Глокта покачал головой, и стириец глубоко вздохнул.

— Мне-то, конечно, все равно, но вам, возможно, стоит подумать об отводе войск, пока мы еще удерживаем залив.

«Всем хочется поскорее удрать. Даже мне». Глокта фыркнул.

— Я на поводке у закрытого совета, а они говорят «нет». Мне было сказано, что честь короля не допускает отступления. Очевидно, его честь дороже, чем наши жизни.

Коска поднял брови.

— Честь, вот как? А что это за штука такая? У каждого свое представление о ней. Честь нельзя выпить. С ней нельзя переспать. Чем больше ее у тебя, тем меньше от нее пользы. А если у тебя ее вообще нет, то и горевать не о чем. — Он покачал головой. — Однако некоторые думают, что лучше этой штуки ничего в мире нет.

— Хм, — отозвался Глокта, облизывая беззубые десны.

«Честь стоит дешевле, чем ноги или зубы. За этот урок я дорого заплатил».

Он взглянул на темный абрис городской стены, усеянный горящими кострами. Оттуда по-прежнему слышался неотчетливый шум сражения. Случайная горящая стрела взмыла высоко в воздух и упала где-то среди развалин трущоб.

«Даже сейчас кровавая работа продолжается».

Глокта тяжело вздохнул.

— Есть у нас шанс продержаться еще неделю?

— Неделю? — Коска поджал губы. — Приемлемо.

— А две?

— Две недели? — Коска прищелкнул языком. — Это уже труднее.

— Ну а месяц, соответственно, совершенно безнадежно.

— Да, «безнадежно» — как раз то самое слово.

— Вы, кажется, наслаждаетесь ситуацией.

— Я? Я специализируюсь на безнадежных задачах! — Коска ухмыльнулся. — В последнее время других у меня и не бывает.

«Мне знакомо это чувство».

— Удерживайте городскую стену, сколько сможете, затем отходите назад. Стены Верхнего города станут нашей следующей линией обороны.

Коска широко улыбался, блестя зубами в темноте.

— Держаться, сколько сможем, а затем отходить! Мне уже не терпится!

— И возможно, нам стоит подготовить несколько сюрпризов для наших гуркских гостей, когда они в конце концов окажутся по эту сторону стен. Ну, вы понимаете… — Глокта неопределенно махнул рукой. — Натянутая проволока, замаскированные ямы, колья, вымазанные экскрементами, и все такое прочее. Думаю, у вас есть опыт в подобных способах ведения войны.

— У меня есть опыт во всех способах ведения войны. — Коска щелкнул каблуками и вскинул руку в салюте. — Колья и экскременты! Вот вам и вся честь.

«Это война. Единственная честь здесь в том, чтобы победить».

— Кстати, что касается чести. Вам лучше предупредить нашего друга, генерала Виссбрука, где расставлены ваши сюрпризы. Будет жаль, если он случайно напорется на такой кол.

— Разумеется, наставник. Ужасно жаль.

Глокта сжал кулак.

— Гурки должны заплатить за каждый их шаг. — «Они должны заплатить за мою изувеченную ногу». — За каждый дюйм этой грязи. — «За мои выбитые зубы». — За каждую развалившуюся лачугу, за каждый клочок земли. — «За мой слезящийся глаз, за мою скрюченную спину, за мою жизнь, превратившуюся в омерзительное подобие жизни». Он облизнул беззубые десны. — Заставьте их заплатить.

— Превосходно! Хороший гурк — мертвый гурк!

Наемник развернулся и прошел внутрь Цитадели, звеня шпорами. Глокта остался один на плоской крыше.

«Одна неделя? Да. Две недели? Возможно. Дальше? Безнадежно. Возможно, у гурков и нет никаких кораблей, но все равно загадочный старик Юлвей был прав. Как и Эйдер. У нас с самого начала не было шансов. Невзирая на все наши усилия и жертвы, Дагоска падет. Это лишь вопрос времени».

Он посмотрел вдаль, поверх ночного города. В темноте было трудно отличить землю от моря, огни на кораблях — от огней в зданиях, факелы на мачтах — от факелов в трущобах. Сплошная сумятица световых точек, терявшихся в пустоте. И только одно было несомненным:

«С нами покончено. Не сегодня ночью, но скоро. Мы окружены, и узел будет затягиваться все туже. Это лишь вопрос времени».

