Я надеялась провести отпуск с семьей в Ламберхерсте вдали от политики, но этому не суждено было случиться. Телефон беспрестанно звонил, и Тед и другие побуждали меня еще подумать над новыми схемами. Затем меня вызвали на еще одно совещание в пятницу 16 августа. Тед, Роберт Карр, Джим Прайер, Уилли Уайтлоу и Майкл Волфф из Центрального офиса – все были там. Было ясно, что их целью было силой заставить меня озвучить в предвыборном манифесте отмену налогов на время работы парламента.

Я возражала против этого по все той же причине, что выступала против обещания 9,5 % в ипотечных кредитах. Но контуженные своим неожиданным февральским поражением Тед и его окружение так хотели быть переизбранными, что хватались за любые соломинки, точнее, «изюминки» манифеста.

Было несколько способов увеличить доходные статьи расходов на местные нужды. Нам всем очень не хотелось смещаться к системе, посредством которой центральное правительство просто обеспечивало местное правительство целевыми субсидиями. Поэтому я сказала нашему кабинету, что реформированный налог на недвижимость будет наименьшим из всех зол. Но из глубины сознания родилась еще одна идея о сопровождении налога на недвижимость местным налогом на бензин. Конечно, было много возражений против обоих, но это было лучше, чем повышение подоходного налога.

Для моих коллег первостепенное значение имело обещание отменить налоги, и Тед на этом настаивал. Я была расстроена и возмущена тем, что меня снова толкали к непродуманной политике. Но я подумала, что если совместить осторожность в деталях с репрезентативной бравадой, на которую я способна, то я смогу заставить нашу программу налоговой и жилищной политики завоевать голоса. На этом я и сосредоточилась.

Вечером в среду 28 августа на пресс-конференции я представила пакет мер, основанных на ипотечных ставках в 9,5 % и отмене налогов, который, как описал бывалый журналист «Ивнинг Стандард» Роберт Карвел, «был принят тертыми репортерами почти так же хорошо, как и шерри», предоставленное Центральным офисом. По общему мнению, это был лучший эффект, произведенный партией в период после провала на февральских выборах.

Ассоциация строительных обществ приветствовала ипотечные ставки в 9,5 %, но сомневалась в моих расчетах. Я возмущенно сказала, что это их расчеты неверны, и они отступили. Среди рядовых членов партии, которых мы должны были заново завоевать, наше ипотечное предложение было чрезвычайно популярно. То же было и с обещанием по налогам. Лейбористская партия была в замешательстве, и, что было для него необычно, Тони Кросланд отреагировал эмоционально, назвав эти предложения моим «Безумием в летнюю ночь». Вся эта шумиха была хороша и для меня лично. Хотя я не знала об этом тогда, этот период и кампания в октябре 1974 г. позволили мне произвести благоприятное впечатление на всех консерваторов, без чего моя будущая карьера, несомненно, была бы совершенно другой.

Хотя обязанности представителя теневого кабинета по вопросам окружающей среды отнимали большую часть моего времени и энергии, с конца июня я стала частью проекта, имевшего серьезные последствия для Консервативной партии, страны и меня лично. Организация Центра политических исследований (ЦПИ) – это скорее дело рук Кита Джозефа. После краха правительства Хита Кит был уверен в необходимости основательно переосмыслить нашу политику. Для этого Кит подходил идеально. Он глубоко интересовался экономической и социальной политикой, имел опыт работы в правительстве. При этом у него была удивительная способность завоевывать дружбу и уважение людей с разными взглядами. Он производил сильное впечатление своей убежденностью и мог смело высказывать непопулярные взгляды враждебной аудитории, хотя от природы был очень застенчив. Он был почти слишком хорошим человеком для политики, а ведь без некоторого числа таких людей политика была бы просто невыносима.

