Помощник сокрушенно покачал головой.

- Я бы поспорил с вами на прибавку к жалованью, что вы ничего не добьетесь от Монро, но, во-первых, вы бы не стали на это спорить, а во-вторых, это было нечестно, потому что я абсолютно уверен в своей правоте. Повторяю, мистер Катэн: мы должны заняться расследованием сами, или эта история закончится чем-то похуже, чем увольнение бывших слуг Адальбертхолла.

- Жду тебя завтра в рабочее время, Эдвард, - обрезал Николас этот бессмысленный разговор.

Состроив недовольную мину, помощник приподнял цилиндр.

- Удачи вам, мистер Катэн.

Попрощавшись, он развернулся и быстро зашагал прочь. Николас хмуро уставился ему вслед. Хотя стук капель усиливался и булыжники мостовой сплошь потемнели от влаги, Эдвард не раскрывал зонтик, словно его занимали гораздо более важные вещи, чем какой-то там дождь. Долговязая фигура помощника выделялась среди немногочисленных прохожих, и его можно было еще долго наблюдать идущим по Герцогской улице, пока он не скрылся за поворотом. Эта дорога вела вовсе не к нему домой, а на окраину, в Крысятник, самый нищий район города. Что бы могло там понадобиться Эдварду?

Поймав себя на тщетных гаданиях, Николас раздраженно отмахнулся от мыслей о помощнике. Этот мужчина проработал на него всего четыре месяца, а уже пытался втянуть его в сомнительные авантюры. Он определенно слишком много на себя брал. Нет, пусть с Рианом, разбойниками, убийствами и всем прочим разбирается полиция. А Николас только предложит ей свою помощь, чтобы девочку как можно скорее нашли.

Глава 11

На кабинетном столе было необычно пусто. Всю оставшуюся с будней работу Николас сгрузил в ящики или убрал в шкаф с глаз долой, и даже труд уважаемого сэра Эндлтона о Коллапсе переместился на книжную полку. На гладкой, потертой от давнего пользования дубовой столешнице стояли только чернильница с набором перьев, хрустальный графин и наполненный коричневатой жидкостью стакан.

Погипнотизировав его с полминуты, Николас опрокинул сосуд в рот и скривился, когда волна огня обожгла ему нутро. Виски. Самый подходящий для вечера воскресенья напиток. Особенно если воскресенья решили стать отвратительнейшими днями недели.

Увы, Эдвард не ошибся насчет полиции. Это уже входило у него в привычку, и этому сложно было радоваться. Монро в участке отсутствовал - у него оказался выходной, и мастера печатей направили к другому занимающемуся делом Яворов детективу, который сегодня (как тогда подумал Николас, по счастливому стечению обстоятельств) оказался на дежурстве. Седой представительный сержант по фамилии Левис произвел на него приятное впечатление, и Николас с воодушевлением принялся рассказывать ему о возможной подмене Сесилии. И что услышал в ответ? Смех! Черт побери, проклятый полицейский даже не притворился хоть сколько-нибудь серьезным! Он снисходительно заявил, что сам проводил допрос баронессы и мистера Атэра и не нашел ни единой причины сомневаться в их истории. Более того, слуги и гувернантка, последнее время проводившие с юной леди Ольстен круглые сутки, признали ее как хозяйку. Это ли не лучшее доказательство того, что Сесилия именно та, за кого себя выдает? И неужели мистер Катэн, человек, который на минуточку сам подозревается в пособничестве убийцам, считает нормальным лишний раз тормошить бедную жертву похищения только потому, что ему что-то там привиделось?

Достойно возразить ему Николас не смог. Сидя в участке, среди насмешливо поглядывающих на него полицейских, он раскаивался в том, что вообще сюда пришел. Но худшее ждало его на выходе. Видимо, полагая, что мастер печатей его не слышит, молодой полицейский с нашивками младшего чина небрежно бросил своему соседу: "Какой только бред ни сочиняют преступники, чтобы отвести от себя подозрения!" В какой-то момент Николас хотел развернуться и объяснить, что он никакой не преступник, а самое большее подозреваемый, это еще не делает его виновным, и вообще полицейские должны знать такие детали. Лучше было бы, пожалуй, треснуть нахала зонтиком по его глупой голове, но Николас отлично знал, что и то, и другое будет бессмысленным и лишь навредит ему самому. Так он и ушел из участка, скрежеща зубами от бессилия...

