И хан махнул рукой в сторону Зоба Дьявола.
Глядя на вставшего с топчана Каласафеда, Нияз-хан на прощание спросил:
- Может еще кого дать в помощники?
- Нет. Киборг-Говора справится. Там и работы не так много. Дорога почти свободна. Всего пара - другая камней.
Потянувшись всем телом и расправив широкие плечи, Седой кивком попрощался с хозяином и пошел к воротам. Тем временем хан по привычке поднес левую руку и глянул на часы.
- Какая же ты свинья! Я еще придумаю тебе казнь за фокус с тетрисом, пока ты скотина, будешь толкать с дороги камни!
Все-таки не выдержал хан. Громко сказал. Но Седой, так и ушел не обернувшись. Будто и не слышал вовсе. Да только было видно хану, что плечи Каласафеда заходили ходуном. 'Сейчас за дувалом будет ржать как лошадь,' -подумал хан и улыбнулся.
Он не знал, что видел своего седого друга в последний раз в отмеренной на последние минуты - жизни.
Глава I часть-4
Стороннему наблюдателю незнакомец бы напомнил Шерлока Холмса, каким мы привыкли его себе представлять: худощаво-поджарого, с высоким лбом и умным проницательным взглядом. Его прямой нос и плотно сжатые тонкие губы говорили о твердой воле и характере. Лет пятидесяти. В прогулочном светло-коричневом твидовом костюме и кепи по лондонской моде конца девятнадцатого века. Весь его вид и манера держаться являлись забавным контрастом современному миру. Непонятным было другое, что ему понадобилось в этом Богом забытом углу - тихом афганском сае?
Если присмотреться внимательнее, то подходит только один случай - ожидание. То, что он оказался здесь раньше времени, говорило: он к этому событию готовился серьезно и свободные до встречи минуты, давали возможность все взвесить, обдумать.
Незнакомец стоял в глубине небольшого грота с единственным выходом на горную дорогу. Озабочено посмотрев на небо, он достал из кармашка костюма часы и увидев положение стрелок, положил их обратно. Его внимание привлек плоский камень, лежавший у самых ног. Склонившись над ним, он провел пальцем по гладкой с колотыми трещинами поверхности.
У этого куска базальта своя история.
Больше двух тысячелетий, камень служит столом, скамьей и подушкой для охотников и пастухов. За это время он никогда не был сдвинут. И не потому, что тяжел, вовсе нет. Этот валун был базальтовым указателем на событие, о котором знали немногие. Действительно - особый случай. Шаманы племени относились к камню как к святыне. Аксакалы говорили, что когда-то давно, он послужил причиной обвала и что сброшен он был - самим Каласафедом на головы врагов, преследовавших полуживого царя, свиту и караван с золотом. И горе будет тому пастуху, кто испачкает камень или оставит на нем крошки. Провинившегося соплеменника никогда не подпустят к святыне. Прятаться от дождя и холодного ветра теперь он будет под скалами, а не в этом святом гроте.
Каждое напоминание о великом праотце было табу. В кишлаке Каласафед был вторым после Пророка Мухаммеда. На свадьбах или рождении ребенка, перед тем как приступать к пище, шаман просил силы и здоровья супружеской чете или новорожденному у Пророка, а потом у ковра с ликом Каласафеда.
Но, мы отвлеклись. Незнакомец в этой истории - ключевая фигура, и в этом месте, он оказался далеко не случайно.
Теплый ветер нес по саю старинную монотонную песню и 'Холмс', заслушавшись его завыванием, призадумался. Черная, с бесконтрастной полосой тень от козырька нависшей скалы, медленно подползла к его ногам. Сумрак грота, упрямо цепляясь за камни и щели, отступал от ярких, но незлых лучей вечернего солнца. Через пару минут, свет ненадолго победит тень. Та тихо уползет к потолку пещеры и там подло затаится, чтобы потом, когда светило скроется за стеною скалы, разом захватить всю эту маленькую, но полную тайн территорию.
