* * *

...Кулак разжался и на ковер, извиваясь змейкой, скользнул шелковый шнур.

- Этот подарок ТЕБЕ прислал Тиберий.

Тигран вопросительно посмотрел на Ходина, а потом на веревку.

- Рим полон нововведений и мод, - сказал Ходин, когда увидел, что по знаку тиграновой руки в покоях остались только они вдвоем, - ныне, Тиберий волен рассылать своим неугодным вассалам подарки, которые должны быть использованы в определенных Цезарем рамках. К этому подарку приложен лист с волею Цезаря, где предписано, как использовать этот предмет, чтобы уйти из жизни.

Носком сандалии старик поддел шнур, и тот, скользнув в воздухе, упал на колени Тиграна.

- Объяснение я оставил у себя. Но, если в условном месте не будет моего сигнала, эта бумага попадет к твоим врагам. Думаю, что они поймут, как ею воспользоваться. Теперь ты у меня здесь!

И Ходин вновь сжал кулак.

Тигран с ужасом отодвинулся на подушках назад. Он затравленно смотрел на веревку, как на змею.

- Ты будешь дышать только с моего разрешения!

- Что ты задумал, старый тарантул? - только и смог выдавить грозный муж.

- Радуйся! Я все сделал сам, - сказал старик. - Ты, станешь царем. Великим Царем Ассирии! Я, лично, убрал юнца с твоей дороги к трону. А за это ты женишься на моей дочери. И вы родите мне внучат. Жизнь продолжается. Да здравствует, Единый Самодержец и Император, Тигран! Но помни! Ты - ЦАРЬ, пока Я этого желаю!

Тигран молча опустил голову. Такого поворота он не ожидал. Хотя, как посмотреть. Придет время и старик умрет. Он стар и смертен, как и все живые.

- Не дождешься! - понял его мысли Ходин. - Письмо Цезаря будет тебя сдерживать до самой твоей смерти. А за меня можешь не переживать. Если умру я, то следом сдохнешь и ты!

- А какой тебе толк оттого, что я жив? Тиберий, узнав, что я царствую, приведет сюда войска и умертвит меня силой.

- Об этом я уже позаботился, - успокоил Тиграна старик, - Рим объявил войну Египту. Им не до тебя. Да и Тиберия не сегодня, так завтра, зарежут как быка. На это, кстати, ушли все тобою занятые десять талантов. Вот только воли его никто не отменял, да и вряд-ли отменит. Уж больно хорошо выступил царевич перед Сенатом. И каждый житель Рима хочет видеть тебя на арене Колизея. Великая битва Царей! Чернь Рима была бы в восторге. Царь Великой Ассирии и царь африканских саванн!

Тигран с тоской посмотрел в свое будущее. События выглядели обнадеживающе, но предстоящая перспектива его не радовала. Жить хотелось. Но из всех вариантов уму достался только этот, союз с недочеловеком. Ну да, время покажет.

- А что с наследником? Как ты поучаствовал в его смерти? Что произошло в пути? - спросил Тигран.

Ходин растянул губы в подобии улыбки.

- Не поверишь! В его смерти приняла участие сама богиня Венера. Нам надобно поставить ей памятник. Статуя Венеры спасла нас обоих и приехала со мною на корабле в Ассирию. Так при жизни хотел сделать последний Арташес, так захотела команда мореходов. Но произошел этот 'печальный' случай. Вот только руки ее пришли в негодность. Знакомый скульптор сказал, что восстановить их уже никто не сможет. Ничего! - весело сказал старик. - Пусть будет безрукая. Длинные руки да при каменной голове - весьма опасны для простого люда.

Тигран непонимающе посмотрел на Ходина.

- Не переживай! - успокоил его Ходин. - С головой все в порядке. Ею буду - Я! Ты же, будешь - руками. А вместе - будем Богами! Народ Великой Ассирии получит и силу, и новую веру!

Глава ХIII

Дрезден. Середина XIX - века. Весна.

Фауст с задумчивым видом стоял у мольберта с картиной ночного Библуса. Центральная колонна не давала покоя его пытливому уму. Любовь, а что за ней?

Мефистофель был рядом, у любимого камина. Он чистил решетку от сгоревших углей, ворочая кочергой в толще золы. Зала была протоплена, но Магистр не мог сидеть без дела. Отложив кочергу, он взялся за топорик и стал аккуратно расщеплять полено.