Ферро снимала швы один за другим: аккуратно разрезала нитку блестящим кончиком ножа и осторожно вытаскивала ее из кожи Луфара. Ее смуглые пальцы двигались быстро и уверенно, желтые глаза были сосредоточенно прищурены. Логен наблюдал за ее работой, тихо покачивая головой при виде такого мастерства. Он не раз видел, как это делают, но никогда еще не встречал такого совершенства. Луфар как будто даже не чувствовал боли, хотя в последнее время он постоянно выглядел так, словно ему больно.

— Ну что, будем снова перевязывать?

— Нет. Надо дать коже подышать.

Последняя нитка выскользнула наружу. Ферро отбросила прочь окровавленные обрывки, отодвинулась назад и присела на пятки, чтобы изучить результат.

— Это очень здорово, — проговорил Логен приглушенным голосом.

Он и представить себе не мог, что все может обойтись так удачно. Челюсть Луфара в свете костра казалась слегка искривленной, словно он жевал с той стороны. На губе виднелась рваная выемка, от нее до кончика подбородка шел ветвистый шрам с рядами Розовых точек по обеим сторонам (следы снятого шва), кожа вокруг него была стянутой и бугристой. И больше ничего; разве что небольшая опухоль, которая скоро сойдет.

— Ты просто отлично его зашила. Никогда не видел лучшей работы. Где ты училась лечить?

— Меня научил человек по имени Аруф.

— Что же, он отлично это делал. Редкостное мастерство. Нам повезло, что он это умел.

— Сперва мне пришлось с ним переспать.

— А-а… — Так дело представало в несколько ином свете.

Ферро пожала плечами.

— Я была не против. Он был по-своему хороший человек, а кроме того, он научил меня убивать. Мне приходилось трахаться со многими гораздо хуже его и за гораздо меньшую цену. — Она угрюмо осмотрела челюсть Луфара и стала нажимать на нее большими пальцами, прощупывая места вокруг раны. — Гораздо меньшую.

— Ладно, — пробормотал Логен.

Он тревожно переглянулся с Луфаром: разговор повернулся совсем не так, как он предполагал. Наверное, этого надо было ожидать, имея дело с Ферро. Он половину пути пытался выжать из нее хоть слово, а теперь, когда наконец что-то услышал, немного растерялся.

— Все заросло, — буркнула она, после того как с минуту в молчании прощупывала лицо Луфара.

— Благодарю тебя. — Тот схватил ее за руку, когда она уже отодвигалась. — Нет, правда! Не знаю, что бы я делал…

Она сморщилась, словно он дал ей пощечину, и отдернула пальцы.

— Ладно! А если ты снова позволишь разбить себе лицо, зашивай его сам!

Она поднялась, отошла и уселась в зыбкой тени развалин, так далеко от остальных, как только могла, не выходя наружу. Похоже, что изъявления благодарности она любила еще меньше, чем все остальные виды разговоров. Луфар не обиделся; он слишком радовался тому, что с него наконец-то сняли швы.

— Как я выгляжу? — Он показал пальцем на свою челюсть, на которую безуспешно пытался скосить глаза.

— Хорошо, — ответил Логен. — Тебе повезло. Может, ты теперь не такой красавчик, каким был раньше, но все равно гораздо лучше меня.

— Еще бы, — отозвался Луфар. Он исследовал языком шрам на губе и улыбался, как мог. — Им пришлось бы снести мне голову, чтобы я стал похожим на тебя.

Логен ухмыльнулся, встал на колени возле котелка и принялся помешивать варево. Они с Луфаром поладили. Жестокий урок, но разбитое лицо сослужило парнишке хорошую службу: научило его уважению, причем гораздо быстрее, чем уговоры. Луфар стал смотреть правде в глаза, а это всегда полезно. Да, знаки внимания и время помогают завоевать человека… Тут взгляд Логена упал на Ферро, мрачно выглядывающую из темного угла, и его улыбка угасла. Что ж, для кого-то времени требуется больше, чем для других, а с некоторыми вообще ничего не получается. Черный Доу был таким. «Он создан, чтобы бродить в одиночку», — так сказал бы отец Логена.

Логен снова занялся котелком, но его содержимое вряд ли могло подбодрить. Жидкая овсянка с несколькими обрезками свинины да кое-какие корешки. Охотиться здесь было не на что. Мертвая земля — недаром она так называлась. Даже трава на равнине уступила место какой-то бурой поросли и серой пыли. Логен оглядел остов разрушенного здания, где они разбили лагерь. Неверный свет костра выхватывал из тьмы обломки камней, осыпавшуюся известку, старые расщепленные бревна. Не было ни папоротника, угнездившегося в трещинах, ни молодых деревьев, проросших сквозь земляной пол, ни даже клочка мха между камнями. Казалось, никто не заходил сюда уже много столетий. Может, так оно и было.