Хлюпогубы У хлюпогубов смельчака Ждет тьма черней чернил И колокольца звон, пока Он угрязает в ил. Покуда поглощает вас Болото у ворот, Горгульи с вас не сводят глаз Под шум текущих вод. Вдоль топких берегов речных – Капель с плакучих ив, И вороны сидят на них – Вороний грай тосклив. За Мерлокские горы путь неблизок туда, Вдоль вонючих болот по замшелым лесам, – Где в долине без ветра загнивает вода, От луны и от солнца они прячутся там. В подвалах тот народ живет, Где сырь, и мразь, и хлад, Свечу единственную жжет И стережет свой клад. За хлюпогубом хлюпогуб – К дверям на ваш звонок: Носами – «хлюп», губами – «хлюп», «Хлюп-хлюп» – стопами ног. И в щелку робко так глядят, Но скользкая рука Вас хвать! – и косточки гремят Уже на дне мешка! За Мерлокские горы по замшелым лесам, Где гнилые туманы и стояча вода, По дороге нелегкой вы пройдете и там Хлюпогубов найдете – хлюпогубам еда! Фаститокалон Вот остров Фаститокалон, Который не населен. Он пустой. А все же земля пригодная для Того, чтоб сойти с корабля, Погулять, поиграть, порезвиться. Ой! Постой! Примечай-ка: Даже белая чайка На его берегах не гнездится – Намекает нам птица: Этот остров совсем не простой! И беда моряку, Если, качкой морской утомлен, Он сойдет на Фаститокалон Отдохнуть и сварить чайку. Ох и олухи те моряки, Что разводят на Нем костерки, – Знать, не варят у них котелки! Его шкура хотя и толста, Притворяется Он неспроста, Будто спит – это чистый обман: Он хитер, Он плывет в океан. И едва разгорится костер, Ухмыляется Он, Обращается Он Кверху брюхом, Фаститокалон. С кораблем заодно Гости канут на дно, Они с жизнью прощаются И тому удивляются. Будь, моряк, начеку! Ведь грозит моряку В Море множество чудищ морских. Но воистину страх – Он, Фаститокалон! Он страшнейший из них И последний в роду Черепах. Надо помнить старинный завет: Коль вам жизнь дорога, Вылезать вам не след На неведомые берега. Ну а лучше со всеми Мирно жить в Средиземье Ныне и впредь, Веселиться и петь. Кот
Вот спит кот-обормот, И он видит сон: То сметанку, вишь, то мышь, То жирен бульон, То он вроде на свободе Средь котов готов, Яр и скор влиться в хор Ста котовьих ртов, А то вдруг – будто юг, Зной, томленье, лень, Люди ходят, звери бродят, А он – в тень на весь день. А вот лев – кровавый зев, Клык на нож похож – Превелик и очень дик; Пард, он тож хорош, Тоже грозный, в шкуре звездной, Востроок, быстроног, Для ловитвы – когти-бритвы: Скок – и поволок. Дикий в чащах настоящих Жив народ – Рычит, ревет. Обормот в тепле живет – Но свой род Помнит кот! Невеста-тень Был одинокий человек, Сидел всю ночь, весь день, Сидел он камнем целый век – Без тени! Где же тень? Для белых сов он был шестком Под зимнею луной, А летом птиц не счесть на нем: Ведь камень – не живой. Однажды в сумерках – она Пришла из темноты, Вся в сером, волосы – волна, А в волосах – цветы. И вышел он из камня вон, Распалось колдовство, В свои объятья принял он Ее, она – его. И под звездой ночной, и днем С тех пор своих дорог Нет у нее: она – при нем, Внизу, в тени, у ног. Но ежегодно суть вещей Выходит изнутри: И вновь их двое, и он с ней Танцует до зари. Клад Было солнце юно и месяц млад, Когда выпевали боги свой клад: Серебрую россыпь в зелени трав И золота в водах прозрачных расплав. Щель Хелля еще не разверзлась тогда, Дракон не рожден был, ни гном – в те года Здесь жили издревние эльфы одни, Волшебным пеньем творили они В холмах средь лесов много дивных вещей И чудо-венцы для своих королей. Пришел им закат, звук волшебных словес Сталь заглушила и грохот желез; Нет песен у жадности, только ощер Угрюмый во мраке тесных пещер Над грудой сокровищ – вековечного зла На родину эльфов тень наползла. Жил в темной пещере старый гном, Плененный золотом и серебром, В работу он вкладывал силу и злость, Ладони истерты по самую кость: Монеты ковал и снизки колец И власть королевскую думал кузнец Купить! Но вовек не покинул свой склеп, И сморщился он, и оглох, и ослеп, И скрючились руки и стали дрожать – Он камушка в пальцах не мог удержать. И он не услышал, как недра горы Дрожали, когда, молодой в те поры, Свою жажду сокровищ дракон утолил – В пещеру заполз и огнем опалил, В том пламени алом сгорел гном дотла, Осталась от гнома на камне зола. Жил старый дракон. Под серой скалой Свой век пролежал он, одинокий и злой; Когда-то был счастлив, когда-то млад, Но, к злату прикован, стал он горбат, Иссох, и померк алый свет его глаз, И даже огонь в его сердце угас. Алмазы вросли в его шкуру, привык Сокровища пробовать он на язык, Знал каждую вещь и каждый излом Того, что лежит под черным крылом. Он думал всегда об одном – о ворах: Как плоть он сожрет, и сотрет кости в прах, И кровью напьется. Его голова Бессильно поникла, он дышит едва И звона кольчуги не слышит. На бой Дракона зовет воитель младой; Сверкнул у героя в руках острый меч, И тот, кто сокровища должен стеречь, Чьи зубы – кинжалы, чья шкура была Как сталь, – змей погиб, не поднявши крыла. Жил старый король. Белоснежно седа До костлявых колен отросла борода С тех пор, как, юный, на трон воссел. Веселья не знал он, не пил, не ел И думал всегда об одном – о своем Богатстве в большом сундуке под замком, О золоте том и том серебре, Что за кованой дверью хранятся в горе. Его меч заржавел, его слава прошла, Бесчестен был суд и неправы дела, Хоромы безлюдны, темны – оттого ль, Что был он эльфийского клада король? Не чуял он крови, не слышал врагов, Ни стука копыт, ни звука рогов – Сгорели хоромы, погибла земля, И в холодную щель брошен труп короля. Был он и есть, под горой древний клад, Забытый за створами кованых врат, И смертный вовек в те врата не войдет. Зеленая травка по склонам растет, И овцы пасутся, и птица свистит, И ветер морской в листве шелестит. Да! ночь охраняет извечный клад, Пока земля ждет, пока эльфы спят. |
