Литмир - Электронная Библиотека

Запрыгнуть на движущийся поезд не так-то просто, пробовать никому не советую, остаться без ног или без головы легче легкого. Те, кто был с Вешенской, имели в этом деле небольшой пацанячий опыт, потому что жили у станции, конечно, и хулиганили там... не без этого. Но даже для них это было проблемой.

Когда шла платформа – было видно, что последняя, – сотник уже бежал вдоль состава изо всех сил, чтобы хоть немного смягчить рывок. Платформы уходили... он даже не мог обернуться, чтобы увидеть, какая последняя. А ему нужна была именно последняя.

Рывок! – едва не вырвавший руки, его сбило с ног, ныли пальцы... но он вцепился в ржавое грязное железо и не отпускал... ноги волочило по щебню насыпи... если сейчас будет стрелка, то может и оторвать, такое он слышал, запросто...

Тянись...

Попытался подтянуться – на одних руках, хрипя и шипя от напряжения, не получалось. Не получалось, хоть убей, его волочило за платформой, из горла рвался крик...

– А-а-а-а!..

Это был не крик – нечто похожее на звериный рев, каким-то чудом он успел оттолкнуться от насыпи, да так, что показалось – то ли подошву оторвало, то ли ногу. Оторвало, потому что он не чувствовал ногу, не чувствовал, как бьет ее по насыпи.

Оторвало – ну и хрен с ней!

Только через несколько секунд Велехов понял, что он как-то умудрился закинуть ногу на платформу, поэтому и не чувствует, как ноги бьются о щебень. Вот только бы еще сил набраться... вторую закинуть... закинуть всего себя на эту проклятую платформу, трясущуюся и лязгающую... так... оп-па!

Он так и лежал, тяжело, хрипло, как загнанная лошадь дыша, и не мог отцепить руки от ржавого металла. Если сейчас к нему подойдет охранник с платформы, возьмет его голыми руками, он и встать-то не сможет.

Да, не сможет.

Но надо...

Поезд набирал ход.

Так, не вставая, он пополз вперед по-пластунски, туда, где грохотала и лязгала металлом сцепка. По пути он обнаружил, что каким-то образом лишился винтовки...

И черт с ней... Может, какому повстанцу попадется...

Он не знал, что стояло на платформе, но это что-то было большим, тяжелым и гусеничным, и с длинным стволом – а значит, сойдет. Перевалился – и чуть было не полетел под колеса, так закружилась голова, еле схватиться успел. Несмотря на опустившуюся на землю чернь ночи, был отчетливо виден отполированный до блеска стальной рельс и жадно закусывающая его кромка колесной пары. Он видел, что когда-то стало с неосторожным сцепщиком в Вешенской – и энтузиазма это не добавляло...

Тут должен быть рычаг. Сначала надо разъединить магистраль подачи сжатого воздуха, электричества, и чтобы при этом не долбануло... А хотя какое тут, к чертям, электричество, на открытой платформе? Потом рычаг. Рычаг...

А ведь если отсоединить воздушную магистраль, то начнется утечка и будет сигнал тревоги. Как быстро? Сразу? У него из оружия пистолет и нож – против целого состава.

Рука неожиданно натолкнулась на массивный рычаг – примерно такой использовался и на наших вагонах, в Вешенской. Автосцепка называется... была не была.

Он толкнул рычаг сначала в одну сторону – не поддалось, потом в другую – потом отбросил осторожность и рванул обеими руками – так, что чуть опять не свалился на рельсы. И почувствовал, что поддается...

Сначала ничего не происходило, поезд как шел, так и шел. Потом он заметил, что шланг, которым подается воздух, натянулся до предела, как струна. А потом лопнул, хлестанул по платформе со звонким щелком, а сотник снова едва не свалился под колеса. Шипя, как разъяренная змея – это было слышно даже сквозь грохот колесных пар, – состав удалялся, оставляя на рельсах бегущую по инерции платформу...

Платформа остановилась. Они сделали это...

Несколько минут Велехов так и лежал на платформе, пытаясь прийти в себя. Если бы он знал, что все будет происходить так, никогда бы не согласился на эту безумную авантюру. Никогда, ни за какие коврижки.

