Я показала удостоверение. Жест чуть ленивый и небрежный. Сева Усольцев называет это движение: "Накось выкуси, упырь!"

Корочки сработали. Безоговорочно.

Пока девушка читала мою фамилию, я откровенно разглядывала её интерфейс: круглое милое личико, полные губы, маленький нос… картошкой (как у артиста Пуговкина, только аккуратнее). Очевидный пушок над верхней губой – значит, темпераментна в койке. Полные белые ноги с красивыми ровными коленями. Приемлемая грудь.

"Интересно, что бы сказал по этому поводу Сахарный Дед? – мелькнул вопрос. – Как бы охарактеризовал типаж? Молодая купчиха? Или аппетитные прелести?"

Плюс выдающихся размеров "корма". Мечта фитнесс-тренера.

Почему мечта? Потому что, такой зад привести в форму стоит больших усилий. А ещё необходимо заплатить уйму денег. И много часов провести в спортивном зале.

Поверх голого тела – шелковый халат с кровавыми георгинами и золотыми вензелями.

"Вот она… провинциальная непосредственная красота – всё на показ, всё в десять раз ярче, чем нужно. Хочется воскликнуть (словно фотографу): Остановись мгновение! Ты и так молода, свежа и прекрасна! Удали эту мерзкую помаду. Смой тени. Избавься от накладных ресниц. Позволь природе быть!"

– Могу я поговорить со Светланой? – спросила я ровным тоном.

– Ланка уехала, – ответила девушка.

Мне показалось, она огорчилась. Пояснила:

– К тётке в деревню. На три дня.

– Вот как?

Оказывается, это ещё не край света. Земной шар продолжается дальше, существует деревня (за тридевять земель), где живет водяной, леший, где расквартировали группу гражданских ведьм (на период увольнительной) и где обитает тётка Насониха.

– Как неприятно, – проговорила я. – Я на такое не рассчитывала… а впрочем… может быть вы мне поможете?

– Конечно помогу, – уверенно ответила девушка. – Меня зовут Карина.

Она протянула руку.

– А фамилия?

– Ломова.

– Очень приятно! – я с чувством пожала ладошку.

– Зайдёте?

– Если позволите.

На кухне было уютно. Занавески с рюшечками, карамельки в хрустальной вазочке. На плите домовито пошумывал расписной чайник, намекая, что он произошел от дровяного самовара. Чашка с мёдом на столе… утопленница муха – святая мученица. В стеклянной вазе на подоконнике – роскошный букет сирени. Развалился тяжелыми бесстыдными гроздями.

Я подумала, что это Девчачий рай. И ещё, что хорошо бы сюда запустить матёрого художника. Здесь присутствуют сюжеты.

– Вовка принёс? – спросила я, кивнув на цветы.

Щёки Карины порозовели:

– Ага. Заходит иногда, мракобес. Женихается.

Помолчали.

Я задумалась, как построить разговор. По лицу девушки пробежала ревностная тень: К чему прозвучал мой вопрос? Чего это я удумала? Уж не собираюсь ли положить глаз на её счастье? На любимого мракобеса?

…Вот так. Оказывается даже "Вовка из тридевятого царства" представляет ценность для кого-то. Будто этого добра не хватает в природе…

Потом Карина решила, что я слишком… "Модная ути-пути!" – по её лицу можно было читать, как по книге. Значит, опасности нет. Морщинка разгладилась.

Я уточнила:

– Вы вдвоём здесь живёте?

Она кивнула. Настойчиво повторила вопрос:

– А вы зачем пришли?

Какая милая девушка! Не та ли это простота, что хуже воровства?

Я ответила, что хочу разобраться в происшествии. Понять. И написать статью. Карина отвернулась, посмотрела в окно. Как бы отстранилась. Мне этот жест показался странным.

"В сущности, я на их стороне… на стороне потерпевшей… почему штыки?"

– Расскажите про Светлану. Где она работает?

– В Центральном Доме Мод.

– Швея?

– Чо это швея? – огорчилась Карина. – Совсем даже не швея. Это я швея. При том, не швея, а портниха. У меня второй разряд. Я могу вам такую брючную пару могу сострокать – закачаетесь… в Москве так не умеют!

