Дамианос был изрядно удивлен. Он почему-то воображал, что конунг Рорик стар и многоопытен. Здесь, в лагере вэрингов, всё оказывалось не таким, как представлялось издали.

Шкура закрыла рисунок не полностью. Дамианос скосил глаза и увидел, что это схема или, может быть, карта. Поразительно! Может быть, все же что-то иное? Варвары не знают географических карт и даже не представляют, что это такое. Мудрый Кый – и тот, показывая путь на север, всего лишь разложил на скамье пояс.

Годи быстро объяснял что-то, показывая на Дамианоса. Молодой витязь слушал, слегка морщась, и несколько раз отодвинулся от старика. Если у предводителя вэрингов чувствительный нос, не выносящий зловония, это еще удивительней, чем знание географии.

– Ты колдун? – Хозяин шатра говорил по-славянски хоть и с ошибками, но почти не коверкая слов. – Что он рассказывает? Какой мертвец? Какой черный женщина? Какой белый ведьма?

Сейчас – в этот момент – следовало решить, как себя подавать. Пожалуй, этот остроглазый рус, не похожий на дикаря, в колдовство не поверит. Нужно всё переиграть.

– Про белую ведьму ничего не знаю. Она привиделась воину, который меня вел. Я не колдун. Я лекарь. Со мной двое больных, которых я лечу, конунг.

– Я не конунг, – усмехнулся светлобородый. – Конунг – Рорик. – Это имя он произнес с придыханием в середине: «Рохрик». – Я хёвдинг. Мое имя Хельги. Пойдем, посмотрим на мертвец и черный женщина.

И пошел к выходу, стремительный, скорый на решения. Дамианос уже видел, что с хёвдингом (на языке вэрингов это означало «военачальник») ему придется непросто.

Подойдя к Гелии, смиренно горбившейся подле дозорного, Хельги стянул с ее головы тряпье, взял эфиопку за подбородок и повернул лицом к огню.

– Ты глуп, лекарь. Или ты врешь. Женщина не больной. Она черный, потому что из Африка. Я видел такие, когда мы плавали в Иберская земля.

На автоматона решительный молодой человек смотрел чуть дольше. Тот же продолжал пялиться на Гелию и не обращал на военачальника внимания.

– Это не мертвец. Просто дурак, – вынес приговор Хельги и повернулся к Дамианосу. – Я думаю, ты не лекарь. Ты хитрый брехун. – Это слово он выговорил очень отчетливо – должно быть, не так давно выучил. – Или лазутчик, который пришел смотреть наш лагерь. Я бы приказал тебя убить. Но Урм говорит, ты ему нужен. Пусть твой судьба решит конунг.

Он повернулся к страже, отдал какое-то распоряжение и вернулся в шатер, махнув на прощание жрецу и не удостоив взглядом Дамианоса.

– Приказал стеречь, – шепотом перевела Гелия. – Когда луна будет посередине неба, отвести тебя и меня к конунгу. Дурака вести не надо. Говорит, своих девать некуда.

– К конунгу – это прекрасно, – довольно молвил аминтес. – А то, я смотрю, у вэрингов бюрократическая волокита, прямо как в наших канцеляриях. Гоняют от одного начальника к другому.

Гелия хихикнула.

Урм прищурился своим якобы незрячим глазом, хотел что-то сказать, но лишь крякнул и подал знак, смысл которого был понятен без слов: приложил палец к губам, а потом той же рукой многозначительно погладил острие ножа. Дамианос успокаивающе кивнул и прижал ладонь к сердцу. Старый шарлатан заступился за коллегу – спасибо. Наверняка надеется получить от бродячего жреца Эскулапа еще какую-то пользу. Но тратить время на годи незачем. Судя по поведению хёвдинга, Урм пользуется авторитетом только у простых воинов.

Бывший слепец пошел прочь, громко стуча посохом, но двигаясь гораздо уверенней, чем прежде. Пленники отошли к костру, сели на землю. Один из дозорных – они все были молодые и поджарые, похожие на самого Хельги – встал рядом.

– Что-то в тебе изменилось, – тихо сказала Гелия. – Я вижу. Ты стал другой. Глаза не такие, как раньше. Если бы я тебя не знала, подумала бы, что ты чего-то боишься. Но ты не умеешь бояться. Что случилось, брат?

