— Я знаю, — вздохнул Мелвин. — Жаль, что мы не можем быть везде разом, правда? Даже действуя целой группой с помощью вас, гидов, мы не можем разрешить всех загадок, связанных с Потрошителем.

— Может, это написал кто-то, работающий в Центральном Агентстве Новостей и видевший письмо «Дорогому Боссу»?

— Или кто-то просто написал вчерашнюю дату, — задумчиво предположил инспектор. — Но мы это вряд ли узнаем. Что не дает покоя мне, так это то, что мы так и не опознали того типа, что орудует с Мейбриком. Как мы ни пытались проследить этого парня, и все впустую.

— Ну, кто-то его все-таки узнал. Доминика Нозетт и Гай Пендергаст вычислили, кто он, — готова поспорить, им это удалось. Что бы тогда ни сказали в Карлтон-клубе Уильям Батлер Йетс и его приятель, Пендергаст догадался, кто таков этот таинственный доктор.

— А может, он просто увидел этого чертова типа и пошел за ним, — буркнул Мелвин, тоже покрасневший от досады при воспоминании об этой истории. Полицейский инспектор тяжело переживал тот факт, что какой-то репортер ухитрился обскакать его, пока он был занят разговором со знаменитым поэтом.

— Возможно. Это может означать, что он увлекается оккультизмом — с какой стати иначе ему было приходить на собрание Теософического общества? А может, так оно и есть, даже если его самого там не было. Малькольм говорил, вы обсуждали там кельтские религии и прочие штуки, интересующие таких, как Йетс.

— Черт подери… — Инспектор вдруг остановился, и на лице его обозначилась крайняя степень удивления.

— Что? — спросила Марго. — Что я такого сказала?

— Возможно, ничего. А может, очень много. — Полицейский уставился на газету, которую они только что купили. — Вот это. — Он похлопал по газете, потом торопливо развернул ее, водя пальцем по колонкам. — Было тут одно объявление на первой странице… — пробормотал он. — Я вспомнил, когда вы заговорили про кельтские религии. Вот! Нашел!

Он развернул газету так, чтобы она тоже видела заметку.

— «Доктор Джон Лахли, — вслух прочитала Марго, — проживающий в Сохо ученый, специалист по оккультным наукам, врач-месмерист…» — Глаза ее расширились, и она вцепилась в рукав полицейскому. — У него приемная на Кливленд-стрит, в доме, который он назвал «Тибор»!

Конрой Мелвин уставился на нее, беззвучно шевеля ртом.

— Боже! Это же то самое место, куда наш парень сказал приходить Мейбрику! — Он нахмурился. — Кливленд-стрит, говорите? Не самый близкий путь — с кровью-то на рукавах. И все-таки это чертовски неплохая зацепка. Неплохо сработано, а? Чертовски неплохо, мисс Смит! Она расплылась в улыбке.

— Вы увидели заметку, не я.

— Заметку, о которой я не вспомнил бы, если бы не ваши слова о том разговоре в «Карлтоне». А знаете, давайте-ка вернемся в Сполдергейт, и быстрее. Мне не терпится поделиться этими новостями с остальными наблюдателями.

— Мне тоже, — рассмеялась Марго. — И услышать, что скажет на это Малькольм!

— Мистер Мур, — заметил Конрой Мелвин, делая шаг к мостовой и махнув рукой ближайшему кебу, — будет, весьма вероятно, настаивать на том, чтобы присутствовать на сегодняшней лекции.

— Ха! Вы не оттащите его оттуда, даже привязав к лошади. Меня, кстати, тоже!

— Славно сказано. Ладно, теперь… Эй, кебмен, в Бэттерси, — сказал он, помогая Марго усесться в остановившийся рядом с ними кеб. — Октавия-стрит. И никаких штучек, старина. Я справлялся о плате у «Могга»!

— Ну, ну, хозяин, — возмутился кебмен. — Я человек честный, правду говорю!

Марго с улыбкой устроилась на подушках. Она на собственном опыте убедилась в необходимости пользоваться картой-справочником Могга для определения стоимости проезда на кебах. А потом они уже быстро ехали по набережной Виктории, направляясь на запад, в Бэттерси-парк, с новой информацией — настоящим прорывом в деле Потрошителя. Она не могла приписывать себе всю заслугу в этом открытии и все равно сияла от удовольствия. Только посмотрим, что скажет Малькольм, когда услышит! И Кит!