Я бы не стала лидером оппозиции и не достигла бы многого в качестве премьер-министра, если бы не Кит. Справедливости ради надо сказать, что и Кит не смог бы достичь многого, если бы не ЦПИ и Альфред Шерман. Помимо того, что Альфред был евреем, он и Кит имели очень мало общего, и на первый взгляд трудно было поверить, что они в принципе могут работать вместе. Альфред был по-своему очень ярок. Он внес свой пыл новообращенца (сначала он был коммунистом), свою начитанность и свой талант азартного спорщика в дело создания нового типа консерватизма свободного рынка. Как мне казалось, он больше интересовался философией, лежащей в основе политики, нежели в самой политикой. Ему лучше удавалось опровергать небрежно построенные аргументы, нежели разрабатывать оригинальные идеи. Сила и ясность ума, полное безразличие к тому, что люди о нем думают, делали его совершенным дополнением и антиподом Кита. Альфред помог Киту превратить ЦПИ в электростанцию, производящую альтернативный консервативный образ мышления по экономическим и социальным вопросам.

Вначале я не принимала участия в этой работе. В марте Кит добился одобрения Теда на создание группы по исследованию экономики других стран Европы, особенно так называемой социально-рыночной экономики, существовавшей в Западной Германии. Тед посадил в совет директоров ЦПИ Адама Ридла, своего советника по экономике со времен Департамента консервативных исследований, но в остальном Кит был предоставлен самому себе.

Я была впервые непосредственно вовлечена в деятельность ЦПИ в конце мая 1974 г. Не знаю, планировал ли Кит когда-либо пригласить других членов теневого кабинета присоединиться к его Центру. Позиция Кита была уязвимой, существовал страх спровоцировать гнев Теда и насмешки комментаторов левого крыла. Но я ухватилась за шанс стать вице-председателем Кита.

ЦПИ был чрезвычайно небюрократическим учреждением. Альфред Шерман ухватил его главную суть, сказав, что он был «вдохновителем, агентом перемен и политическим ферментом». Изначально предложенный подход социального рынка не принес особых результатов, хотя памфлет под названием «Почему Британии нужна социально-рыночная экономика» был опубликован.

То, что Центр стал разрабатывать после, было обусловлено желанием выставить на всеобщее обозрение недальновидность и обреченность на провал вмешательства правительства в экономику. Он продолжил привлекать политические аргументы в открытых дебатах на самом высоком интеллектуальном уровне. Целью было подтолкнуть изменения. Чтобы этого добиться, использовалась еще одна фраза Альфреда: «вообразить невообразимое».

Кит решил выступить с циклом речей летом и осенью 1974 г., в которых он представлял анализ того, что пошло неправильно и что следует делать. Первая речь, целью которой, помимо прочего, было вызвать интерес среди тех, кто организовывал сбор средств на благотворительные нужды, была произнесена в Апминстере в субботу 22 июня. Черновик написал главным образом Альфред. Но, как всегда, Кит добавил бесчисленное количество комментариев. Все его замечания были внимательно рассмотрены, а текст сокращен, чтобы избежать многословия. В речах Кита строгий анализ и точность языка всегда преобладали над стилем.

Апминстерская речь вызвала ярость Теда и партийного истеблишмента, потому что Кит осветил ошибки и консервативного, и лейбористского правительства, говоря о «тридцати годах социалистического образа действий». Он прямо сказал, что государственный сектор «откачивал богатства, созданные частным сектором», и поставил под сомнение ценность государственных «инвестиций» в туризм и развитие университетов. Он осудил социалистическую вендетту против прибылей и отметил вред, который контроль в сфере арендной платы и муниципального жилья нанес трудовой активности. Наконец, он сказал об «унаследованных противоречиях… смешанной экономики». Это была короткая речь, но она произвела мощный эффект, не в последнюю очередь потому, что люди знали, что это только начало.

Я многому научилась у Кита и Альфреда. Я стала регулярно обедать в Институте экономических отношений, где Ральф Харрис, Артур Сэлсдон, Алан Уолтере и другие, те, кто был прав, когда мы в правительстве были так ужасно не правы, были заняты разработкой несоциалистической экономики и общественного развития Британии. Я иногда обедала с профессором Дугласом Хэйгом, экономистом, который позднее стал одним из моих неофициальных советников по экономике.