— Вспоминаю, — сказал сэр Найджел, рассмеявшись, — и как вы гнали повара по улице и как грозились сжечь гостиницу. Клянусь апостолом, досточтимый сэр, — обратился он к городскому голове, — мой старый друг — опасный человек, и советую вам постараться уладить с ним ваши разногласия.
— Через час устрицы и ракушки будут готовы, — ответил городской голова. — Я просил сэра Оливера Баттестхорна оказать мне честь и разделить мою скромную трапезу, изысканностью которой мы немного гордимся, но тревожная весть о пиратах так омрачила мои мысли, что я стал прямо-таки рассеянным. Все же я надеюсь, сэр Найджел, что и вы откушаете с нами полдник.
— У меня слишком много дел, — ответил сэр Найджел, — ведь мы должны погрузиться на корабль — люди и кони — как можно скорее. Сколько у вас солдат, сэр Оливер?
— Трое и сорок. Все сорок пьяны, а трое относительно трезвы. Они все благополучно доставлены на корабль.
— Лучше, если бы они поскорее протрезвели. У меня каждый должен будет взяться за тяжелую работу еще до заката. Я намерен, если вы это одобрите, попытаться атаковать этих норманнских и генуэзских пиратов.
— На генуэзских судах везут икру и кое-какие весьма драгоценные пряности из Леванта, — пояснил сэр Оливер. — Мы можем при удаче получить большую выгоду. Прошу вас, старший шкипер, когда вы подниметесь на борт, вылейте на каждого из моих мерзавцев, которого увидите, по полному шлему морской воды.
Оставив рыцаря-толстяка и городского голову, сэр Найджел повел отряд прямо к воде, а там легкие плашкоуты доставили их на корабль. Одну за другой поднимали лошадей, те на весу бились и брыкались, а потом их опускали в глубокий трюм желтого корабля, где их поджидали ряды стойл, в которых они могли благополучно путешествовать. В ту эпоху англичане умели в подобных случаях действовать искусно и быстро: незадолго до описываемых событий Эдуард в порту Оруэлл посадил на суда пятьдесят тысяч человек с их конями и обозом всего-навсего за двадцать четыре часа. Так ловко действовал сэр Найджел на берегу и так быстро Гудвин Хаутейн — на судне, что сэр Оливер Баттестхорн едва успел проглотить последнюю устрицу, как звуки трубы и нагара возвестили, что все готово и якорь поднят. В последней лодке, отплывшей от берега, сидели рядом оба командира, такие странно противоположные, а под ногами у каждого гребца были сложены крупные камни, которые сэр Найджел приказал взять на корабль. Как только их погрузили, корабль поднял паруса на грот-мачте; он был пурпурного цвета с позолоченным изображением св. Христофора, несущего на плече Христа. Повеял бриз, надул паруса, статное судно накренилось и пошло вперед, ныряя среди пологих синих валов, под музыку менестрелей, доносившуюся с кормы, и приветственные клики толпы, черневшей каймою вдоль желтого берега. Слева лежал зеленый остров Уайт с его длинной и невысокой извилистой цепью холмов на горизонте и выступавшими друг над другом вершинами; справа — лесистое побережье Хампшира, тянувшееся далеко-далеко; а надо всем раскинулось голубовато-стальное небо с зимним неярким солнцем. Воздух был настолько морозным, что изо рта валил пар.
— Клянусь апостолом, — весело заявил сэр Найджел, который стоял на корме и глядел по сторонам, — эта земля действительно стоит того, чтобы за нее сражаться, и очень жаль ехать во Францию ради того, что можно иметь и дома. Вы не заметили горбуна на берегу?
— Да нет, — пробурчал сэр Оливер, — не заметил, я спешил вниз, у меня устрица в горле застряла, а я так и не выпил налитый мне бокал кипрского вина.
— Я видел горбуна, достойный лорд, — вмешался Терлейк, — старик, одно плечо выше другого.
— Это предвещает удачу, — пояснил сэр Найджел. — Нам также перешли дорогу женщина и священник, поэтому все у нас, видимо, пойдет хорошо. А что ты скажешь, Эдриксон?
— Не знаю, достойный лорд. Древние римляне были народ очень мудрый, а все-таки ставили свою судьбу в зависимость от таких примет: греки тоже, да и другие народы древности, известные своей ученостью. Однако среди современных людей многие насмехаются над предзнаменованиями.
— Тут не может быть никаких сомнений, — сказал сэр Оливер Баттестхорн. — Я отлично помню, как однажды в Наварре вдруг слева от меня из совершенно безоблачного неба прогремел гром. Мы поняли, что случится беда. Долго ждать не пришлось: всего через тринадцать дней волки стащили превосходную ляжку оленя, лежавшую у самого входа в мою палатку, и в тот же день две фляги старого вина прокисли и помутнели.
