– Нэт, пойми, его мать только что призналась в убийстве. Его брат покончил с собой.

– Сколько лет назад, скажи на милость?

– Прекрати. Он всегда это переживал. Он почти сумел себя преодолеть, и вот теперь очередной удар. Дело не в том, просил он меня приехать к нему или нет. Просто в такой момент я не могу оставить его одного. Когда его мать… Прошу тебя, постарайся понять! Я лишь пытаюсь быть ему другом.

– Понимаю. Однако мне понятно и то, что он вцепился в тебя всеми зубами и не намерен отпускать. Ты же не намерена вырваться из его хватки.

– Ради всего святого, его мать…

– Сначала его брат, затем то, что ты его бросила, затем его мать… И всякий раз это для него удар. И я всякий раз должен с этим мириться. Как я понимаю, в его жизни всегда будет так – не одно, так другое. Суд над матерью, ее тюремное заключение, его горе по этому поводу, его дальнейшие страдания от свиданий с нею… Этому не будет конца.

– Клянусь тебе, этого не будет!

Томпсон улыбнулся стоящей перед ним женщине. Его улыбка была теплой, но грустной.

– Я знаю, что ты думаешь. Что у тебя будет возможность уйти, чтобы ни разу не оглянуться. Но ведь ты не такая. Наверное, это одна из причин, почему я тебя люблю. Увы, порой узы, связывающие женщину с мужчиной, слишком крепки. Думаю, это тот самый случай.

Индия сглотнула комок в горле. Ей хотелось переубедить Нэта, в очередной раз выложить перед ним все факты, воззвать к его разуму, чтобы он понял: сострадание – это лучшее, что может быть в человеческом общении. Увы, сказала она совсем другое:

– Получается, узы, связывающие тебя со мною, недостаточно крепки?

Похоже, он об этом не подумал, догадалась она. По крайней мере, Нэт задумался над ее словами – и в конце концов стало понятно, что если он и размышлял над чем-то, то лишь над тем, как на это ответить.

– Это несправедливо с твоей стороны, Индия, – сказал он после паузы, – но я, так и быть, тебе подыграю. Да, наверное, они не слишком крепки.

С этими словами он наклонился к ней и поцеловал ее на прощанье.

– Нэт…

– Иди к нему, – это было последнее, что сказал Томпсон.

И она пошла. Для нее так и осталось тайной, ждал ли Чарли ее у окна. Однако дверь он открыл тотчас же, стоило ей в нее постучать, из чего Индия сделала вывод, что, наверное, все-таки ждал. И наверняка отметил для себя краткость ее прощания с Нэтом. Их поцелуй. Остальное осталось ему неведомо, и Эллиот не собиралась ничего ему рассказывать.

Когда Алистер позвонил ему, Чарльз уже лег спать. Увы, этой ночью ни ему, ни его бывшей жене поспать не дали. Индия настояла, чтобы он хотя бы попытался уснуть, и даже пошла вместе с ним в спальню, чтобы убедиться, что он ляжет в постель. Сама она легла с ним рядом, но не под одеяло, а сверху и не раздеваясь. Это для того, сказала она себе, чтобы Голдейкер не заблуждался на тот счет, что она приехала к нему исключительно как друг, поддержавший друга в ужасный момент его жизни. Она поступила так, отлично понимая, что это бесполезный жест, особенно в том, что касалось Нэта. В словах ее любимого – что греха таить! – была суровая правда. Чарли всегда, что бы ни случилось, останется где-то на периферии ее жизни.

Она не позволила бывшему супругу говорить, хотя и знала, что ему хочется выговориться. Когда же он попытался это сделать, женщина прошептала:

– Потом, постарайся уснуть, – и погладила его по голове.

Что толку говорить, если сказать практически нечего? В данный момент ему было мало что известно о том, что происходит в Дорсете. Так не лучше ли было подождать, когда ситуация прояснится, и лишь потом попытаться в нее вникнуть?

Где-то в половине седьмого Чарли наконец уснул, и Индия соскользнула с кровати. Оставив его, она перешла в гостиную, где прилегла на диван. Ей тотчас вспомнились слова Голдейкера, что тот неудобен для сна. А ведь он был прав! Диван оказался жестким, как доска. Но даже будь он мягким, как пух, Эллиот все равно вряд ли бы удалось уснуть. Она провела несколько часов в безуспешных попытках это сделать.

