– Или? – Ардери поднесла стакан к губам и отпила из него. Пряди ее светлых волос на миг взметнулись, открывая взгляду золотые серьги, затем снова легли на место.

– Или когда тебя силой переводят на новое место, – добавил ее подчиненный, ибо терять ему уже было нечего.

– Ах, вот что! – Изабелла поставила стакан на стол, после чего села и жестом предложила последовать ее примеру. На этот раз инспектор принял предложение.

– Так вот зачем ты пришел, – произнесла Ардери. – Давай не будем топтаться на месте и избавим друг друга от пустопорожней болтовни. Мне и так ее хватает, когда я разговариваю с отцом моих сыновей. Ты хочешь, чтобы я аннулировала запрос о переводе сержанта Хейверс на новое место?

– Думаю, так было бы лучше для всех.

– А вот меня, Томми, такое положение вещей вполне устраивает.

Линли подался вперед, к ее столу. В ответ на его движение суперинтендант невольно отпрянула назад.

– Этот самый запрос о переводе, который ты заставила ее подписать, мешает ей работать в лучшем ее стиле, с полной самоотдачей, – заявил Томас. – Думаю, тебе было прекрасно известно, к чему это приведет, когда ты вынудила ее поставить под этой бумажкой подпись.

– Мы с тобой по-разному трактуем понятие «ее лучший стиль». Для меня «ее лучший стиль» – это роль осведомителя желтой газетенки…

– Шеф, она лишь намеревалась…

– Не считай меня дурочкой. Ты не хуже меня знаешь, что Барбара сливала информацию газете «Сорс», что она злоупотребляла служебным положением. Будучи офицером лондонской полиции, она имела наглость проводить собственное расследование, не подчинялась приказам и даже самовольно ушла в отпуск. Уехала, черт возьми, за границу и вляпалась в неприятности в чужой стране.

– Я ничего не отрицаю. Но и ты, как никто другой, знаешь, что такое постоянно работать под зорким оком начальства. Когда тебя постоянно разглядывают в увеличительное стекло, когда ты знаешь, что одно неосторожное движение – и тебя переведут на другое место или вообще дадут коленом под зад…

– Сержанту Хейверс следовало бы подумать об этом раньше, прежде чем она отправилась в Италию, не потрудившись оформить отпуск, прежде чем подробности расследования стали известны этому мерзкому журналюге, ее дружку, прежде чем она вынудила меня перевести на другое место другого инспектора лишь потому, что она, видите ли, не уживалась с ним в одном отделе.

– Думаю, ты прекрасно знаешь, что он ей никакой не «дружок».

– Кто?

– Тот журналист. Что же касается перевода Джона Стюарта в другой отдел, ты ведь не станешь отрицать, что он сам подписал себе приговор.

– На счету у твоей Хейверс чертова дюжина дурацких выходок, которые возмутили не только меня, но и вышестоящее начальство. Ты сам отлично это знаешь.

– Я бы сказал, что это преувеличение, – заметил Линли.

– Свой сарказм оставь при себе, Томми. Он тебе не идет.

– Извини, – сказал инспектор.

– Хочешь ты того или нет, но придется довольствоваться нынешним положением дел, да и ей тоже. Если Барбара не способна работать в команде, равно как и подчиняться известным требованиям в том, что касается поведения, то пусть ищет себе другую работу. Кстати, я могла бы предложить ей несколько вариантов трудоустройства, но все они связаны с овцами и Фолклендскими островами. Боюсь, правда, что мои вакансии вряд ли покажутся ей привлекательными. Впрочем, довольно. – Изабелла встала, и Линли понял, что разговор окончен. – У тебя еще есть ко мне вопросы? Меня ждут дела, да и Барбару тоже. Надеюсь, она уже явилась на работу. Причем вовремя, хорошо одетая и готовая выполнить любое порученное задание.

Этого Томас не знал. Сегодня утром он еще не видел сержанта Хейверс. Тем не менее Линли не моргнув глазом солгал суперинтенданту – мол, да, так и есть, хорошо одетая и готовая выполнить любое поручение, Барбара Хейверс уже на работе.