— Принесите-ка снизу мое снаряжение, — обратился сэр Найджел к своим оруженосцам, — а также доспехи сэра Оливера. Мы облачимся в них здесь. Потом займитесь и собой. Я надеюсь, что вы сегодня с честью вступите на путь рыцарских подвигов и покажете себя вполне достойными и храбрыми оруженосцами. А теперь, сэр Оливер, решайте сами: желали бы вы, чтобы я командовал, или вы будете командовать сами?
— Конечно вы, мой петушок, вы! Клянусь пресвятой Девой! Я тоже не цыпленок, но все же не столь многоопытен в военном деле, как оруженосец сэра Уолтера Мэнни. Делайте все, что сочтете нужным.
— Тогда пусть ваше знамя развевается на носу, а мое на корме. В качестве передового охранения я даю вам ваших собственных сорок человек и сорок лучников. А еще сорок человек да мои ратники и оруженосцы будут охранять корму. Десять лучников с тридцатью матросами под началом шкипера пусть находятся на шкафуте, десять будут лежать наготове с камнями и арбалетами. Одобряете такой план?
— Хорошо, клянусь, очень хорошо! Но вот несут мои доспехи, и мне придется потрудиться, — я уже не смогу просто скользнуть в них, как бывало, когда впервые взглянул в лицо войне.
Тем временем во всех частях большого корабля люди суетились и готовились к военным действиям. Лучники стояли группами на палубах, натягивая потуже тетивы и пробуя, крепко ли они держатся в зарубках. Среди них ходили Эйлвард и другие, более пожилые солдаты, то давая вполголоса немногословные указания, то предостерегая.
— Держитесь, мои золотые ребятки, — говорил старый лучник, переходя от кучки к кучке, — клянусь эфесом, нынче нам должно повезти. Не забывайте поговорку Белого отряда.
— Какая же это поговорка, Эйлвард? — крикнуло несколько человек; они слушали, опираясь на свои луки, и посмеивались.
— Один старый лучник говаривал: «Каждый лук туго согнуть. Каждая стрела, чтоб в цель пошла. Каждая тетива натянута крепко. Каждая стрела пусть летит метко!» И если у лучника на уме эта поговорка, на левой руке нарукавник, перчатка для стрельбы на правой и за поясом воску на фартинг, — чего еще может он пожелать?
— Было бы неплохо, — заметил Хордл Джон, — если бы у него за поясом было и на четыре фартинга вина.
— Сначала труд, вино потом, mon camarade, однако нам пора занять свои места: мне кажется, вон там, между скалами Нидл и ущельями Элум, я вижу самые верхушки мачт на их судах. Хьюетт, Кук, Джонсон, Каннингем, ваши люди будут охранять корму. Торнбери, Уолтере, Хэкетт, Бэддлсмир, вы с сэром Оливером на полубаке. Саймон, ты останешься при знамени сэра Найджела, а десять человек должны пройти на нос.
Спокойно и быстро люди разошлись по местам; они легли плашмя на палубу, ибо так приказал сэр Найджел. В носовой части было укреплено копье сэра Оливера с его гербом — кабаньей головой на золотом поле. На корме стоял Черный Саймон со знаменем рода Лорингов. На шкафуте находились саутгемптонские моряки, волосатые и смуглые; они скинули куртки, затянули пояса и держали в руках мечи, колотушки и топоры. Их вожак Гудвин Хаутейн на корме разговаривал с сэром Найджелом, время от времени поглядывая то на раздувшийся парус, то на двух матросов, державших румпель.
— Передайте приказ, — сказал сэр Найджел, — чтобы ни один человек не брался за оружие и не натягивал тетивы, пока мой трубач не подаст сигнал. Хорошо бы нам сделать вид, что это — торговое судно из Саутгемптона, и притвориться, будто мы испугались и бежим от них.
— Мы скоро их увидим, — заявил старший шкипер. — Ого, разве я не прав? Вон они притаились в гавани Фрэшуотер, эти водяные змеи. Обратите внимание на дым в том месте, где они совершили свое черное дело! Смотрите, как их лодки спешат отойти от берега! Они нас увидели и созывают людей на борт. А вот они поднимают якорь. Кишат на палубе, словно муравьи! Они действуют, как опытные моряки. Достойный лорд, они не так глупы. Боюсь, что мы задумали больше, чем сможем выполнить. Каждое из их судов — галеас, притом из самых больших и быстроходных.