В то время, когда даже консервативные органы просвещения были заражены вирусом общеобразовательности, мой подход давал реальную возможность спасти хорошие местные классические школы. С точки зрения управления невыгодно было то, что изучение многочисленных индивидуальных предложений означало отсрочку в ответе министерства. Меня критиковали за то, что я задерживаю намеренно, чтобы отсрочить закрытие многих классических школ, но это было несправедливо. Я была заинтересована в скором ответе.
При всей шумихе, вызванной из-за изменения политики, практические результаты были ограниченны. За все время моей работы министром образования мы рассмотрели где-то 3600 предложений по реорганизации – большая часть из них была предложениями по трансформации школы в общеобразовательную, – из которых я отвергла только 325, то есть примерно девять процентов. Летом 1970 г. казалось возможным, что большее число администраций решит изменить или отменить свои планы. Например, Бирмингем, который контролировали консерваторы, представлял один из первых органов просвещения, одобривших циркуляр 10/70. Там велось жестокое сражение, чтобы спасти тридцать шесть городских классических школ. Но в 1972 г. лейбористы захватили контроль и продвинули свои собственные планы по общеобразовательности. Я отвергла шестьдесят из 112 предложений в июне 1973 г., сохранив восемнадцать городских классических школ.
Похожим образом совет Ричмонда в Суррее отказался работать по программе, изложенной в циркуляре 10/65 лейбористского правительства, но в сентябре 1970 г. большинство проголосовало за отмену отличий между школами. У меня не было выбора, и я одобрила изменения на следующий год.
Должно быть, самые трудные решения я должна была принять по поводу совета Барнета. Там провели опрос среди родителей, из которых семьдесят девять процентов явно хотели отменить отличия между школами. Барнетский проект наткнулся на жесточайшее сопротивление, и в январе 1971 г. я получила 5400 писем протеста. В следующем месяце я одобрила проект, согласно которому закрывались две классические школы, но оставила третью. В апреле я спасла еще одну классическую школу, а в июне заблокировала еще два плана по реорганизации, сохранив среднюю современную и еще одну классическую школу.
Большая часть городских средних школ в сентябре превратилась в общеобразовательные. Местные органы власти продолжали реализовывать свои планы. Крайст Колледж и классическая школа Вудхаус были главной костью раздора. Они оставались классическими, когда я стала лидером оппозиции в 1975 г., и вошли в единую общеобразовательную систему (Вудхаус в качестве подготовительного колледжа) лишь в 1978 г., после того как лейбористский Закон об образовании 1976 г. вычеркнул параграф 13 и утвердил единую общеобразовательную систему в центре Англии и Уэльсе.
В ретроспективе очевидно, что почти одержимая озабоченность образовательными структурами характеризовала 1960-е и 1970-е гг. При этом теоретики образования демонстрировали самонадеянность, когда заявляли, что есть только одна система, которая при любых обстоятельствах и для всех будет лучше прочих.
Для меня Министерство образования стало отличной подготовкой к премьерству. Я подпала под непрерывную атаку, которая лишь отдаленно была связана с моими преступлениями.
Споры вокруг классических и общеобразовательных школ приносили лишь часть неприятностей, надо признать, что многие, не только консерваторы, поддерживали меня. А кроме того, я добивалась положительных результатов. Например, я была скромно названа спасителем Открытого университета. В оппозиции И. Маклеод и Эд. Бойл публично выступали против него. И хотя его закрытие не было частью предвыборного манифеста, многие люди ждали его исчезновения. Но я была искренне увлечена идеей «Университета на радиоволнах», будучи уверенной, что это недорогой способ обеспечить широкий доступ к высшему образованию, а учителя-практики получат от него значительную пользу. Это давало людям второй шанс в жизни. При условии, что я сокращу число принимаемых студентов и найду другие способы экономии, мои коллеги по кабинету министров позволили Открытому университету продолжить работу.
Были и другие дискуссии по поводу государственных расходов осенью 1970 г. У казначейства был небольшой список по сокращению образовательного бюджета, включая сюда расходы на библиотеки, музеи, школьные обеды и молоко для учеников. Я убедила кабинет отказаться от введения оплаты за пользование библиотеками, но вынуждена была согласиться на платное посещение музеев, сохранив один день для свободного посещения.
Следующей уступкой экономии стала ликвидация бесплатных завтраков. Казалось, не было причины, по которой семьи, могущие себе это позволить, не могли бы делать чуть большие взносы в оплату школьных обедов. Я полагала, что смогу защитить эту меру, если продемонстрирую, что часть сэкономленных денег пойдет на более важные цели, нами поставленные, а именно: на осуществление строительной программы начальных школ. И в рамках бюджета Министерства образования казалось логичным, что расходы на образование важнее, чем расходы на «благосостояние», которые в основном подпадали под деятельность департамента социального обеспечения, которым руководил К. Джозеф.
Что касается молока, существуют разные взгляды по поводу того, насколько оно полезно для здоровья. К тому же к 1970 г. было мало малоимущих детей, для которых школьное молоко являлось существенной частью рациона. Тони Барбер, ставший канцлером казначейства в июле 1970 г., после смерти Иэна Маклеода, хотел, чтобы я вообще отменила бесплатное школьное молоко. Но я сумела защитить политику увеличения цен на школьное питание и отмену бесплатного молока в начальных школах. Эти меры означали: дети, нуждавшиеся в молоке по медицинским показаниям, продолжали получать его вплоть до перехода в среднюю школу. В общем и целом, я эффективно отстояла образовательный бюджет.
Это обстоятельство не осталось незамеченным и в прессе. «Гардиан» отмечала: «Школьные обеды и молоко стали главными жертвами в высшей степени незначительного покушения на образовательный бюджет. Миссис Тэтчер одержала победу, сохранив важную программу по постройке школ и повернув ее в сторону замены старых начальных школ». Было приятно это читать.
Но шесть месяцев спустя мы должны были представить законопроект, отменяющий обязанность местных образовательных органов обеспечивать учащихся молоком и позволяющий им продавать его по низким ценам. Это дало парламентариям-лейбористам возможность сеять панику. Однако и до того газеты извлекли скандальные возможности из историй о школьных обедах. В частности, в одной заметке прозвучало, что некоторые местные органы образования собираются брать деньги с детей, приносящих с собой в школу бутерброд на обед. «Дети с бутербродами под угрозой штрафа» – так это выразила «Сан».
Я издала циркуляр, запрещающий такую практику. Но эта история вновь привлекла внимание к увеличению стоимости школьных обедов. Старые доводы о «позорности» льгот по нуждаемости, с которыми я познакомилась в качестве парламентского секретаря в 1960-е, снова всплыли на поверхность. Было заявлено, что дети из бедных семей, получающие право на бесплатные школьные обеды, будут унижены, когда более состоятельные дети будут платить за свои. Возможно, непродуманно я выступила по телевидению с предложением, чтобы матери посылали в школу деньги в конвертах. Учителя могли бы класть сдачу обратно в конверты. Ребенок, имевший право на бесплатный обед, приносил бы конверт с монетами, который бы ему учитель просто возвращал. Это лишь дало истории новый толчок.
В любом случае уже скоро «молочная склока» положила конец дебатам об обедах. «Гардиан» описывала образовательный «молочный» законопроект как «карательный, не имевший права быть озвученным в парламенте». «Дэйли Мэйл» посоветовала мне «подумать еще раз». «Сан» вопрошала: «А человек ли миссис Тэтчер?» Кажется, это был выступавший на партийной конференции лейборист, который подарил прессе броский заголовок «Миссис Тэтчер – воровка молока».
