Наконец, на пятую или шестую ночь, пришли. Прямо над трясиной свечение голубое бледное, и попутчики наши прямо туда лезут - и исчезают. И как они только туда подходили? Мы-то на лодке, и то еле подобрались. Ну, Ниро прямо с лодки в это свечение шагнул и пропал, как и Вернувшиеся. Отец за ним, меня за руку держа. Только я в последний момент руку вырвал - испугался. Ух, лучше б не делал этого! Холодно, темно, звезд, и тех не видать, хоть и небо вроде ясное, и тихо, как в могиле, только трясина под ногами Вернувшихся то там, то сям хлюпает. Посидел так с минуту - зуб на зуб не попадает - да и кинулся вон из лодки. Сгоряча не совсем попал куда надо, до сих пор на ноге шрам, и кубарем вкатился в какое-то помещение. Даже ошалел: сухо, аж в горле першит, и тепло, жарко даже. Так и ткнулся с размаху в ноги отцу. Тот только обнял меня, поднимая, ни слова не сказал, на колдуна кивнул, как он впереди словно по сплошной трясине идет, весь напрягшийся до звона. Коридор какой-то каменный, на стенах рисунки странные в несколько рядов, а впереди свет мерцает - факелы. И голос громкий, аж уши заложило:
- Идите сюда, ко мне, несчастные дети холодных вод! Ваш хозяин ждет!
Странно, Ниро расслабился, усмехнулся даже.
- Не старайся так, Халеф-Ра, не ровен час охрипнешь! Мы по другому делу, - кричит.
И вперед пошел. Мы, конечно, за ним. Коридорчик наш вышел в огромный зал. Высоченный, по бокам колонны толстые, и сплошь камень кругом, ни клочка неба или земли, а по камню, до самого потолка, и на потолке даже - рисунки: люди, звери, трава... Много разного. Туда между колоннами много таких коридоров, как наш, выходило. В конце кресло высокое стоит, в нем человек. Черный весь, что сажей намазан, и глаза злые черные, только белки голубизной светят. Одежда на нем необычная, но богатая, и украшений - наши женщины и в праздники не носят столько. А по бокам кресла зверя два, тоже черные, только желтые глаза светятся, да клыки белеют.
- А, это ты, - говорит, - Юный любитель вмешиваться в чужие дела.
Глянул я на колдуна нашего - какой же он юный? Да видно, у них там другой счет.
- Э нет, мой черный друг, - не унимается Ниро, - Это ты в чужие дела лезешь, руки свои загребущие куда не надо тянешь, а мне приходится тебя по ним бить.
- А почему же молчит ваш хваленый Совет? Только ты, выскочка-недоучка, везде лезешь.
- А им недосуг, поважнее дела есть, - смеется Ниро, - А на тебя и меня, недоучки, дважды хватало. И третий раз хватит.
Черный помрачнел:
- Да, - говорит, - Ты мне уже дважды дорогу перешел. Я не забыл этого, Ниро-глупец. И в этот раз отучу соваться в мои дела!
И только пальцами пошевелил слегка - звери с ревом кинулись вперед. Вроде кошки, здоровенные только, что телята, и у каждой над хребтом ряд игл поднялся, как только в бой кинулись. Ниро приготовился их как-то там по-своему принять, да не успел - вслед за зверями уже неслась стена пламени. Уж не знаю, что со мной произошло, но слышу, кричу:
- Мы возьмем зверей, Ниро!
Маг кивнул только. Краем глаза вижу, отец тоже кивнул, меч доставая. Ну и я рукоять рванул, у нас тут мечи рано носить начинают. И не до колдунов стало. Зверюги-то сильные да злые. Уж не знаю, чем бы дело кончилось, помню, как клыки у самого горла клацнули, но тут всех нас словно листья сухие к стене отнесло, и об нее хорошенько шмякнуло. Я-то, оказывается, и на лету меч впереди себя держал, так и влетели мы в кота боевого: сначала меч, потом я. Да и отец своего успел прикончить.
Глядим - что же это такое нам помогло? Видать, колдуны место себе для боя расчищали. Даже колонны разбиты, на весь зал словно пузырь болотный вспух, язычки огненные по стенам пробегают, синие да зеленые, а в середине пузыря колдуны друг против дружки застыли. И началось.
