- Может быть, один из них и есть Севин отец? - мелькнуло в моей полупустой, замёрзшей голове.
Когда гроб опускали в могилу, расположившийся немножко в отдалении духовой оркестр, состоявший из пятерых красноносых пенсионеров-алкашей, немного фальшивя, но очень бодро заиграл Интернационал.
А потом яму с Севиным гробом засыпали бурой землёй, перемешанной с кусочками льда и смёрзшегося снега, и забросали венками и цветами. Я заметил, что (как бы по странному совпадению) рядом с Севиной оказалась могила уже довольно давно умершего и тоже очень мало жившего юноши. На его обледеневшем, гранитном надгробии с трудом читалась полустёртая надпись: "Пусть жаворонок, пролетая над тобой, поёт свою самую нежную песнь"...
Но, какой, к чёрту, жаворонок в этой снежной пустыне, - одно вороньё!
После похорон все были приглашены к Севе на квартиру - на поминки. Несмотря на то, что Питончик активно агитировал меня пойти - "отогреться", - я решил возвращаться домой, - не мог больше слушать причитаний Севиной мамы и смотреть на её горе... На душе и так уже было невыносимо грустно.
....................................................................................
На следующий день, в институте, побывавший на поминках Паша-Питончик сообщил, что у Севы был рак лёгких и, что он почти два года жил с одним лёгким, пока - как раз накануне поездки к бабушке в Ленинские грязи - на втором не началась пневмония. Питончик вручил мне "Новеллы" Вашингтона Ирвинга: книгу передала Севина мама, попросив сказать, что сын читал её в последние дни в больнице.
Придя домой, я засунул Ирвинга на его прежнее место, на книжной полке, и решил больше никогда не прикасаться к этому объёмистому томику. Пусть себе стоит... Я чувствовал, что между его страниц бродит Севина душа, - зачем её тревожить?...
....................................................................................
Зазвонил телефон. Я обрадовался, услышав в трубке нежно-бархатный Сарочкин голосок, и улыбнулся..., и прекрасная жизнь снова быстро понесла меня, - уже без Севы Лапкина...
Париж, 1997 г.
ДВОЙНОЕ ПАРИ
Дело было летом 1985 года. В Москве в то время устроили Международный молодежный фестиваль. Я с другими комсомольцами - сотрудниками нашего научно-исследовательского института - работал на обслуживании этого мероприятия. Наша деятельность, как тогда говорили, была важным общественным поручением, и нас даже освободили от основных обязанностей в институте. Главной, поставленной перед нами, задачей было дневное дежурство в залах Третьяковской галереи и помощь служителям музея и милиции в охране порядка.
Нам бесплатно выдали специальную униформу: хлопчатобумажные бежевую куртку, голубенькие штаны и белую футболку, - всё это - с эмблемами фестиваля. Одежду изготовили где-то в Прибалтике, - в России подобную "роскошь" в то время пошить было практически невозможно.
Перед заступлением на первое дежурство нас проинструктировал заместитель директора института по режиму - отставной кэгэбэшный полковник Гвозденко. Нас всей гурьбой запустили в его бездонный, отделанный рыжей фанерой, кабинет. Бульдожье, цвета красного кирпича лицо полковника покачивалось над массивным письменным столом под огромным портретом Ильича.
Гвозденко рассказал о сложной международной обстановке и о враждебном окружении Советского Союза и просил нас не вступать в какие-либо политические дискуссии с иностранцами, которые будут посещать Третьяковку. В заключении нам было поручено останавливаться невдалеке от групп интуристов, сопровождаемых экскурсоводами, и прислушиваться к разговорам иностранцев. В случае если до нас дойдут какие-нибудь критические замечания в адрес Советского Союза или организации фестиваля, - доносить об этом служителям музея или милиционерам. А те уже, как выразился товарищ Гвозденко, "сообщат куда надо". Кстати, для дежурств в Третьяковке среди наших комсомольцев отобрали только тех, кто мало-мальски владел английским языком!
Я люблю искусство, и торчать целыми днями среди картин было для меня одним удовольствием. Этого я не могу сказать о своём друге Лёшке Лошакове (с ним мы часто дежурили в паре), который заметно скучал.
Но не только в музее проводили мы всё наше время в те дни. Часто вечерами, по окончании дежурства, мы все собирались большой мужской компанией (не знаю почему, но в Третьяковке отобрали дежурить одних только мужиков) и шли пешком к парку Культуры. Именно там проходили главные фестивальные мероприятия: театральные представления, концерты известных рок-групп, дискотеки и многое-многое другое.
Попасть в парк Культуры во время фестиваля было не просто - пускали по билетам, которые, конечно же, все уже были распроданы. Мне и моим товарищам, однако, повезло - за работу в Третьяковке нам всем выдали пропуска, по которым можно было пройти в парк Культуры в любое время, когда он был открыт, и провести с собой ещё одного человека (например, девушку).
Однажды, в пятницу вечером, мы возвращались с работы вдвоём с Лёшкой Лошаковым. Время было ещё не пóзднее - часов шесть, и вечер - уж больно хорош! Город выглядел солнечно, празднично и беззаботно. Короче, - домой идти не хотелось, - и мы зашли в пивную на Пятницкой улице. Посидели там немного и дерябнули по две больших кружки пива, вследствии чего мироощущение наше ещё более улучшилось. Разговор постепенно оживился и перешёл с отвлеченных тем к вечному вопросу - о женщинах. Я сказал, что, имея сейчас в кармане пропуск в парк Культуры, смогу познакомиться на улице с какой угодно тёлкой и пригласить её на фестиваль. Тем более что сегодня вечером, согласно выданной нам программе фестивальных мероприятий, в парке Культуры впервые показывали "новый, американский, цветной, широкоформатный, стереофонический, высокохудожественный боевик "Схватка на рельсах или месть блатного"".
Лёшка, однако, подверг сомнению мои способности знакомиться с дамами, и мы заключили пари на десять рублей, решив немедленно всё проверить на практике. С этой целью мы отправились к парку Культуры...
Напротив входа в парк, на другой стороне улицы, находится здание новой Третьяковской галереи, а около него - симпатичный скверик (сейчас там музей скульптуры под открытым небом). Здесь я и решил попытать своё счастье.
Всё казалось очень просто: как раз недалеко от меня на лавочке сидела молоденькая, худенькая и весьма миловидная блондинка в модном бежевом плаще, и читала книгу. Я оставил Лёху на почтительном расстоянии, а сам, набравшись смелости, решительно подошёл к ней.
Познакомиться мне удалось на удивление легко, и блондинка охотно согласилась пойти со мной в парк Культуры смотреть "Месть блатного". Мы мило беседовали, и девушка была весьма доброжелательно настроена по отношению ко мне, - даже немножко подозрительно! Я уже предвкушал чудесный вечер, который проведу вместе с ней..., и выигрыш пари. Последнее, впрочем, теперь казалось мне не так уж и важным.