– А Света?

– Лана ведёт шоу. Она – актриса. Иногда она сама участвует в показах. Если модель особо нравится.

"Понятно. Девушка тянется к прекрасному. Ценит красивое. И дорогое".

Я вдруг поймала себя на мысли, что предвзято отношусь к Насоновой. С чего бы это? Быть может из-за "Ланы" – мне не нравится это сокращение. В нём звучит нечто натянуто-пафосное. Лукавое. Назвали тебя родители Светой – будь ей. Услышь прекрасное в простом созвучии: Свет-лана! Светлая.

Нет, нужно отбросить Свет опуститься до пошлого американизма: Лана.

Или я нервничаю из-за "скрытой угрозы" – напряженного состояния Карины?

Или из-за нелепостей происходящего? Тут, правда, есть из-за чего волноваться.

– Расскажите, как это произошло? – попросила я. – Преступление. Я говорю об…

Карина кивнула, давая понять, что сообразила.

– Да как это бывает? – развела руками. – Как у всех. Кобель он и есть кобель. Глаза водярой залил и полез…

– А если с самого начала? – перебила я. – Подробно.

– Они на речку поехали. Всем кагалом. Клёновы Ирка с Сергеем, Маринка Игнатьева со своим новым… хахалем. Представляете дурищу: два раза за мужем была и опять нашла себе клоуна!

– В каком смысле?

– В прямом смысле. Как шпала. Он в цирке выступает. Я ей говорю, опомнись, дура! Ну, как уедет цирк, что делать будешь? Горевать?

Неожиданно и очень красиво Карина пропела:

– Куда уехал цирк? Он был ещё вчера. И ветер не успел, со стен сорвать афиши…

Я невольно поглядела на радиоприёмник: "Таким голосом можно петь по радио".

Не спрашивая согласия, Карина вынула из буфета чашки, плеснула чаю, выловила из мёда муху (ни мало не тушуясь её присутствием), подвинула мне миску.

– А она отвечает: "Мне наплевать. У нас любовь". Вот так. Нет, ну не бестолочь? Как вы считаете?

Я автоматически выразила своё глубокое сопереживание. И согласие, что Маринка Игнатьева – дура набитая.

Отстраняясь, должна признаться, что провинция оказалась совсем иной, не такой, как я её себе представляла. Жизнь здесь текла по другим законам. Шире, глубже и… непредсказуемей (простят мне редакторы такое слово). В Илаветске говорили по-русски, и кириллицу пользовали в качестве алфавита, но мысли в головах крутились другие. И чувства… и эмоции…

"Обстановка накаляется! – взбодрила себя. – Чем сложнее задание, тем почётнее приз. Держись мать, дальше будет хуже… или лучше?"

На лучшее рассчитывать не приходилось.

– Я тоже должна была ехать. – Карина развернула карамельку, сунула за щёку.

Девушка подняла на меня глаза. Теперь свет из окна падал на Карину прямо. Я удивилась, какие они красивые. Большие, ясные, чуть наивные.

– Только не смогла отпроситься. Директриса дежурить оставила… зараза. Я ей говорю, в другой раз отдежурю, Татьяна Станиславовна! Вы ж меня знаете! Нет, упёрлась…

– А Светлана?

– А Ланка поехала.

Карина упорно называла подругу Ланой. Я даже заподозрила, что сама она вовсе не Карина: "Откуда в России Карины?" Сева Усольцев ответил бы: "От сырости".

– Ну и этот козёл с ними… кабачок переросший.

– Кого вы имеете в виду? – спросила я и тут же махнула рукой: "Поняла!"

– Речка далеко? – уточнила.

– Какое там! Два поворота плюс километр.

Я заметила, что она помрачнела. Теребила в руках фантик, пальцы подрагивали. "Волнуется".

– Что было дальше?

Девушка отреагировала бурно:

– Что было, что было! – воскликнула. Швырнула бумажку в мусорное ведро. – Напился этот козёл, как скотина и… снасильничал. Сволочь! Гад! Вы бы видели, какие у неё синяки остались. Всё тело чёрное. На руках, на бёдрах пятна. На горле пятерня отпечаталась – душил её, сволочь. На затылке шишка с кулак, бил головой о камни…