- О чем вы думаете? - спросил он Фауста, не отрываясь от дела. - Вы невнимательны - я задаю этот вопрос уже второй раз.

- Простите меня, вокруг столько вопросов. Не поверите - о последних словах Ходина. - ответил Фауст.

Магистр отложив топорик, стал укладывать нарубленную щепу в отдельную стопу.

- Я так и думал. И о чем говорят ваши мысли? - поинтересовался Мефистофель.

- Разное. Непростым он был человеком. Что двигало им? Только ли жажда наживы?

Увлекшись укладыванием щепы, Магистр молчал. Сегодняшний вечер был последним. Решение принято и, следующая их встреча случится через несколько лет. Наступила минута развязки. Знал-ли об этом Доктор? Ища подтверждение своей догадке, Магистр повернулся к Доктору и внимательно посмотрел в его глаза. Лицо, жесты, голос, говорили о том, что Доктор близок к пониманию момента. "Что ж, это к лучшему": - подумал Магистр и улыбнулся.

Увидев интерес в глазах Магистра, Фауст продолжил:

- Мне кажется, что им владеет только одно чувство - месть!

Разложив инструменты по местам, Магистр взял в руки совок и веник.

- Точнее - власть. Месть, в данном случае, является фундаментом власти. По сути и вместе, они и есть ваша первая колонна. - сказал Магистр и принялся сметать мусор в совок.

Фауст согласно кивнул.

- Власть и Страсть. Все что осталось! - попытался пошутить Фауст. - Помню о них. Да вот вопрос есть: - а что КИТЫ, без Любви?

Мефистофель замер. Он был удивлен глубиной вопроса и даже обрадован. Ждал этого разговора, но позже. Он с удовольствием отметил, что Доктор на месте не стоял. Не прошли их походы и беседы даром. Он, действительно думал о многом, и ко многому пришел - сам.

- Мрак и муки, - произнес после паузы Магистр. - ... Ад, в двух словах. Любовь, так случилось, временно заменена. Связь между этими 'кирпичиками', теперь лежит в другом растворе - золоте и страхе.

Собранная пыль и стружка, были высыпаны Магистром в очаг. Теперь он не спеша, стал строить пирамидку. Щепы легли на угли. Сверху Магистр уложил несколько расколотых частей полена и после 'выдоха' горна, поднявшего облачко пыли прогоревшей золы, показались бока покрасневших углей. Еще минута работы горна и дрова охватило яркое пламя.

- Другими словами, слиток золота без Солнца - кирпич, как и любой другой. - продолжил мысль, Магистр. - Только мрак в отсутствии светила, выкрашивает в один цвет все 'шероховатости' и краски, что есть в общей кирпичной кладке. И только Он, в отсутствии Любви - Света, имеет силу над золотом.

Магистр отложил горн. Подошел к креслу, сел, вытянув ноги к разгорающемуся пламени.

- Огонь. Сердце Любви. Он отгоняет мрак и дает тепло. Но у всего есть границы. Если подойти к огню близко, окунуться в него, то он сожжет вас. Так и Любовь. Жадный до любви, сгорает от ревности. Жажда быть единственным у Солнца, наглядно отражена в Библии. Первый Ангел стал падшим. То есть, низшим. Желание объять необъятное убило многих людей.

Фауст тяжело вздохнул и задумчиво сказал:

- Пилат был рядом с Иисусом. Мне кажется, что он был опален Его Солнцем. Не находите?

Стоя спиной к Магистру, он не видел как изменился в лице Мефистофель. Разглядывая контуры храма он ждал ответа. Но не дождавшись, продолжил:

- Пребывание на острове и вы, дали мне подсказку - обратить внимание на вторую колонну. Желание мое может быть связано только с любовью. Это мне давно понятно, но история? Как быть с ней?! Я хочу увидеть и понять многие вещи.

- Уж, не после ли беседы в нише на острове, к вам вдруг пришло это желание? - спросил Мефистофель.

- Да. Вы, правы. Сто раз правы - лучше увидеть все собственными глазами, чем читать об этом в исторической хронике. Но, что значит в вашем понимании - история? - поинтересовался Фауст.