– Морские исследования.

– Чего именно?

– Послушайте, – вмешалась Дженн, – мы пришли сюда насчет аренды. Вы пытаетесь переключить нас на другую тему, и не думайте, будто мы этого не замечаем. Мы заметили.

Энни положила руку ей на локоть, без слов призывая остановиться.

– Тут был разлив нефти, – сказала она, – давно. Я собираю доказательства…

– Для судебного иска? – Эдди презрительно фыркнул. – Не выйдет!

– …генетических мутаций морской жизни. Это для моей диссертации. И, откровенно говоря, мистер Беддоу, мне было бы очень желательно уладить с вами вопрос об аренде до срока ее выплаты.

– У нас был договор.

– Перестаньте! – возмутилась Дженн. – Вы ее нагрели, и прекрасно это знаете.

Эдди зевнул, снял бейсболку и почесал в затылке.

«Вот же мразь! – подумала Дженн. – Слизняк. Плесень». Она сказала:

– Ладно. Забудем. Похоже, домик на Позешн-шор – это твой единственный вариант, Энни. Он немного дальше от Позешн-пойнт, но там неплохо. Достаточно близко, как скажешь?

Энни улыбнулась:

– Неплохо. Хорошо, что владельцы…

– Вы меня не обманули, – сообщил им Эдди. – Но думаю, мы все-таки можем прийти к соглашению.

– Что за соглашение? – настороженно спросила Дженн.

– Насчет дайвинга.

– А оно здесь при чем? – поинтересовалась Энни.

Эдди неопределенно махнул рукой в сторону Саратога Пэссидж, который был на востоке и в нескольких километрах дальше.

– Найдите мой баркас, – сказал он. – Доставьте мне доказательство, что вы его нашли, – и можете жить в домике бесплатно, сколько захотите. Не найдете – плата останется прежней.

– И как мы должны найти этот чертов баркас? – возмутилась Дженн.

– Понятия не имею, – ответил Эдди. – Но на ее месте я бы нашел помощника, у которого катер оборудован всяким-разным. Вот что я бы сделал. Но решать ей.

– И обыскивать весь пролив? – презрительно вопросила Дженн. – Не пойдет, Эдди.

– Оно затонуло у Сэнди-пойнт, – сказал он. – Я бы начал оттуда. Но она пусть делает, что хочет.

Отношения с Кортни Бейкер кружили Деррику голову. Она была умная и более целеустремленная, чем все знакомые Деррика. Но больше всего ему нравилось то, что у нее была скрытая от всех сторона. У нее, как и у всех людей, были свои демоны – а поскольку у Деррика они тоже были, общение с ней приносило ему облегчение.

Она делилась с ним тем, каково быть Кортни – за пределами того, что видели окружающие. Например, иногда она откровенно ненавидела собственную сестру. Она понимала, что ей положено ее любить, но она ее не любила – и не надеялась полюбить. Иногда она и родителей ненавидела. Она старалась сохранять верность принципам, с которыми выросла, но часто у нее ничего не получалось. Она стремилась к более богатой и полной жизни, чем та, которую мог предложить ей остров Уидби. Но при этом ей хотелось спокойной жизни острова, и она толком не понимала, что это значит. Кроме того, она хотела Деррика. «По-крупному и всегда» – вот как она выразилась. Но она всегда считала, что отдастся только одному мужчине – и теперь не понимала, что будет, если вместо этого она сделает с Дерриком то, что хочет сделать. И больше того: о чем говорит то, что она действительно по-настоящему этого хочет? Боже, им же всего по шестнадцать лет! Разве им не следует думать о чем-то большем, чем как бы переспать друг с другом?

Деррик пытался сказать себе, что думает о чем-то большем – и, как правило, так оно и было. Он вспоминал об этом каждый раз, как Кортни открывала старую коробочку со «Звездными войнами», которую он ей подарил. Он вынес ее из родительского дома, положив в нее конфеты, ароматическую свечу, два диска с джазовой музыкой и запиской «Я тебя люблю» в День всех влюбленных, но эта идея пришла ему в голову только в тот момент, когда мама обнаружила коробку у него под кроватью и спросила, зачем ему «это старье». Он по-быстрому придумал объяснение – и им оказалась Кортни. Вот только теперь Кортни таскала коробочку с собой, как какую-то винтажную ценность, и даже положила начало моде среди девчонок в школе, которые последовали ее примеру. Но когда Деррик видел эту идиотскую коробку, он думал только о том, что в ней хранилось раньше. В результате он почти каждый день думал о сестре. А мысли о сестре приводили его к мыслям о Бекке. Но у них с Беккой все было кончено – и он об этом не жалел.

