В конце 90-х вокруг Ахмеда сложилась сложная ситуация. Его искали все. К Ахмеду имели вопросы серьезные люди различных национальностей, не говоря о такой мелкой неприятности, что он находился в федеральном розыске. Магомед и Ахмед решили, что целесообразно Ахмеду и Родине отдохнуть друг от друга некоторое время. На роль чужбины была выбрана Англия. По связям, оставшимся у Магомеда со времен Дубны, Ахмеду организовали грант на экономические курсы для представителей развивающихся стран. "Заодно поучишься",- сказал Магомед. На учебе Магомед был зациклен прямо как их отец Муса, и такой же упертый. Ахмеду оставалось только головой качать сокрушенно, учебой Мага уже задолбал всех близких родственников. Ахмед бы лучше загасился на полгодика где-нибудь на западном побережье Турции. Но, во-первых, Ахмед привык быть младшим братом, во-вторых, всеми деньгами в семье командовал Магомед, так что бригадный генерал победоносной армии горцев Ахмед стал скромным студентом колледжа в Оксфорде.
Прямо скажем, не совсем студентом, а слушателем необременительного курса по экономике и поведению людей в экономических системах. Еще он посещал курс по совершенствованию языка. Пожив пару недель после приезда в общежитии, он подыскал домишко в Саммертауне.
Неожиданно возникла проблема одиночества. Людей вокруг было много, но контакт с ними был почти невозможен. Первый раз в жизни Ахмед почувствовал, что он сильно не такой как окружающие. И дело было не в его национальности, как раз с этим вокруг было очень пестро. Впервые его талант понимания давал сбои. Люди вокруг думали, чувствовали не так, как он. Он много раз бывал за границей, но в восточной Европе или Турции этого чувства не возникало. Ахмед ходил как окруженный невидимой сферой, отделяющей его от окружающих. Его язык был не настолько плох, насколько окружающие не старались понять. Еще какое-то сопротивление среды, не желание раскрываться. И среди них торчать еще полгода, раньше умрешь от скуки. Занятия на курсах неожиданно стали самым интересным номером программы. Может, в этом секрет успешности английской системы образования?
Появилась масса свободного времени - никогда в жизни этого не было. Написал несколько стихотворений, отправил друзьям. Два из них на русском языке, "Стервятники над Бамутом" и "Волки в ночном ущелье", Ваха положил на шансон, и они стали популярны в ресторанах кавказских республик. "Волки" потом еще несколько раз были обработаны и через несколько лет собрали миллионы просмотров.
Нам, его друзьям, понравилось больше длинное стихотворение, скорей, небольшая поэма "Мой город детства". Где было вот про это про все - про жару, про тополя, про голубые горы. "Весной в цветах тонувший город мой..." Про красный ВАЗ-2106, про Шамиля, с независимым видом ожидающего на автобусной остановке на повороте на Урус-Мартан в штанах Леви-Страус. "В штанах, натертых кирпичом, как будто тут он ни при чем..." Впечатления юности: "Куяны, драки, кабаки на берегах родной реки - мой город детства..." Вам, может, это ни о чем не говорит, ну а нам родное. "На бандитизм и ваххабизм ты променял социализм, мой город детства..." - это уже на злобу дня.
"Похоже, Ахмеду совсем крышу сносит от скуки на этой учебе", - отписался Вахе Шамиль.
В выходные Ахмед катался на машине по окрестностям Оксфорда. Будете смеяться, но Англия оказалась и в самом деле такой, как в сериале "Мидсаммерские убийства". От одинаковых чудесных лужаек, парков и сказочных домиков Ахмед начал страдать клаустрофобией. Пытался найти лес, хоть что-то заброшенное, но где ж его найдешь в центре Англии? Вместо леса - икебаны из красиво причесанных деревьев на холмах. Женщины с отчужденными лицами, не обещающими счастья. Даже овцы какие-то декоративные, не намекающие на возможность шашлыка.