Правда, отец оттащил меня в уже знакомый коридор, мол, не нужно простым смертным в такие дела соваться. Ну да я потихоньку подобрался к выходу поглядеть. И замер - отец-то прав был! Прямо на меня мчалась стена огня, клубясь искрами и дыша жаром. Даже не сразу заметил худую черную фигуру Ниро перед собой. А он вскинул руки, кричит что-то, аж голос срывается - и навстречу пламени покатилась вьюга, мне немного перепало, так я чуть в сосульку не превратился. Две волны встретились и какое-то время боролись друг с другом. Страшно было, конечно, но красотища! Огонь, подернутый морозными узорами, и лед, пылающий по краям - где еще такое увидишь? А потом, не знаю уж, чья взяла, но такой грохот раздался, что я упал на пол и глаза закрыл от страха. Но затихло, и вроде ничего не случилось. Полежал еще на всякий случай и потихоньку голову поднял. Гляжу, а где ж это я? Темнота и звезды вокруг летают, кружатся медленно, большие, маленькие... И света от них почти нет, еле-еле колдунов рассмотрел. Уж думал, они помирились и на радостях красоту такую устроили, да нет - звездочки друг вокруг друга кружатся, одни нападают, другие защищают каждая своего колдуна, прямо как воины в бою, а те стоят, замерли, аж воздух вокруг от напряжения дрожит. Уж не знаю, сколько этот бой длился, а только он был самым красивым, какой только можно увидеть.
В конце концов, черный отвлекся на какой-то шорох, и одна из его звезд ударилась в радужную стенку пузыря, и надо же - прямо над моей бедной головой! Я аж на время оглох и ослеп.
В себя пришел - а тут уж точно уносить ноги пора! Черный до самого потолка вырос, а потолок-то не низенький, говорит что-то - уши закладывает, рот и глаза красным светятся, как будто у него внутри огонь горит, а вокруг молнии так и трещат. Глянул я на нашего Ниро, как он перед черным стоит, расставив ноги и уперевшись руками в бедра, что мышонок против котищи матерого. Мышонок-то храбрый, а толку? Ну, думаю, с Вернувшимися хоть как-то жили, а тут уж точно пропадем почем зря. Подскочил и бегом к отцу, в коридор, подальше. В последний момент только оглянулся, и то ли показалось, то ли правда увидел, как за спиной Ниро словно черные крылья раскрылись, огромные, на весь зал, так что колдун тамошний со всем своим огнем даже уменьшился сразу как-то. Ну да в следующий момент опять грохнуло у них, да так, что все предыдущее игрушками показалось. Подхватило меня горячей волной и вглубь коридора потащило. Успел только услышать, как камни падают, да голову руками прикрыть, и сомлел.
Очнулся, глаза открыл, а вроде и не открывал, темнота такая. Сразу как-то почувствовалось, что мы где-то глубоко под землей, под камнем... Аж подскочил, когда кто-то за плечо взял, но оказалось, это отец меня ощупью нашел. Сидим, думаем, как выбираться. Тут со стороны бывшего зала огонек приближается. Мы к стене отступили, за мечи - а мечей-то и нету. Но оказалось, это Ниро. Обожженный весь, аж черный, и руку левую как-то не так держит, но улыбается, а огонек белым шариком у него на правой ладони лежит...
Миура улыбнулся. Да, он помнил, как Ниро приехал к ним тогда, помнил торчащие клочьями выстриженные волосы и обожженные брови мага, и сломанную левую руку на шелковой перевязи. Он, хохоча, рассказывал, как Изор успокаивал магов Совета, возмущенных новой выходкой Ниро, опять помчавшегося кому-то помогать без их указания, и казался таким юным, чуть старше самого Миуры, если бы не глаза... Чтобы быть хоть немного на него похожим, Миура попросил отца остричь ему волосы. Дориан усмехнулся и предложил для пущего сходства еще сломать руку. Сын его, конечно, отказался, и впервые в жизни задумался о том, что глубже и важнее внешнего...
- ...Так и добрались, - продолжал между тем парень, - Отец Ниро награду предложил, да тот в ответ рассмеялся. Одежду только взял, взамен обгоревшей, и ушел, как не было. И с тех пор мы его встречаем как дорогого гостя. Вот и все. А тебе спать пора, поздно уже совсем.
Миура поблагодарил и поднялся в гостевой дом, но заснуть долго не удавалось - каждый всплеск за стеной, казалось, издавали медленно бредущие Вернувшиеся. Рано утром его разбудил Ниро. Глаза у мага тоже были красными от недосыпа - беседа со старейшиной затянулась далеко за полночь.