И еще тишина. Нынче ночью ветер почти стих, лишь тихо потрескивал костер да Байяз бормочущим голосом отчитывал за что-то своего ученика. Логен был ужасно рад, что первый из магов снова пришел в себя, хотя Байяз теперь выглядел старше и еще угрюмее, чем прежде. По крайней мере, Логену больше не нужно было решать, что делать дальше, — это никогда ни для кого не кончалось добром.

— Наконец-то ясная ночь! — пропел брат Длинноногий, появившийся из дверного проема с очень самодовольным видом. Он поднял палец вверх. — Великолепное небо для навигации! В первый раз за десять дней звезды хорошо видны, и я должен сказать, что мы ни на шаг не отклонились от нашего избранного курса! Ни на фут! Я не сбился с пути, друзья мои. Нет! Это было бы совсем не в моем духе! До Аулкуса, полагаю, еще сорок миль, в точности как я и говорил!

Однако никто его с этим не поздравил. Байяз и Ки по-прежнему что-то раздраженно бормотали. Луфар вертел перед собой лезвие короткого клинка, пытаясь увидеть в нем отражение своего лица. Ферро дулась в дальнем углу. Длинноногий вздохнул и присел на корточки у огня.

— Снова овсянка? — пробурчал он, заглядывая в котелок и морща нос.

— Боюсь, что так.

— Хм, ну что ж… Тяготы дороги, не так ли, друг мой? Чем тяжелее путешествие, тем больше славы!

— Угу, — отозвался Логен.

Пожалуй, он бы отказался от лишней славы в пользу хорошего ужина. С унылым видом Логен помешал ложкой булькающее варево.

Длинноногий наклонился к нему и проговорил вполголоса:

— Мне кажется, наш именитый наниматель недоволен своим учеником.

Недовольная речь Байяза звучала все громче и все более раздраженно.

— Уметь обращаться со сковородкой — это замечательно, но твоим основным занятием по-прежнему остается практика магии! В последнее время я чувствую, что твое отношение к делу сильно изменилось. Ты проявляешь излишнюю настороженность и строптивость. Я начинаю подозревать, что такой ученик может не оправдать моих надежд!

— А вы? Разве вы всегда были послушным учеником? — Ки насмешливо улыбался. — Разве ваш учитель никогда не разочаровывался в вас?

— Такое случалось, и последствия были ужасны. Мы все совершаем ошибки, и долг учителя — помочь своим ученикам не повторить его собственных промахов!

— Тогда, возможно, вам стоит рассказать мне историю ваших ошибок. Может быть, тогда я пойму, как мне их избежать?

Они мерили друг друга яростными взглядами над пламенем костра. Логену не нравился разгневанный вид мага. Он уже видел такое выражение на лице Байяза, и никогда это не приводило к добру. Непонятно, почему Ки за несколько недель перешел от смиренной покорности к угрюмому неповиновению, но в любом случае это никому не облегчало жизнь. Логен делал вид, что внимательно следит за овсянкой, но в любой момент готов был услышать оглушительный рев испепеляющего пламени. Однако молчание прервал лишь тихий голос Байяза.

— Ну хорошо, мастер Ки, в кои-то веки ты просишь о чем-то разумном. Давай поговорим о моих ошибках. Весьма обширная тема. Даже не знаю, с чего начать.

— С самого начала! — предложил ученик. — А откуда же еще следует начинать?

Маг невесело хмыкнул.

— Что ж… Давным-давно, в Старые времена… — Он на мгновение замолчал, глядя в огонь, пятна света двигались по его изможденному лицу. — Я был первым учеником Иувина. Однако вскоре мой учитель взял второго. Мальчика с Юга. Его звали Кхалюль.

Ферро внезапно вскинула голову и глянула на него из полумрака, нахмурив брови.

— С самого начала мы с ним ни в чем не могли сойтись. Оба были слишком горды, завидовали талантам друг друга и ревновали к каждому знаку внимания учителя. Это продолжалось даже тогда, когда через много лет Иувин взял новых учеников, всего нас стало двенадцать человек. Вначале соперничество шло нам на пользу: каждый старался проявить наибольшее усердие и преданность. Однако после ужасной войны с Гластродом многое изменилось.

Логен собрал миски и стал разливать дымящееся варево, прислушиваясь к рассказу Байяза.