Потом встал и первым делом обошел платформу, пытаясь найти труп, оружие, что-то в этом духе. Подсвечивал себе фонариком, потому что скрываться уже не было смысла, проявились в полный рост и во всей красе. Но на платформе не было ничего, кроме грязи, кусков какой-то проволоки и свернутого рулона плотной ткани, непонятно зачем.

– Ну и что делать теперь? – вслух спросил сотник сам себя.

Хлопнул себя по карману, ожидая наткнуться на осколки или вообще ничего не обнаружить, но, к его изумлению, рация была на месте, более того – она работала! Включил на прием – и услышал встревоженный голос, шпарящий открытым текстом:

– Старший! Вызываю старшего! Старший, где ты?

– Дело сделано... – устало проронил в рацию Велехов и поморщился – кожу он ободрал с ладоней капитально.

* * *

Он снял и свернул маскировочную сеть с платформы. Посветил фонариком – это было то, что он и хотел – квадратный, с пятидюймовой пушкой «Аустро-Даймлер», лицензионный римский «Демаг Леопард-2», один из последних классических танков, здесь они, видимо, еще состояли на вооружении. Мощная лобовая броня, двигатель – дизель, как минимум, на тысячу сил, прямоугольная, угловатая башня, пятидюймовая пушка, предназначенная, прежде всего, для стрельбы прямой наводкой. Два пулемета – тринадцать миллиметров на башне и семь и шестьдесят два, три линии[14], спаренные с пушкой. Теоретически танк хорош – но именно теоретически. На современном поле боя, с его управляемыми самонаводящимися шестидюймовыми снарядами, отстреливаемыми на пятьдесят километров, с боевыми вертолетами, ракеты которых бьют по целям с десяти километров – этому танку места не было...

Теперь с этим танком надо что-то делать. Самое главное, вдруг не окажется топлива? Интересно, как здесь принято перевозить технику? По идее – можно перевозить и заправленной, соляра не горит. А если нет топлива? Идти в ближайшую деревню за ведром соляры? Нет, скорее за бочкой. А потом ее сюда катить. А больше поезда тут вообще ходить не будут, подождут, пока они с танком справятся.

Великолепно...

Кстати, еще один вопрос: а как для начала эту вот дуру, весом шестьдесят две, если память не подводит, тонн, сгрузить с платформы? Кран подогнать?

Вопросы, вопросы...

Со стороны Пожареваца кто-то бежал, сотник повернулся – и вспомнил, что потерял свое оружие. Но это был всего лишь Певцов.

– Жив? – задал он дурацкий вопрос, когда подбежал к платформе, схватился за нее руками, тяжело дыша.

– Как видишь. Где остальные?

– Сейчас будут. Какая ляля...

– Мы с этой лялей – намучаемся. Что с ней делать теперь?

– Как что? Заводить и ехать...

– Заводи и едь. Сумеешь?

Певцов взобрался на платформу, как старый дед, цепляясь и руками и ногами. Потом так же залез на танк, на башню...

– Ты что, в самом деле умеешь?

– Есть немного.

– Где научился?

– Да брательник на броне отслужил... Это не сложнее, чем трактор водить. Ага!

Певцов открыл люк – это тебе не машина, никакой противоугонки нет – и полез внутрь танка. Подбежал Чебак.

– Соболя где оставил?

– Там, с Божедаром плетется. Живой, командир?

– Да что вы все меня хороните? До самой смерти не умру.

– Мы смотрели, как ты уцепился, думали, сбросит.

– Держите меня четверо. Батя быка седлал.

– Так то батя. И то быка...

Подбежал Божедар.

– Живой, пан казак?

Чебак посмотрел на Велехова. А Велехов – на Чебака. И оба – расхохотались.

– Казаки! – Певцов вылез из башенного люка.

– Ну что?

– Соляры под пробку! И снаряды загружены!

– Давай потихоньку назад! Только тихо!

Танк зашевелился на платформе, утробно взревел двигателем.

– Давай, давай!

Пушка – самое уязвимое место танка – была поднята на максимальный угол возвышения и повернута на девяносто градусов. Если им повезет – танк не перевернется при такой безумной разгрузке.

вернуться

14

В реальности на стандартном «Леопарде» два пулемета MG3.

9
{"b":"541810","o":1}