Ладно, солдаты отменяются - уже хорошо.
Крюк вернулся на место. А любимое кресло успокоило. И зря. Глупо привязываться к вещам, если они - временные. Вещи, титулы, имена...
- Что-то случилось в Тенмаре?
Огромное спасибо вреднючке Кати - жадно вслушивавшейся в разговоры сводных сестер, чтобы потом донести мамаше. В подправленном и приукрашенном виде. Впрочем, для Полины и в неприукрашенном сойдет, но дочь в подлости и лицемерии подражала матери. Если б не Кати - Ирия не научилась бы говорить так тихо.
Впрочем, первый урок ей преподала еще Карлотта. В келье амалианского аббатства. Когда посылала убивать "эту мразь".
- Наверняка.
Кто учил Пьера - неизвестно. Кто-то. Тенмар - тоже еще тот гадюшник. И слугам там не безопаснее, чем бедным родственникам.
А где безопаснее? У Ирии действительно было счастливое детство, или оно ей приснилось?
А Пьер пристально смотрит на "госпожу баронессу". Молча. Ах да - тенмарские слуги не смеют делиться собственными догадками без разрешения хозяев. Знай свое место.
- Говори, - вздохнула Ирия.
- Наверняка барон Гамэль распоясался, титул хочет захапать. Он же теперь старший, без Анри... господина Анри...
Оговорка - нечаянна?
- Вот господин Тенье и отправил барышень от греха подальше. И господин Констанс не к добру раньше времени из отпуска вернулся...
Или Пьер несет полную чушь, или знает о бароне Гамэле что-то, чего не знает Ирия. Ибо масштаб у баронишки не тот, чтобы безнаказанно от родственников избавляться.
- У него высокие покровители?
- У господина Констанса?
- У барона Гамэля.
- В Месяце Сердца Осени он писал в канцелярию барону Герингэ...
Герингэ. Министр юстиции. Политический союзник Бертольда Ревинтера. Один из подписавших смертный приговор Ирии Таррент. Враг Ральфа Тенмара.
Что ж, вполне вероятно. Избавился же герцог Тенмар от Люсьена. С ее помощью.
Ирия набросила меховую накидку. Раз уж ни Месяц Заката Весны, ни тепло особняка не спасают от стылости воспоминаний.
- Господин Гамэль рассчитывал на титул. Всегда. А господин Констанс редко прерывает отпуск. Так что, госпожа баронесса...
- Спасибо, Пьер. А сейчас тебе придется выйти. Подожди меня в коридоре.
- Вам прислать Мари?
- Я справлюсь.
Для домашнего светло-голубого платья корсет не нужен. Заколоть волосы в простую прическу Ирия сумеет и сама, а ей нужно подумать. Одной.
3
"Баронесса" слегка задержалась у крайнего портрета.
Красивая молодая дама. Бабушка или прабабушка Ральфа Тенмара. Платье с жестким воротом. Высокая прическа того времени - "фруктовая корзинка". Рубины, рубины, рубины... И печальные, очень человеческие глаза. Похоже, в некий краткий период истории знамениты были не такие, как великий Готта.
- Чей это портрет?
- Бабушки покойного герцога Ральфа, герцогини Элеоноры.
- Работа неизвестного художника?
- Какого-то студента. Перерисовал со старого полотна и сделал так, что ее светлость теперь смотрит иначе. А другой портрет, старинный, его светлость герцог Ральф в замок увез.
- И какой на твой взгляд лучше?
- Портрет-то? Этот! Хоть и студент рисовал, зато по-человечески.
- Давно это было?
- Да лет двадцать назад или около того. Я еще совсем мальцом был.
Просто студенческая работа. Даже подписи нет. Вариация со старинного полотна. А подписывают холсты лишь признанные мастера кисти. Даже если портрет руки неизвестного студента на порядок талантливее и человечнее "шедевров" "великих". Как дикий цветок порой прекраснее выпестованного лучшими садовниками.
- Госпожа баронесса, погодите. Они будут ждать еще четверть часа.
Четверть часа не решит ничего. А лицо Пьера - совершенно бесстрастно. Лакей и лакей.