— Соперничество превратилось во вражду, вражда стала ненавистью. Мы сражались — сначала на словах, потом пустили в ход силу, а затем и магию. Возможно, если бы нам не мешали, мы бы убили друг друга. Возможно, если бы это произошло, мир стал бы счастливее. Но тут вмешался Иувин. Он отослал нас: меня на далекий Север, а Кхалюля на Юг, в две великие библиотеки, построенные им задолго до того. Он отправил нас учиться, по отдельности и в одиночестве, пока наш пыл не остынет. Он думал, что высокие горы, морской простор и разделяющее нас пространство Земного круга положат конец вражде, но он недооценил ее силу. Мы оба, каждый в своей ссылке, еще сильнее ожесточились, винили во всем друг друга и замышляли мелочную месть.

Логен раздал всем скудную еду, а Байяз продолжал сверлить Ки неотступным взглядом из-под нависших бровей.

— Если бы мне хватило здравомыслия послушать своего учителя! Но нет, я был молод, своеволен и полон гордыни. Я сгорал от нетерпения, страстно желая превзойти Кхалюля. И по глупости я решил, что если Иувин не хочет обучать меня… то мне нужно найти другого учителя.

— Опять эта размазня, розовый? — буркнула Ферро, выдергивая свою миску у Логена из рук.

— Можешь не благодарить. — Он кинул ей ложку, и Ферро поймала ее в воздухе.

Логен вручил миску первому из магов.

— Другого учителя? Но какого другого учителя вы могли найти?

— Только одного, — тихо проговорил Байяз. — Канедиаса, Мастера Делателя. — Он задумчиво вертел ложку в руке. — Я пришел к нему, преклонил колени и умолял позволить мне учиться у него. Разумеется, Делатель отказал мне, как отказывал всем… вначале. Но я был настойчив. Через некоторое время он уступил и согласился обучать меня.

— И вы поселились в Доме Делателя, — пробормотал Ки.

Логен поежился, сгорбившись над своей миской. Единственный короткий визит в Дом до сих пор снился ему в кошмарах.

— Совершенно верно, — откликнулся Байяз, — и изучил тамошние порядки. Поскольку я был обучен высокому искусству, новый хозяин ценил меня. Однако Канедиас хранил свои секреты еще более ревниво, чем Иувин. Он заставлял меня работать на износ, как раба, и открывал мне только самые необходимые крохи знания, чтобы я мог ему служить. Я злился. Однажды, когда Делатель покинул Дом в поисках материалов для работы, мое любопытство, честолюбие и жажда знаний погнали меня исследовать те части Дома, куда мне было запрещено ступать. И там я отыскал самый большой из его секретов.

Он замолк.

— И что там было? — нетерпеливо спросил Длинноногий, чья ложка застыла на полпути ко рту.

— Его дочь.

— Толомея, — прошептал Ки еле слышно.

Байяз кивнул, и один угол его рта пополз вверх, словно он вспомнил что-то хорошее.

— Она была не похожа ни на кого другого. Она никогда не покидала Дома Делателя, никогда не говорила ни с кем, кроме отца. Я узнал, что она помогала ему в особенных делах. Она работала… с такими материалами… которых могла касаться только собственная плоть и кровь Делателя. Подозреваю, что именно для этого он ее и зачал. Она была несравненной красавицей. — Лицо Байяза исказилось, и он с горькой улыбкой опустил глаза в землю. — По крайней мере, такой я ее вспоминаю.

— Уф-ф, как хорошо! — проговорил Луфар, поставил на землю пустую миску и облизнул пальцы.

В последнее время он стал менее разборчив в еде. Еще бы, думал Логен: если ты несколько недель вообще не способен жевать, ты отучаешься привередничать.

— Еще есть? — с надеждой спросил юноша.

— Возьми мою, — прошипел Ки и сунул Луфару свою миску. Его лицо мертвенно побледнело, глаза сверкали в тени, как два огня. Он не сводил пристального взгляда с учителя. — Продолжайте!

Байяз поднял голову.

— Толомея очаровала меня, а я ее. Сейчас это странно говорить, но тогда я был молод и полон огня, а волосы у меня были такие же пышные, как у капитана Луфара. — Он провел ладонью по лысому черепу и пожал плечами. — Мы полюбили друг друга.