Тонкие пальцы Миуры прошлись по струнам, и Недомерок удивленно насторожил уши, прислушиваясь к сильному и чистому звуку. Даже ветер удивленно стих на минуту.

- Вот так! - улыбнулся Ниро, - А дальше - потом. Нам пора в путь.

Миура оказался способным и действительно терпеливым учеником. Уроки продолжались на каждом привале, а по ночам, сидя у костра на часах в свой черед, парнишка тихо перебирал струны. Чуткие уши Недомерка, не меньше двух спутников любившего музыку, поначалу страдали, и он старался расположиться подальше, но постепенно придвигался все ближе - разговор Миуры со струнами стало приятно слушать.

Наконец, когда земля стала настолько сырой, что конские копыта оставляли в ней глубокие следы, постепенно заполнявшиеся водой, между полосами ивняка и камышей, дорога окончательно исчезла. В обе стороны тянулся низкий болотистый берег, а впереди раскинулась широкая гладь озера.

- И что дальше? - поинтересовался Недомерок, - Как будем перебираться через Озерный край?

Озерным краем звалась обширная равнина по правому берегу Авины, заполненная бессчетными большими и маленькими озерами, соединенными запутанным лабиринтом проток. Все это вместе было кое-как проходимым лишь в небогатые дождями годы, да и то всегда существовала опасность заблудиться среди камышей и угодить в болото.

Ниро улыбнулся:

- Здесь живут друзья. Я думаю, нам помогут.

Поехали вдоль берега на запад. Через некоторое время Миура убедился, что озеро не было пустынным - за очередным поворотом в просвете между камышами открылось довольно большое селение. Правда, дома стояли на сваях прямо в воде, причем далеко от берега.

Ниро спешился. Юноша тоже спрыгнул с лошади, но тут же шарахнулся подальше - прямо из-под его ноги в близкую воду плюхнулось что-то довольно увесистое.

- Что это было?

Маг отошел на несколько шагов, высматривая что-то на берегу.

- Иди-ка сюда, только тихо. Вот оно, - указал осторожно подошедшему мальчику. В траве сидела здоровенная уродливая жаба. Раздутое, покрытое слизью тело в зелено-желто-коричневых разводах было покрыто бородавками. Не сразу увидавший спрятавшуюся в траве озерную хозяйку Миура едва не наступил на нее. С горловым возмущенным ворчанием жаба поспешила скрыться в воде с тем же, уже слышанным, звуком. Миура брезгливо передернулся, и чтобы сменить тему спросил:

- Как стоят дома? Ведь дерево, наверное, быстро сгнивает в воде? Или там каменные сваи?

- Нет, хотя мысль неплохая, - ответил маг, - Сваи из железного дерева. Конечно, оно очень дорого, зато может находиться в воде долгие годы. Ну и магия немного помогает.

- А почему они так живут - на воде? Можно ведь было построить деревню на берегу?

- Можно, - кивнул маг, - И когда-то так оно и было. Предки озерного народа жили на земле, как все. Но в степи, той самой, откуда мы сейчас пришли, обитали кочевники, чей огненный бог требовал жертв. Все окрестные народы страдали от их набегов, после себя эта дикая орда сжигала все и вся. Где-то строили высокие стены, здесь же на помощь пришла вода, и люди переселились под ее защиту. Кстати, Огненногривый покровитель здешних румов, так вовремя пришедший нам на помощь, мне кажется, мирный потомок того жестокого божества.

Тем временем их заметили - от селения к берегу направились две лодки. Одна, большая, из выбеленного дорогого дерева и с резной фигурой, украшенной золотыми накладками, могла принадлежать только старейшине, так что их встречали действительно как дорогих гостей, с почетом. Миура решил при случае выяснить историю этой дружбы. Вышедший из белой лодки высокий крепкий старик, действительно оказавшийся старейшиной, обнялся с Ниро, что еще больше разожгло любопытство мальчика, но спросить пока было не у кого - Недомерок вместе с лошадьми отправился в конюшню большого постоялого двора на берегу, где останавливались приезжающие торговцы. Мага же вместе с Миурой повезли в селение на сваях, где готовился праздник. Самое большое строение, опирающееся на целую рощицу свай, звалось общинным домом. Именно в нем скоро начался пир. Правда, как оказалось, пир был не в их честь - здесь праздновали свадьбу. Но Ниро со спутником оказались на самых почетных местах. Миура никогда не думал, что существует столько разных способов приготовления рыбы. Это разнообразие дополняли блюда из маринованных, соленых и еще кто знает как приготовленных водяных растений. И странно среди всего этого выглядело блюдо с, как показалось, ножками куропаток, тоже очень вкусно приготовленными.