А теперь в одиночестве заливал дурное настроение алкоголем. Николас поднял графин и поболтал виски, влажно лизнувшим хрустальные стенки. Оставалось еще две трети - с лихвой хватит, чтобы набраться до беспамятства. А что еще ему делать? Его репутация уничтожена до основания, и, судя по стремительно уменьшающемуся количеству заказов, он постепенно лишается работы - того, что занимало всю его жизнь, того единственного, что он искренне любил. Скоро вместо Солихолла он будет ходить каждый день трудиться в ратушу, займет там место среди легиона безликих клерков, а его уделом станут мелкие служебные послания... Какая печальная судьба! Не так он видел свое славное пребывание в должности мастера печатей...

Николас сделал еще глоток виски. Комната, подернутая мягким, уютным маревом, слегка покачнулась. Алкоголь действовал уже вовсю. Ну, этого ведь он и хотел? Или нет? Николас покопался в потихоньку мутневшей памяти.

Нет, он хотел совсем иного. Вообще-то он собирался помочь Сесилии, а вместо этого предавался жалости к себе и бестолковому пьянству, которое все равно ничего не изменит. Эдвард... Помощник говорил, что они могут что-то сделать. Его идеи были совершенно безумны, но, возможно, стоило прислушаться к ним повнимательнее, и тогда в них отыщутся зерна разума.

- Джон! - крикнул Николас. - Джон! Отправляйся на... как там называется та улица, куда переехал Эдвард? - сказал он, когда в комнате появился дворецкий.

- Ивинг-авеню, 47, - напомнил тот.

- Да... - согласился Николас. Не зря он много лет назад нанял его, тогда еще нескладного подростка с одной из окрестных ферм. Джон оказался отличным помощником - он всегда помнил важные подробности. - Именно туда. Найди Эдварда и пригласи его ко мне, пожалуйста.

Дворецкий с сомнением покосился на куранты. Недавно пробило восемь часов. Ивинг-авеню располагалась, конечно, не в Крысятнике, но все же в достаточно бедном районе Дивейда, и большинство его обитателей в это время занималось тем, что сидело в пивных за кружкой эля или джина. Домой не торопились даже те, кого ждала семья, а Эдварду и подавно там нечего было делать.

- Вы уверены, сэр? - уточнил Джон. - Не лучше ли дождаться завтрашнего утра?

- Абсолютно уверен, - категорично произнес Николас. - Завтра может быть уже поздно.

Спорить Джон не стал, лишний раз подтвердив мнение о себе, как о первоклассном дворецком. Поклонившись, он исчез в коридоре, и почти сразу до кабинета донесся стук входной двери. Довольно улыбнувшись тому, как хорошо все начиналось, Николас убрал виски (разговор предстоял серьезный, и окончательно хмелеть было нельзя) и сел обратно за стол. Расслабленно вытянув ноги и сложив на животе руки, он стал следить за временем и отсчитывать минуты до того момента, когда Джон приведет Эдварда. На это требовалось самое большее час, а то и меньше, если попадется достаточно быстрый кэб.

Наблюдать за курантами ему надоело через четверть часа. Заболела голова. Выждав еще минут десять, Николас выпил микстуру от боли и провел еще какое-то время, постукивая пальцами по столешнице. Кликнул слугу, чтобы ему принесли чай, взял с полки томик сэра Эндлтона и не вчитываясь пролистал несколько страниц. Поудобнее устроился в кресле и посетовал на то, что прошел уже почти час. Приготовился пить чай, а потом...

Его разбудили звуки в гостиной. Закряхтев, Николас расправил онемевшие конечности и взглянул на циферблат. Десять часов? Да ведь уже пора идти в постель! Почему он еще не там и что он делает в кабинете? Услышав хриплый голос Эдварда внизу, Николас с досадой вспомнил, что просил Джона привезти в Солихолл помощника обсудить с ним спасение Сесилии. И, видимо, задремал, что было вполне ожидаемо, учитывая треволнения сегодняшнего дня и бессонницу, преследовавшую его каждую ночь после убийства Яворов. Пить виски было плохой идеей, и теперь Николас расплачивался за нее головной болью, путающимися мыслями и вялостью. Как ему в таком состоянии что-то решать? Да и зачем он вообще заставил Джона поехать за Эдвардом? Николас поморщился, ощущая после алкоголя неприятную горечь во рту. Вместо него тогда говорил виски, а послушный Джон даже не подумал прекословить. Хороши они оба, ничего не скажешь.