В начале марта он изменил свою страничку в Фейсбуке, чтобы это отразить. Бекка все равно была недовольна тем, что там оказалась ее фотография – у нее были заскоки насчет массы всяких вещей, так что он с удовольствием удалил три их совместных рождественских снимка, заменив снимками, которые они с Кортни сделали вместе и порознь. В Фейсбуке они были на пляже Дабл-блафф, сооружая с ее родственниками удивительные конструкции из плавника. Они сидели на трибунах на баскетбольном матче. Они были на вечеринке в Клинтоне и стояли в очереди в кинотеатр. Они стояли под руку, страстно целовались, позировали в нарядных костюмах по дороге на танцы. Конечно, не все их снимки попали в Фейсбук: некоторые были весьма откровенными, так что им там было не место. Он запостил только те, которые предназначались для всеобщего просмотра. Остальные… На них было видно, насколько далеко у них все зашло.

Оба понимали, что это просто вопрос времени. Деррик взял за правило быть готовым. Он постоянно носил с собой презерватив и только ждал, когда Кортни даст ему добро. Пока она говорила «нет». Иногда это звучало иначе: «Деррик, нам нельзя!» Один раз было сказано: «Наверное, мне просто почему-то страшно». Но для него все всегда заканчивалось одинаково: сильной болью везде, где не надо, и с трудом натягиваемыми джинсами.

Что еще неприятнее, его мама прекрасно знала, что происходит. Каждый раз, когда он возвращался со свидания с Кортни, она его поджидала. Она не спрашивала, где они были или что делали. Она только говорила его отцу:

– Поговори с ним, Дэйв.

– Ронда, он знает, что делает, – отвечал его отец.

Ну… он и знал, и не знал, что делает. Конечно, с того момента, как его начали интересовать девчонки, ему вдалбливали: что бы ни случилось, презерватив обязательно нужно использовать! О чем не было разговора, так это о напряжении и влечении, которыми сопровождались встречи с Кортни, и мыслями о том, если, как и когда. Все считали, что у них уже все было. Парни в школе говорили: «Ну, что?..» – и выразительно подмигивали, ожидая услышать, каково было ее раздеть. Девицы в школе проходили мимо с многозначительными улыбками. Они говорили: «Привет, Деррик! Привет, Кортни!», а тон звучал как вопрос: «Вы действительно это делали? У него дома? У нее дома? На заднем сиденье в машине?»

– С тем же успехом могли бы, – говорил ей Деррик.

А Кортни говорила:

– Чувствую себя лицемеркой.

Одной из ее проблем был молитвенный кружок в школе. Она его возглавляла. Она организовала эту группу как часть церковного движения по привлечению масс. Они собирались раз в неделю в одном из классов и там молились о том, о чем следовало в тот момент помолиться. Когда осенью он попал в больницу, они молились о нем. До того, как молиться о нем, они молились за семью одного из бывших выпускников их школы, убитого как-то вечером в перестрелке в Сиэтле. Когда у них не было какого-то особенного повода для молитвы, они молились друг о друге и даровании сил для выполнения Обета.

Сначала Кортни не говорила ему про Обет. Она дождалась, когда у них появилось желание раздеть друг друга, и тогда объяснила, что боялась, как бы он не отказался с ней встречаться, если она будет с ним совершенно откровенна. Когда он спросил, что это значит, она потупила глаза и рассказала, что ее молитвенный кружок дал слово хранить целомудрие. Это и было их Обетом. «Ничего до свадьбы», – сказала ему она. По крайней мере, по-настоящему.

Он сказал, что проблемы не видит, потому что тогда действительно не видел проблемы. Но это было до того вечера, когда она задрала свитер, расстегнула лифчик и сказала: «Мне наплевать». Это было незадолго до того, как она сказала: «Нам нельзя». А это, в свою очердь, было за неделю до того, как она призналась, что ей страшно.