Как бы читая мысли незнакомца, солнечные лучи прощупали самый дальний угол каменной ниши, где в пыльном приямке вдруг что-то сверкнуло тусклым медным светом. Заметив проблеск, незнакомец встал и пошел к дальней стене пещеры. Ткнув лакированным носком полуботинка мелкий камень, он присел на корточки и, чуть порывшись в пыли, поднял грязный предмет с правильными продолговатыми формами бляхи. Он вернулся обратно и присел на камень. Вытащив из кармана костюма носовой платок, он завернул бляху в белоснежную ткань и стал пальцами осторожно счищать с находки грязь и пятна. На это у него ушла пара минут. После протирки золотая пайса засияла ровным ярким светом. Сжав бляху в ладони, незнакомец достал из кармашка монокль и используя линзу как увеличительное стекло, прочитал старинные персидские буквы:
'Воля. Первое Копье охранной сотни священного тела Дария. Пропускать всюду. Волю выполнять'.
Ниже - корявый оттиск личной печати царя Персии.
Незнакомец узнал предмет и его назначение. Тяжело вздохнув, он остановил свой взгляд на выходе из грота и стал слушать песню ветра. О чем она? Уж не о том ли происшествии, которое случилось здесь, на этом самом месте и легло в историю человечества? Для мирян это событие давнее и уже забытое. А для ветра?
Когда-то, на этом камне, рядом с трупами легионеров, сидел великий полководец...
А было ли это? Было. Вот она - пайса и она побывала в руках стратега! А тот, знал хозяина медальона. Их встреча в ущелье была случайной и неожиданной для полководца, принесла она много смертей, расставив друзей по разные стороны правды. Друг - враг. Это словосочетание всегда несло слишком много. Жизнь и смерть, добро и зло.
Незнакомец смахнул с пайсы пылинку, еще раз глянул на находку и улыбнулся.
Надо же случиться такому. На видном месте, более двух тысяч лет и, странное дело, так никем и не найденная...
* * *
- Бей, раз! Отбой счистить!
- Бей, два!
- Бей, раз! Отбой счистить!
- Бей, два!
Высокий, с короткой бородой и редкими усами, длинноволосый воин с перевязью из кожаного шнура на голове, в красных шароварах и кожаном панцире с медными бляхами, накинутом на голое тело. Внимание Первого Копья приковано к узкой щели, уходившей вниз в единственный проход меж скал. Он молод. Ему не больше тридцати лет, но он уже сед как лунь. Вглядываясь вниз, он махал мечом, задавая ритм мокрым от пота воинам. Вооруженные сариссами, по движению меча, они пыряли копьями в щель. Копейщиков шестеро. Седьмой - сам длинноволосый. Еще трое, находились рядом и были на подхвате. Вооруженная короткими копьями с крючьями на конце, тройка сбивала с сарисс живые и мертвые тела, выполняя команду - 'Отбой счистить'. Иногда им приходилось ломать руки врагов, успевших ухватиться за древки и наконечники копий.
- Стой! Я никого не вижу, - скомандовал длинноволосый и смахнул ладонью со лба пот. - Македонцы отступили.
- То мозги их центуриона встали на место. По каменной щели таракану не пролезть, а за нашими копьями щитоносцы стоят. Чего ждать, пусть спать идут, - в громовом хохоте поддержал длинноволосого, мокрый от пота великан Каун. Он играючи вытащил из проема тяжелую сариссу.
- Короткий отдых. Осмотреть оружие, обувь, ремни. Кто слаб и устал?
Последний вопрос, не коснувшись ушей воинов, пролетел мимо. Слабым себя никто не считал. Да и какой воин признается в этом. Но все, безропотно стали выполнять приказ. Авторитет Прокла - Первого Копья сотни наемных фалангистов сомнений не вызывал.
- Ого! - восторженно воскликнул Микра, воин из 'тройки'.
Свое прозвище он получил за малый рост. Это был молодой и подвижный воин. Вот и сейчас, осмотрев крюк на копье он отложил его к базальтовой стене и, склонившись за плечом Прокла, стал разглядывать коридор.
- Это сколько же мы их намолотили?! Македонцы по колено в крови бродят по Зобу Дьявола.