Может, она все-таки рождена для такой работы!

К вечеру следующего дня Джина совершенно преобразилась, равно как Ноа и Маркус. Все трое приобрели приличную мужскую одежду из той, какую носят бизнесмены средней руки. Девочек оставили на попечение миссис Миндель, удостоверившись, что доктор Миндель вооружен и знает, как обращаться с револьвером на случай уличных беспорядков, а сами направились на Треднидл-стрит, банковский квартал Сити, ловить кеб. Найти кеб в Спитафилдз было невозможно, и не только потому, что жители его были слишком бедны для таких поездок — кебмены сами избегали этих кварталов, опасаясь грабежа со стороны ист-эндских банд. Стоянку кебов удалось найти неподалеку от Английского Банка. Все трое разместились в экипаже и приготовились к тряской поездке до Пиккадилли. При воспоминании о предыдущем визите в эти края Джину пробрала дрожь. В ту ночь она едва не погибла на Пиккадилли. У тебя нет оснований бояться, твердо сказала она себе. Даже если я ищу человека, который хладнокровно стрелял в меня. Все же ей не удалось сдержать дрожь, заработав долгий, тревожный взгляд Ноа, на который она ответила немного натянутой улыбкой. Когда кеб наконец остановился, Джина сошла на мостовую на подгибающихся ногах, надеясь только, что никто не опознает в ней того человека, который вылезал из окна гостиницы «Пиккадилли» после кровавой перестрелки. Одно дело прятаться в Спитафилдз. Теперь все было куда страшнее — придется вернуться в ту часть Лондона, где ее едва не убили, и притом дважды.

— Вот Египетский Зал, — послышался негромкий голос Ноа.

Здание оказалось высоким, с красивой каменной резьбой на фасаде, из которой выделялся крылатый скарабей над большим прямоугольным окном. Вывеска над входом гласила: «Египетский Зал, музей и зал собраний». Чуть дальше по улице, на южной стороне Пиккадилли, виднелся массивный фасад знаменитого магазина Фортнума и Мейсона, а с другой стороны — впечатляющее здание Королевского Института Акварельной Живописи. С севера площадь замыкала Берлингтонская аркада, вдоль которой спешили по домам респектабельные покупатели. Магазины закрывались на ночь, и площадь, начиная от Берлингтон-Хаус-Мэншн, быстро погружалась в темноту. Мимо грохотали по мостовой дорогие кареты, запряженные лоснящимися, ухоженными лошадьми. По тротуарам разгуливали состоятельные джентльмены. В полумраке поблескивали серебряные набалдашники тростей, тяжелые золотые часы. Дамы щеголяли шелками и меховыми боа на пышных бюстах, на модных шляпках покачивались страусовые перья, дорогие муфты из лисы, норки или соболя защищали руки от холода. В этом мире знати Джина в своем шерстяном костюме ощущала себя жалкой самозванкой.

Впрочем, скоро они уже входили в Египетский Зал по купленным Ноа билетам на лекцию и выставку. Последняя состояла из коллекций натуралиста и антиквара Уильяма Боллока, купившего этот зал в 1812 году. Выцветшая фотография генерала Тома Тумба, знаменитого американского карлика, висела на стене у входа. В вестибюле стояли, беседуя, джентльмены, среди которых виднелось несколько отважных и любопытных леди. Плакат с объявлением о сегодняшней лекции приглашал их в зал собраний, где уже собралось немало народа. Постепенно тревога сменилась у Джины интересом, и она начала вникать в разговоры соседей. Она внимательно вглядывалась в лица, но не увидела среди них ни одного, напоминающего человека, который пытался убить ее перед Королевской Оперой. Потом сверилась с массивными серебряными часами, приобретенными утром, и нахмурилась. Лекции полагалось уже начинаться…

— Где, черт подери, Лахли? — возмущался сидевший за ее спиной джентльмен. — Опаздывать не в его стиле.

— Возможно, — отозвался другой, вальяжный голос, — он слишком занят той потрясающей красоткой, которую поселил у себя неделю назад? Если бы я спас такую же красивую девицу и привел к себе домой, я бы тоже забыл бы о многом, не так ли?

— На какие это аморальные связи вы намекаете, Кроули? И чьи? Доктора Лахли? — Голос, в котором явственно слышался ирландский акцент, кипел от гнева.