- Как они умудряются выращивать здесь куропаток? - спросил он, догрызая третью или четвертую ножку.

Ниро хмыкнул:

- Помнишь жаб на берегу? Это и есть местные куропатки.

Миура замер с недоеденной ножкой, слегка побледнев, потом тихо положил ее и больше не притронулся к блюду. Это было уж слишком.

***

После праздника старейшина остался поговорить с Ниро, сын же его, крепкий парень несколькими годами старше Миуры, взялся отвести клюющего носом мальчишку к гостевому дому.

Ежась от ночного холода, Миура спустился в лодку, парень сел на весла.

- А почему Ниро у вас так любят? - спросил юный наместник.

- Он очень помог нам однажды, - спокойно ответил провожатый, - Я расскажу, если тебе интересно. Только не засни.

Но сон тут же слетел, и Миура приготовился слушать. Однако, парень довольно долго молчал, и тишину озера нарушал только осторожный плеск весел. Звезды и костер на берегу, и горящие в селении огоньки отражались в дрожащей черной воде. Наконец, привязав лодку к причальному кольцу гостевого дома у лестницы наверх, парень заговорил:

- Это давно уже было... То есть для меня давно, потому что тогда я пацаном совсем был, а теперь вот жениться уж собрался. Так-то несколько лет прошло всего. Отец Зилы, невеста она моя нынче, Уно, ушел к болотам на охоту. Ушел и не вернулся. Прождали его десять дней, как положено - нет Уно. Не повезло, значит, охотнику, и больше не вернется. Зила с матерью уж отплакали по нему, уже две луны сменились... и тут Уно вернулся. Странный, правда, стал, молчаливый, ну да столько времени в болотах просиди - небось, станешь молчаливым. Отпраздновали мы его спасение и стали дальше жить. Только после него другие возвращаться начали, те, кого давным-давно уж отплакали, кого не все в деревне и помнят. А вместе с ними к нам пришел страх. Тихо стало в деревне, тихо на озерах, ни одной птицы не осталось, жабы, и те исчезли. Хорошо хоть рыба не испугалась Вернувшихся, а то бы с голоду пропали. А так - стали жить, как будто все по-старому. Только Сиф, отец мой, думать стал, как быть, остальные от страха и думать не могли. Да и отцу долго думать не пришлось. Галеф самый горячий у нас был, вечно поругаться норовил. Вот и напустился как-то на тестя своего, Вернувшегося. Тот только посмотрел ему в глаза, ни слова не сказал. И Галеф замолчал. А на следующий день ушел. А потом тоже... вернулся.

И отец решил идти за помощью к Государю, зря что ли он защищать нас обещал, когда на верность Королевству присягали. Это время, пока он в столицу ездил, самым тяжелым для меня осталось. И страшным. Но, слава Единому, не долгим - скоро вернулся отец, и Ниро с ним. Походил, посмотрел, да и собрался куда-то. Отец хотел ему в помощь отряд собрать, да колдун отказался, мол, людей только погубим. Тогда отец сам с ним идти вызвался. А я - с отцом. Не потому, что храбрый такой, просто оставаться и ждать гораздо страшнее было.

И пошли мы в глубь озер, туда, где самые большие болота. А уж осень. Камыши, трава болотная жухлые, мертвые стоят. Птиц нет. Вода только стылая журчит. Страшно. Никогда мне на болотах страшно не было, я же вырос здесь, каждую камышинку знал, а тут жмусь к отцу, что звереныш перепуганный. Идти ночами стали, а днем спать - по ночам Вернувшиеся мимо шли. Они-то в деревне ничего, смирные, а здесь кто их знает, чего ждать. А уж в глубь болот забрались - вообще спать перестали. И днем, и ночью Вернувшиеся шли. Ну те, которые навстречу нам, ничего, вроде как люди, глаза только... брр... А те, которые, как и мы, к центру шли - я и не думал, что страх такой на свете бывает: черные, мокрые, вода грязная по лицам стекает, по пустым невидящим глазам, тела в рваных гнилых тряпках, как деревянные, раскачиваются... Словно и не люди вовсе, куклы, только вот кто ж этими куклами играет? Мы с отцом друг к дружке от страха жмемся, а колдун-то знай себе вперед идет, трясины только осторожно обходит, хоть его про них никто и не предупреждал. Чуял он их, что ли?