- Его светлость герцог Тенмар просил показать вам одну нишу. Когда придет время. Я осмелюсь предположить, что оно пришло.
Глава девятая.
Эвитан, окрестности Лютены.
1
Тревога не проходит.
В детстве они с Ирией нашли в отцовской библиотеке жуткий роман о леденящих кровь древних обрядах. Книга потом куда-то делась. Скорее всего, ее обнаружили в детских вещах взрослые и убрали подальше. Да и сам сюжет с годами забылся. Эйда и без того вечно всего боялась...
Но впечаталось в память, что нужно порезать руку, полить зеркало кровью и трижды произнести свое имя. И тогда узнаешь будущее. Но для обряда годится не любое, первое попавшееся зеркало, а всего одно. То, что хранится в древнем заснеженном храме на Черной Горе, в обиталище Злой Колдуньи.
Последние месяцы убили в Эйде страх напрочь. Остатки страха. Почему бы и не рискнуть? Что уже терять?
Тот обряд нужно проводить в полночь. Эйда упросила служительниц оставить ее возле Зерцала до часу ночи. Нет лишь кинжала. Зато есть острая шпилька для волос. Ирия бы справилась...
Кровь капала из проколотой руки. А Эйда медленно - нараспев, как в том романе - полушепотом твердила: "Эйда Таррент".
Сначала не происходило ничего. Потом... в зеркальной глубине вдруг исчезло отражение. Исчезло - и всё. Ни самой Эйды, ни даже комнаты...
Медленно-медленно, как из тумана, в Зерцале появились незнакомые серые стены, сводчатый потолок, зловещий полумрак, свечи у странного возвышения в центре...
Склеп. Или заброшенная часовня. Не хватает только полной луны и волчьего воя. Но первую с успехом заменяют тусклые факелы у стен и бледные свечи вкруг возвышения. Будто место для гроба. Нет, что тогда за ложбина вдоль черного камня? Вдоль... алтаря.
Комната колыхнулась, гладь Зерцала подернулась рябью...
- Подожди! - Эйда, закусив губу, вторично проколола руку. - Мирабелла Таррент, Мирабелла Таррент, Мирабелла Таррент!..
Зловещая сводчатая часовня вернулась. Но теперь от алтаря видны лишь три свечи и отблеск четвертой.
На первом плане - отдаленный вход. За ним скрыт непроглядно-черный коридор. И в нем кто-то есть. Кто-то, кто спешит сюда...
Часовня неотвратимо дрогнула. Но прежде чем видение погасло - отблески факелов обрисовали гибкий силуэт змеи. С головой ничуть не меньше человеческой...
2
Она сумела не закричать. Потому что бежать невозможно, а звать на помощь - некого. Теперь необходимо собрать все силы - чтобы правдоподобно солгать Учителю. Если он придет.
Эйда сама не знала, как и почему, но, глядя в Зерцало Истины, отчетливо поняла: нет у нее здесь никаких друзей, "братьев" и "сестер". Как и в любом другом месте. Ни у нее, ни у Мирабеллы. Раз уж Эйда - сумасшедшая мать, никак не желающая поверить в смерть ребенка, то лучше положиться на собственное мнение и во всём остальном.
Мирабелла - жива. Она - здесь, у этих! А вот сколько они обе теперь проживут - один Творец ведает. Или Темный...
Учитель не навещал Эйду уже несколько дней - и теперь ясно, почему.
Зато пришли другие.
Эйда узнала лишь одну из "сестер" - та как-то приходила вместе с Учителем. Остальных - как на подбор молодых, красивых и нарочито-скромно одетых в простые туники из белого полотна - старшая дочь Эдварда Таррента видела впервые. Уже знакомая "сестра" сообщила, что они пришли одеть Эйду для праздника.
То ли гостья, то ли пленница со вздохом отдала себя в руки... тюремщиц. Хотя уж что-что, а снять простое домашнее платье без шнуровки, с одним поясом, сумела бы и сама. Равно как и натянуть белую, как у прочих девушек, рубаху и распустить волосы. В монастыре прислуги не было.
Завтрак девы в белом принесли сюда же. Или это был ужин. Эйда давно потеряла счет дням.
