станет этапным. Важно было послать на него от области думающих, прогрессивных людей. Наша интеллигенция совместно с радикалами-неформалами поддержала журналиста Виталия Челышева, чья репутация профессионала и человека порядочного не вызывала сомнений. Виталий, к тому времени перешедший из "КоЗы" в "Индустриальное Запорожье", шел на выборы как независимый кандидат. Допустить этого партийная номенклатура не захотела, выскочку-журналиста стали изощренно дискредитировать. Даже некоторые коллеги-индустриальцы, с одобрения редактора Петра Горбачева, отметились гнусным коллективным письмом в своей же газете.
И все же Челышев победил. Кроме него народными депутатами от области избрали еще шестерых, в том числе первого секретаря Запорожского обкома партии Григория Харченко. Заседания Первого съезда (с 25 мая по 9 июня 1989-го) транслировались по радио и ТВ, подобного в СССР прежде не было.
В Москве, Ленинграде, Киеве все бурлило. В Запорожье, несмотря на перестроечное словоблудие на всех уровнях, ничего не менялось. На фоне всей страны область выглядела таким болотом, что даже "Правда" 5 августа отреагировала на ситуацию публикацией под характерным названием "Ностальгия по застою".
Брожение национально-демократических идей в обществе к осени оформилось в общественно-политическую организацию "Народный рух Украины за перестройку". Но если киевские партийные вожаки пытались наладить диалог с руховцами, то у нас "националисты" оказались практически вне закона. Учредительная конференция запорожской организации прошла под открытым небом на Хортице, провести её в ДК Днепровского электродного завода не позволил горисполком. О руховских вождях Черноволе и Лукьяненко официальные областные СМИ писали как о преступниках и насильниках. Не верить этому было сложно, оба на самом деле провели в тюрьмах не один год. Понятно, что населением РУХ воспринимался очень неоднозначно.
Многое и меня смущало. За информацией, дабы разобраться, приезжал на Фестивальную, превратившуюся в своеобразный Гайд-парк, где социально-активные горожане обсуждали самые горячие экономические и политические события. Здесь же можно было достать "самопальные" руховские информационные вестники, примитивно исполненные, но содержащие полезные сведения. Кроме РУХа, возникли другие общественные движения (позже из них вырастут "Мемориал", "Просв╕та", "зеленые", анархо-синдикалисты), на площади можно было узнать мнения людей по любому вопросу.
Смешавшись с толпой, я слушал все pro и contra, вставлял свои пять копеек, взвешивал, делал выводы. Руки чесались по честной неподцензурной работе, хотелось писать о том, что бурно и непонятно творилось вокруг. Разобраться было непросто, и я читал центральную прессу, "совмещал" прочитанное с личными наблюдениями, вникал, анализировал - думал. И старался быть объективным в своих писаниях, подбирая слова единственно точные, приводя аргументацию каждой стороны. И если были у неформалов дельные предложения, то говорил об этом. Местные же партийные СМИ ничего позитивного в уличной демократии в упор не видели. Всех, кто без санкции сверху "открывал рот", газеты причисляли к экстремистам, а высказываемые ими идеи объявляли неконструктивными. Личная точка зрения редактора "Комсомольця Запор╕жжя" всегда тоже совпадала с официальной. Пивненко правил мои материалы, сглаживая острые углы, вычеркивая некоторые формулировки, иногда искажая истину "в пользу" обкома. Я в таких случаях защищался, прячась за псевдонимом.
Но заставить людей молчать было уже нельзя. Критика партийных начальников, требования отмены 6-й статьи Конституции СССР (в ней шла речь о руководящей роли КПСС) открыто звучали все чаще и убедительней.
Под давлением демократических настроений в сентябре 89-го ушел в отставку Владимир Щербицкий, возглавлявший компартию Украины 17 лет. Позиция нового первого секретаря ЦК КПУ Владимира Ивашко порадовала своей прогрессивностью. В большой программной статье, которую я внимательно прочитал, главный коммунист Украины призывал к сотрудничеству с неформалами всех мастей и расцветок. В Ленинграде прошла Всесоюзная конференция демократических движений, в соседнем Днепродзержинске городская газета опубликовала выступления делегатов первого съезда Руха. В Запорожье в это же время милиция изымала у распространителей самиздат и даже применяла против активистов дубинки. Организаторов митинга, прошедшего возле мединститута, обвинили в разжигании межнациональной розни. Использование желто-синего флага пресекалось милицией.
Регулярно промывать мозги журналистам тоже не забывали. Сотрудников радио, прессы и телевидения раз в месяц - по четвергам - собирали в актовом зале Дома печати, где, кроме профессионально полезных лекций, мы иногда слушали примитивные агитки в исполнении секретаря обкома партии по идеологии Александра Воробьева. 17 октября 1989 года "Индустриалка" напечатала статью Воробьева, где он писал: "Возникшие в последнее время общественные формирования и движения выражают интересы и устремления какой-то группы, но не всего советского народа. Силы, пытающиеся себя противопоставить КПСС, раскалывают общество".
