– Неправильно, – сказал Гусениц.

– Да, к сожалению, немножко неправильно, – робким голоском проговорила Алиска.

– Неправильно от начала до конца, – сурово сказал Гусениц, и они оба погрузились в молчание.

Первым заговорил Гусениц:

– Ну, и какой же величины ты хочешь быть?

– Ой, мне вообще-то всё равно, – поспешно ответила Алиска, – только бы не изменяться так часто, понимаете?

– Не понимаю, – сказал Гусениц.

Алиска промолчала. Она уже начинала терять терпение: никогда с ней только не спорили.

– Такой, как сейчас, тебе нравится быть? – спросил Гусениц.

– Если не возражаете, дяденька, я бы хотела стать немножко побольше. Ужасно грустно быть ростом в полкарандаша.

– Это прекрасный рост! – сердито заявил Гусениц и расправил плечи. Ростом он был как раз в полкарандаша.

– Да, но я-то привыкла быть больше! – жалобно возразила Алиска, а про себя подумала: «До чего же они тут все обидчивые!»

– Привыкай теперь быть поменьше, – сказал Гусениц и снова закурил свою диковинную трубку.

Алиса терпеливо ждала, когда же он снова заговорит. Через несколько минут Гусениц вынул трубку изо рта, зевнул разок-другой и встряхнулся. Потом слез с гриба и пополз, куда глаза глядят, а глядели они у него в траву. На прощанье он проговорил:

– Один бок увеличит, другой – уменьшит.

«Один бок чего? – подумала Алиса. – Другой бок чего?»

– Гриба, – сказал Гусениц, как будто услышал её мысли. В следующую секунду он скрылся из виду.

Алиска постояла, постояла, задумчиво разглядывая гриб и размышляя, где у него бока, и в конце концов придумала: обхватила гриб обеими руками и отломила от шляпки по кусочку каждой рукой.

– Где же какой? – подумала она вслух и надкусила тот, что был в правой руке, – посмотреть, что получится.

В ту же секунду её сильно ударило снизу в подбородок: он налетел на туфельки. Алиска от неожиданности обмерла. Нельзя было терять ни секунды: она быстро сжималась. Тогда она принялась за другой кусок. Подбородок её так плотно прижался к ногам, что открыть рот было почти невозможно. Наконец ей это удалось, и она откусила от левого кусочка.

– Фу-у-у! Наконец-то голова освободилась! – облегчённо вздохнула Алиска, но тут же испуганно замолчала: её плечи исчезли. Внизу виднелась только длинная-предлинная шея, возвышавшаяся над зелёным морем.

«Что это там зеленеет? – подумала она. – А куда подевались мои плечи? Ой, и руки! Что-то я нигде их не вижу…»

Алиска двигала руками, но не находила их, только листья далеко внизу слабо шевелились.

Видя, что руками до головы не достать, она решила достать головой руки. К счастью, шея двигалась в любом направлении, изгибаясь, как змея. Только Алиске удалось изящно выгнуть её и приготовиться нырнуть головой в листья (это ведь были всего-навсего верхушки деревьев, под которыми она ещё недавно гуляла), как вдруг раздалось пронзительное шипение, и Алиса даже отпрянула от неожиданности: большая взрослая Голубка налетела на неё и принялась колотить по её лицу крыльями.

– Змея!! – закричала Голубка.

– Никакая я не змея! – возмущённо возразила Алиса. – Оставьте меня в покое!

– Нет, змея! – уже тише повторила Голубка и вздохнула. – Как ни стараюсь – ничего не помогает!

– Понятия не имею, о чём вы говорите, – сказала Алиса.

– И под деревьями нельзя, и на берегу речки нельзя, и под изгородью нельзя, – продолжала Голубка, не обращая внимания на её слова. – Никакого сладу нет с этими змеями!

Алиска уже совсем ничего не понимала, но всё-таки решила не перебивать.

– Мало того, что яйца насиживаешь, так ещё и от змей их уберегай круглые сутки! Последние три недели я глаз не сомкнула!

– Я вам очень сочувствую, – сказала Алиса. Она начинала понимать, в чём дело.

– И вот, когда я нашла самое высокое дерево в лесу, – говорила Голубка, и голос её постепенно переходил в крик, – когда я уже надеялась, что наконец-то от них избавилась, они на меня прямо с неба валятся! У-у, змеиная порода!

– Да поймите же: я не змея! Я… я…

– Ну, кто, кто? Не можешь придумать?!

– Я – девочка… – очень неуверенно проговорила Алиска. Она ведь уже столько раз менялась за сегодня!

– Ври больше! – сказала Голубка с глубочайшим презрением. – Я на своём веку немало девочек повидала, но такой длинношеей что-то не припомню! Нет уж, ты – самая настоящая змея, и нечего спорить! Может, скажешь ещё, что никогда яиц не ела?!

– Конечно, ела, – ответила Алиска. Она всегда говорила правду. – Только девочки тоже едят яйца.

– Не верю! А если и едят, значит, это тоже такие змеи, вот и всё!

Алиске эта мысль показалась такой неожиданной, что она потеряла дар речи. А Голубка продолжала:

– Ты яйца ищешь, меня не проведёшь! Так какая разница – девочка ты или змея?!!

– Для меня большая! – поспешно возразила Алиска. – Только я всё равно яиц не ищу. А если бы и искала, мне бы ваши не подошли – они ведь сырые.

– Ну, так проваливай! – угрюмо бросила Голубка и полетела в своё гнездо. А Алиска пошла себе, согнувшись в три погибели. Её шея время от времени запутывалась в ветвях, и тогда приходилось её распутывать.

И тут она вспомнила, что в руках у неё остались кусочки гриба. Она принялась их есть, только на этот раз очень осторожно, откусывая по очереди то от одного, то от другого и становясь то выше, то ниже, пока, наконец, не стала такой, как обычно.

Алиска уже и забыла, когда последний раз была нормального роста, и сначала ей было как-то не по себе. Но постепенно она привыкла, а привыкнув, снова заговорила сама с собой:

– Так, полдела сделано! Всё-таки до чего же это всё необычно! Сама не знаю, какой буду через минуту! Ну, да теперь я стала обыкновенной. Самое время постараться найти тот чудесный сад!

Говоря так, она подошла к лужайке. На лужайке стоял домик – высотой как раз с неё.

– Кто бы тут ни жил, – подумала Алиска, – нельзя являться к ним такой огромной, величиной с целый дом!

Она принялась за правый кусочек, и только когда уменьшилась в несколько раз, осмелилась подойти к дому.

Минуту-другую она стояла и рассматривала дом, не зная, что же делать, как вдруг из лесу выбежал лакей в ливрее. Алиска догадалась, что это лакей по его одежде; что касается лица, то оно было рыбье. Лакей подбежал к дому и постучал в дверь костяшками пальцев. Ему открыл другой лакей в ливрее, круглолицый и пучеглазый – вылитая лягушка. У обоих лакеев на головах были парики.