В одну из суббот он пошел в музей Ашмолеан, зашел там перекусить в кафе, в этот момент отчуждение с окружающей действительностью достигло апогея. Был как раз момент, когда он настолько устал от чужой языковой среды, что ему было трудно формулировать самые простые мысли. Сначала он сделал промашку, заказав чай и капучино. Чай принесли, а капучино официантка не подавала. Ахмед не мог понять, что официантка ждет спутника Ахмеда, чтобы подать капучино. Потом Ахмед не мог ей втолковать, что никакого спутника нет, это для него чашка капучино. Официантка не знала, можно ли так - после чая капучино. Ей пришлось звать менеджера. Менеджер разрешил. Наконец, принесли капучино, но от волнения с кейком вышла тоже непонятка, принесли не тот, что хотел Ахмед. Не то чтобы он плохо объяснял, его упорно не понимали. Ахмед уже чувствовал, что развлекает окружающих. Опять же от волнения с таким невозможным клиентом официантка забыла ложечку для чашки с капучино. Ахмед подозвал ее снова и попросил "маленькую ложку". Вежливо, спокойно, очень, очень спокойно понижая голос, просил маленькую ложку. Официантка отрицательно мотала головой. Ахмед потерял ощущение контроля над реальностью. Чего она хочет? Она не понимает? Но нельзя же быть такой тупой! Издевается? Разводит? В последние годы выработался рефлекс: непонимание ситуации стало однозначным сигналом опасности. В такие мгновения Ахмед становился невероятно сильным, и окружающие чувствовали это. Официантка отодвинулась в испуге, выставив поднос как щит.
- Ложку для кофе. Дайте ему ложку для кофе, - сказала молодая женщина за столиком рядом.
- Вы очень помогли мне, - с облегчением сказал Ахмед, - почему она не понимала меня?
- Это свойство англичан.
- Я изо всех старался быть вежливым и понятным.
- Ваша интонация звучала как угроза.
- Я не подумал о такой возможности. А вы разве не англичанка?
- Нет, я шотландка. Хотя, по правде сказать, мы такие же. Вы занимаетесь философией?
- Почему вы так решили?
- Потому что вы похожи на Сократа в молодости, - она кивнула на копию скульптуры Лисиппа на входе в кафе.
Ахмед улыбнулся, действительно было что-то общее. Он схватил чашку с капучино и пересел к ней за столик:
- Это мне нос в юности сломали, но все же я не такой старый урод. А вы чем занимаетесь?
- Я работаю здесь, я занимаюсь историей. Я специалист по периоду античности.
Ахмед ткнул пальцем в скульптуру головы неандертальца из грота Ля Ферраси, и воскликнул:
- Хорошо, что вы не сказали, что я похож на этого джентльмена! Кстати, а он что здесь делает? Я же с ним в армии служил!
Женщина засмеялась, ее глаза блестели интересом, контакт был установлен, язык понятен, жизнь снова заискрилась.
"Ну, слава Аллаху, закончилось одиночество", - подумал Ахмед, еще не представляя, насколько.
Почему мы не можем быть вместе
Настроение Этель стало переменчивым, как облачность в Оксфордшире. Виза заканчивалась, оканчивался курс Ахмеда.
Единственное, что не нравилось Ахмеду в жизни - это война. Теперь Ахмед мог не только ударить человека, но и живьем порезать его на мелкие куски, если это было необходимо. Но в его жизни появился новый позорный секрет: он ненавидел войну. В войне ему виделась какая-то тотальная бессмысленность и для тех, кто погиб, и для тех, кто считается победителем. Он понял слова "удаляйтесь от всего, что напоминает войну". Он чувствовал, что ему хочется застрелить муллу, призывающего убивать неверных. Ахмед чувствовал, что ненавидит тех, кто сеет ненависть, но он сам заразился ненавистью.