Я жил в провинции...

Рассказ о себе в контексте времени

Пам"ять - усе, що тоб╕ залиша╓ться

п╕сля того, як мине ш╕стдесят чотири.

Юр╕й Андрухович

Кто жил и мыслил, тот не может

В душе не презирать людей...

А.С. Пушкин

Несколько слов от автора

"Времена не выбирают, в них живут и умирают", - написал когда-то русский поэт Александр Кушнер. Мне выпало присутствовать на нашей планете в 50-90-е годы прошлого века и первые десятилетия века нынешнего. В стране, именуемой Советским Союзом, позже - в независимой Украине.

Эпоха СССР в истории ХХ века оставила специфические, во многом трагические, отметины: ленинизм, сталинизм, ГУЛАГ, диссидентство, ВЛКСМ (комсомол), КПСС (Коммунистическая партия), Пражская весна (1968 г.), Афганская война (1979-1989 гг.), период застоя (пребывание у власти Л. И. Брежнева)... С этим в разной мере соприкоснулся каждый советский человек.

Как ни банально, но самое быстротечное - таки время. Прекрасно помню, как тускло людям думающим жилось при Брежневе. Казалось, что коммунистический режим вечен. Куда там! Ушли в прошлое КПСС, КГБ, комсомол, прочие "первичные признаки" развитого социализма. Многие, например, помнят, какую должность занимал Леонид Ильич?

Прожив 66 лет, половина которых отдана журналистике, накопил (в памяти, домашнем архиве) немало информации, полезной для тех, кто пришел позже и еще придет. То, о чем пишу в книге "Я жил в провинции...", отражает процессы, происходившие когда-то во всей стране. Разве что в Москве, Ленинграде, Киеве масштаб событий отличался от запорожских...

Юрий Гаев

Моя Колыма

В далекий, холодный край, где сгинула уйма зэков, я попал, когда мне было шесть месяцев, старшему брату на два года больше, маме с папой, соответственно, 27 лет и 29. Мы, дети, очутились на Колыме по воле родителей, родители, если говорить пафосно, по зову партии. Привлечение людей для освоения отдаленных районов Крайнего Севера называлось оргнабором рабочей силы. В домашнем архиве храню литературно-художественный журнал "Дальний Восток" ╧ 6 за 1952 год. В нем есть очерк Петра Нефедова "Колымские металлисты", один из героев которого молодой инженер Александр Гаев. Выпускник Уральского политехнического института, защитивший диплом на "отлично", работал на Зуевском литейно-механическом заводе конструктором, начальником технологического бюро, начальником механического цеха. Но хотелось Александру использовать свои знания полностью, и (цитирую П. Нефедова), "посоветовавшись с женой, он решил поехать на Дальний Восток. "Промышленность там растет, кадры нужны, - рассуждал молодой инженер, - найду применение своим знаниям и я". Эта мысль совпала и с желанием жены Раисы Павловны, педагога по образованию".

Глава об отце называется "Настойчивость" и рассказывает о том, как упорно инженер Гаев, сидя ночами над чертежами, искал и нашел новый способ нарезки резьбы на станках, взамен простого, но дорогого способа нарезки с помощью лерок. Есть в очерке и такой абзац: "В эти ночные часы, когда все в доме засыпало, Александр нередко подходил к кроваткам сыновей, Жени и Юры, и, слушая их легкое, ровное дыхание, вспоминал свое детство, родной Тагил, отца - потомственного уральского рабочего. Нелегко было отцу вырастить шестерых ребят, вывести их в люди. Не знал он, умирая в 1933 году, что его, четвертый по счету, маленький Сашка будет инженером, но верил старый рабочий, что советская власть выведет всех ребят на широкую, светлую дорогу. Вспоминались Александру военные годы и фронт, тяжелое ранение, госпиталь. И именно в эти минуты он с еще большим упорством склонялся над чертежами и искал, искал".

Подобных журналистских штампов в очерке "Колымские металлисты" немало. Но я-то знаю, что за шаблонными советскими формулировками стоят конкретные факты жизни моих родителей. Факты реальные и далеко не банальные.

Мой русский по национальности папа родился в сентябре 1921-го. К началу Великой Отечественной исполнилось ему 20 - призывной возраст. На фронт ушел в числе первых, попал с Урала на Украину в 63-й танково-стрелковый полк. И вот стрелки, среди которых не женатый еще отец, сидят в окопах, ждут команды идти в атаку. В это время засевший на высоком дереве немецкий снайпер, выбравший в качестве цели лоб одного из солдат противника, жмет на курок. Отец привстает, готовясь выскочить из окопа, в общем порыве кричит "ура", и немецкая пуля входит ему не в лоб, а в открытый рот, пробивает щеку и выходит через плечо.

В результате тяжелого ранения рядового Гаева после длительного лечения демобилизовали. Так что повоевал он всего два месяца. Госпиталь, в который попал после контузии, размещался в Троицком соборе Новомосковска Днепропетровской области. (Спустя годы отец специально привезет меня и брата в эту построенную еще в XVIII веке церковь.) Долечивать левую лопатку и плечо пришлось уже в Ереване.

Мою еврейскую маму с родителями, братьями и сестрой война застала в Кривом Роге. Слухам о том, что немцы будут расстреливать евреев, они не верили и не хотели эвакуироваться. Но в итоге успели сесть в один из последних эшелонов, с которым добрались до столицы Армении. В Ереване 20-летнюю Раю Вильтман судьба свела с 22-летним Сашей Гаевым, пациентом эвакогоспиталя ╧1530. Безмерно корю себя, что так и не расспросил родителей о подробностях их знакомства. Знаю только, что расставаясь надолго (Саша уехал на Урал поступать в вуз, фронтовиков, к слову, брали без экзаменов, Рая готовилась в Ереванский пединститут), папа поцеловал маму и сказал, что очень надеется на её еврейское благоразумие.

Когда родители поженились, мама перевелась на заочное отделение и переехала к отцу в Нижний Тагил. В 1948-м она родила в Запорожье, где осели после эвакуации её близкие, моего старшего брата Женю. В том же году семья перебралась в Зугрэс Сталинской (Донецкой) области, куда отца направили после окончания института.

Название "ЗуГРЭС" является аббревиатурой и расшифровывается как "Зуевская государственная районная электрическая станция". Строили станцию в 1929-1932 гг. Первое, что родители сделали, вселившись в выделенное им жилье, купили веник. Табуреты и стол отец смастерил из тарных ящиков. В этом небольшом городе в феврале 50-го на свет появился я. Папа к тому времени дорос на заводе до начальника цеха, мама работала в школе учителем русского языка и литературы. Жизнь налаживалась. Спустя, однако, несколько месяцев после моего рождения мы оказались на Колыме. Что же заставило успешных, вроде, родителей, прихватив малышню спешно завербоваться на Крайний Север?

Время, напомню, было сталинское послевоенное. Страну заполонили "вредители", "космополиты", "врачи-убийцы". Когда в механическом цеху Зуевского завода поломался американский, пришедший по ленд-лизу, станок, кто-то усмотрел в этом диверсию. Моему отцу, как начальнику, приказали написать донос на одного из рабочих. Дескать, не так обслуживал станок и специально вывел его из строя. Папа встал перед выбором: подлость или порядочность, благополучие семьи или неизбежные, кто знает какие, проблемы? Он нашел выход, уехав из Зугрэса как можно дальше. Представляю, как трудно далось такое решение! Мама хотела остаться с двумя детьми на руках у своих родителей в Запорожье. Но родители ей сказали: "Вышла замуж, значит должна быть с мужем". И все четверо Гаевых уехали в никуда.