В конце концов, поняв, что бесполезно даже пробовать, она спустила ноги на пол. Сев, решила позвонить в клинику и сообщить, что сегодня, а возможно, даже и завтра ее на работе не будет. Несчастье в семье, пояснила она. Нельзя ли перенести ее пациентов на другие дни? Судя по всему, ей придется на пару дней уехать, однако она сообщит о себе при первой же возможности.

Слова про то, что ей нужно будет уехать, вырвались у нее сами собой. С другой стороны, Чарли наверняка захочет съездить в Дорсет – расспросить Алистера о подробностях происшедшего, поговорить с матерью, попытаться разобраться в ее признании. Ему также захочется помочь родителям, потому что после признания матери наверняка возникнут какие-то дела.

Эллиот одолевали вопросы. Состоится ли суд, как предполагал Нэт? Или же это будет формальное слушание дела, в конце которого огласят приговор? «Что бывает, когда кто-то сознался, и почему мне об этом ничего не известно?» – спрашивала она себя и не находила ответов на мучившие ее вопросы.

В ее голове был туман. Женщина сама не заметила, как переместилась к окну, выходившему на Лейден-стрит. Кто знает, подумала она, может, если у нее перед глазами будет что-то другое, кроме этой квартиры, она вспомнит какие-то факты, на которые раньше не обращала внимания, и это даст ей пищу для размышлений? Когда же этого не произошло, она решила, что уж чашка крепкого кофе поможет ей наверняка. И она отправилась за ней в кухню.

Увы, там оказалась лишь банка растворимого кофе. Но, как говорится, на безрыбье…

Поставив кипятиться чайник, Индия открыла холодильник в поисках молока. Есть с утра не хотелось, но она решила, что перекусить не помешает. Кстати, как и Чарли, когда тот встанет, тоже. Нет, конечно, он будет весь на нервах, но, если его не накормить, он, того и гляди, вообще свалится.

По части еды в холодильнике было не густо. Вскрытая упаковка сыра, одно яйцо, сиротливо сидевшее в ячейке упаковки, предназначенной для шести, несколько хот-догов, специи, увядшие брокколи, еще более жалкий сельдерей, морковка, давно испортившаяся и даже не вскрытая упаковка зеленого салата и наполовину использованная коробка маргарина.

Ситуация в морозилке была ничуть не лучше: замороженные кеджери[20], вафли, лед и упаковка куриных грудок, отрастивших бороды из инея.

В шкафчиках нашлись печеные бобы, лапша быстрого приготовления, буханка хлеба и целая упаковка рисовых крекеров. Да, еще были бутылки с маслом и уксусом плюс набор специй. И всё. Пожалуй, есть смысл составить список покупок, решила Индия.

Как только закипел чайник, она сделала себе чашку кофе, добавила сахара и молока, после чего отнесла ее на стол в столовой. В сумке у нее имелась ручка, а вот бумаги не нашлось, и она была вынуждена вернуться в кухню. Ей подойдет любой клочок: обратная сторона конверта, рекламная листовка из тех, что бросают в почтовые ящики или суют в руки на улице… Увы, Чарли был патологически аккуратен. Ничего не найдя, Эллиот вернулась в гостиную.

Ее взгляд упал на старые, с загнутыми уголками страниц блокноты. Поставленные вертикально, они соседствовали с альбомами по искусству, которые ее бывший муж пристрастился покупать с тех пор, как она от него ушла. Всего блокнотов было четыре. Индия выбрала тот, что стоял ближе всего к альбомам, задававшим всему вертикальное положение. В нем наверняка должна была найтись чистая страница, которую можно вырвать. Наугад открыв его, она убедилась, что так оно и есть.

На всякий случай – вдруг здесь есть что-то важное для Чарльза по работе? – женщина быстро пролистала страницы к началу. Внезапно она поняла: блокнот в ее руках принадлежит вовсе не Чарли. Там были наброски садовой планировки, рисунки куртин, газонов, беседок, скамеек, а также пояснения к ним, однозначно свидетельствовавшие о том, что это блокнот Уилла.

Эллиот с грустью быстро перелистала страницы. Как же хороши его рисунки! У парня был несомненный талант. И как же несправедливо было со стороны злодейки-судьбы лишить его возможности сполна реализовать свои задатки!