– Ничего, – ответил он недовольно. – Я всегда такой в начале новой работы.

– Я твой близнец. Я чувствую. Скажи правду.

– Думай лучше о встрече с конунгом. Или не мешай думать про это мне. Ты знаешь, что такое «кровавый орел»?

– Да. Нам в Академии рассказывали. Это такая ритуальная казнь. Очень неприятная.

– Ну так если не хочешь, чтобы нас выпотрошили и вывернули наизнанку, сиди тихо. Я пытаюсь сосредоточиться.

– Меня не выпотрошат, – беспечно молвила Гелия. – Женщин они топят в реке. Но я бессмертная, ты же знаешь.

Если у Рорика такие шустрые хёвдинги, то каков же сам конунг, думал Дамианос. Малейшая оплошность – и пропадешь.

Раньше эта мысль была бы приятной. Сейчас же тоскливо сжалось сердце.

Спустя час с небольшим – луна сияла ровно в середине неба – страж тронул аминтеса за плечо древком копья, показал: следуйте за мной.

Автоматону Дамианос велел оставаться у костра и не двигаться. Сестре сказал:

– Что ж, пора. Всякое со мной бывало, но дрессировать варварских вождей без языка еще не доводилось. Держись рядом. Переводи. Умеешь шептать, не двигая губами?

– Конечно, умею. Хоть и не понимаю, чем тебе не нравятся мои губы, – шутливо ответила Гелия. Ей всё было нипочем.

Вот теперь их вели к большому дому, черневшему в самом центре лагеря. Терем был выстроен с некоторыми потугами на нарядость: по краям крыши – нескладные коньки, к широкому крыльцу приделаны кривоватые перила. Плотники из вэрингов неважные. В Кыеве купец средней руки, и то ставил себе хоромы краше, чем русский князь.

Из дома, в окнах которого покачивался багровый свет, несся гул множества голосов. У Рорика, как у всякого царька, конечно, имелась своя ближняя дружина, и он, опять-таки по повсеместно распространенному у дикарей обычаю, должен был делить с нею стол. Сражаться, спать и есть бок о бок – таков закон всякого воинского сообщества.

Оказавшись в длинном зале с низким потолком, Дамианос быстро оглядел помещение и убедился, что трапезный обычай вэрингов мало отличается от славянского или хазарского – разве что последние пировали не за столами, а на земле, постелив конские шкуры.

У парадной стены, на которой висели узорные щиты, находился почетный стол; оттуда через всю горницу в три ряда тянулись столы для дружинников, которые сидели в соответствии с возрастом и заслугами. Чем ближе к князю, тем больше седых голов.

На столах в продолговатых деревянных блюдах лежали огромные куски мяса, странно расплющенные рыбины, сухие плоские лепешки. Стояло множество здоровенных неудобных кувшинов, которые воины брали двумя руками и пили, обливая бороду желтой пенной жидкостью.

Охранник вел Дамианоса и Гелию вдоль стены. Ближе к князю пили не из кувшинов, а из костяных рогов – у каждого из старших дружинников имелся собственный. Здесь были и прислужники с железными кольцами вокруг шеи, забиравшие со стола кости и подкладывавшие угощение на блюда – не деревянные, а серебряные.

– В ошейниках – трелли, рабы. Видишь, они в рукавицах? – шепнула сзади Гелия. – Им запрещено касаться свободного человека руками. Когда викинга хотят предать позорной смерти, палачом назначают трелля.

– «Викинг» – это дружинник? – переспросил Дамианос и мысленно повторил слово, чтобы запомнить.

Ели вэринги так, как едят самые дикие из варваров – жадно и неопрятно. Жилистые куски, не дожевав, выплевывали прямо на стол, жирные руки вытирали о волосы, не вытряхивали из бород остатки пищи. Дружинники Кыя по сравнению с викингами показались бы патрикиями.

Наконец приблизились к верхней части залы, встали у стены. Отсюда уже можно было как следует рассмотреть конунга и его ближайшее окружение.

Дамианос почти успокоился, тревога отступила. Всё было как всегда. Сколько раз за минувшие годы повторялась одна и та же картина. Первый пир у очередного царька, трапезничающего со своей дикой дружиной. Стоишь в сторонке, приглядываешься. Сейчас начнется первый стадиум дамианизации.