Линли шел по коридору, направляясь к себе в кабинет, когда услышал у себя за спиной Доротею Гарриман. О ее приближении возвестила морзянка каблуков-шпилек по линолеуму пола, а также ее привычка обращаться ко всем коллегам исключительно по фамилии и званию.

– Детектив-инспектор Линли! – окликнула она его.

Томас обернулся, и Доротея тоже воровато оглянулась.

Он подождал, пока она его догонит. Взгляд, брошенный ею в направлении кабинета Ардери, подсказал ему: эта дама – секретарша их отдела – явно не отказала себе в удовольствии подслушать разговор между ним и суперинтендантом. Впрочем, Линли удивился бы, будь это не так. Ди Гарриман хорошо знала: в том, что касалось полицейской службы, информация решает все, даже на секретарском уровне.

– Мы можем поговорить? – спросила она и указала на один из лестничных колодцев в центре здания, излюбленное укрытие здешних курильщиков. Те наведывались сюда, чтобы тайком сделать пару затяжек, которые придадут им сил продержаться до того момента, когда можно будет вынырнуть из офиса и, отойдя на необходимое расстояние от входа, раскуриться по полной. Линли последовал за женщиной в дверь.

Два констебля в форме стояли на площадке, скармливая монеты торговым автоматам и ведя разговор о некоем «мерзком ублюдке», который «получил по заслугам, если хочешь знать мое мнение». Доротея дождалась, когда те купят все, что им нужно, и спустятся этажом ниже. Подождав, когда внизу за ними захлопнулась дверь, она заговорила.

– Не хочу сообщать дурные известия, но раз вы все равно ходили к ней… – начала она.

– Господи, надеюсь, я не подтолкнул Ардери к тому, чтобы перевести Барбару в другое место?

– Нет, конечно же. Но будьте спокойны: она этого не сделает, если только детектив-сержант Хейверс сама не подтолкнет ее к этому шагу.

– Вы же знаете Барбару! От нее можно ждать чего угодно. Она в два счета может перейти любые границы, слететь с катушек…

– Вы пытались предотвратить то, что вам кажется неизбежным, – заявила Гарриман. – По крайней мере, я так поняла. Уверяю вас, на самом деле в этом направлении никаких изменений не предвидится, инспектор. – Доротея указала на путь, который она проделала от кабинета Изабеллы, после чего продолжила: – Она считает, что поступила правильно. На попятную она не пойдет.

– Если только не произойдет чуда. Я же пока таковых не видел, – согласился Линли.

– А вообще, детектив-сержант Хейверс выглядит теперь чуть более собранной, вы не находите?

– Дело не в ее внешнем облике. Вы наверняка это слышали.

Доротея опустила глаза, изображая смущение. Впрочем, Томас отлично знал: эта молодая особа не считает для себя зазорным подслушивать под дверью – умение, в котором ей не было равных.

– Согласна, – сказала она, – в ней нет больше того задора, той искорки, что раньше. Сейчас детектив-сержант Хейверс… уже не та, прежняя детектив-сержант Хейверс. Лично мне даже как-то грустно.

– Пожалуй, я соглашусь с вами, Ди. Но помимо попытки уговорить суперинтенданта не давать хода этому рапорту…

– Чего она никогда не сделает.

– …я понятия не имею, как вернуть Барбару в прежнее состояние, когда ее мозг извергал идеи подобно вулкану, и чтобы при этом этот самый ее мозг не соблазнял ее самовольничать, игнорируя приказы начальства. – Линли вздохнул и посмотрел на свои ботинки, которым, как он заметил, не помешала бы основательная чистка.

– Вот об этом я и хотела поговорить с вами, – призналась Доротея.

– О том, как вновь сделать из Барбары конфетку?

– Можно сказать и так.

– Это как понимать?

Секретарша разгладила несуществующую морщинку на шве своего платья.

Кстати, сегодня на ней было яркое летнее, все в оборках и рюшах, платье и ярко-розовый полукардиган, стиль которого покойная жена инспектора определила бы без колебаний. Увы, сам он сделать этого не мог. Наряд был слишком праздничным для будничного дня в лондонской полиции, но Доротее он очень шел.

– Так, – сказала она. – Похоже, детектив-сержант Хейверс жутко несчастна. Ее не узнать. Она как маятник, который качнулся слишком сильно в одну сторону и теперь слишком сильно качнулся в другую.