порядке — будут знать. Глотай, Максимчик, не вертись. А еще мы с дядей Валей
график составим — наденут ветераны труда красные повязки и будут вечером по
улицам ходить, людям пример показывать и преступления предупреждать. У
бабушки уже черновичок готов. Дядя Валя его утвердит, красным карандашиком
распишется. А в магазин Максимчик пойдет? Молочка купим?
— Каса, каса! — закричал Максим, он взмахнул рукой и выбил у Ольги
Владимировны ложку. Каша попала ей за ворот, она вскочила, принялась вы-
тряхивать.
— Болтун! — сказала она со злостью. — Никогда ты мне поесть не дашь!
Теперь со вторым морока будет. Иди гуляй, если вести себя не умеешь. Не даст те-
бе дядя Валя красный карандашик.
Максим, кряхтя, сполз со ступенек, чем-то загремел около крыльца.
Одного им мало! — сказала Ольга Владимировна, - снова усаживаясь. —
Второго завели. Им это просто, только о себе думают. Не подходи к бочке!
Наташка подчистила тарелку и теперь намазывала хлеб маслом.
— Хороший у тебя аппетит, — сказала Ольга Владимировна,— мне бы такой!
Сколько еще полезного можно было бы сделать. А сил у ветеранов немного. Ве-
чером даже телевизор смотреть не хочется. Поэтому молодежь у нас и
безнадзорная.
— Вот и хорошо!
— Ты голос не повышай. Лучше объясни, почему по ночам бегаешь? И куда
только твоя мать смотрит?
— А у меня нет матери.
. — С кем же ты живешь?
— С бабушкой.
— А на бабушку наплевать — пускай волнуется?
— Она старая совсем. Все время спит, не заметит.
— Врешь ты что-то. Это вы, молодые, много спите.
— А она вот такая — все время спит.
— А живете на что?
— Она пенсию получает, персональную. Ей пенсию на легковой машине
привозят. И путевки разные.
— Заслуженный, значит, человек.
— А как же! Она шпионкой была, у американцев томную бомбу украла.
Только вы никому не говорите. Это секрет.
— А сейчас спит. Вот ведь как устала!
— Ну да. Очень смешно получается — ей пенсию несут, а она проснется и
говорит: «Идите вон! Я уже все получила!»
— Врешь ты что-то. Не может персональный пенсионер говорить — «идите
вон». Это так на Западе господа разные говорят. А у нас господ нет.
— Что я, свою бабку не знаю?
— Вот и не знаешь. Тебе бы сидеть около нее и каждое слово ловить, а ты
собак гоняешь.
— У меня секретное задание.
— Да? А Кудинова тебе зачем?
— Не скажу, это тоже секрет.
— Ну, хватит. Я в своем доме секретов не люблю. И вообще я думаю, что
здесь что-то нечистое. Ну-ка скажи, что ты здесь высматривала?
— Подумаешь! А я к вам не просилась. Меня ваш сын послал.
— А он, дурак, не разглядел в темноте, что ты за птица.
— Сами вы птица, ворона старая.
— Убирайся прочь! Я сейчас милицию позову.
— Беги-беги в свою лягавку!
Наташка спустилась с крыльца, пошла к калитке. Из будки вылез Майор, он
потянулся и встал, загородив Наташке дорогу.
— Ну, уйди! — Наташка махнула рукой, но пес только приподнял губу,
показывая желтые, как прокуренные, клыки. — Эй, кобеля своего убери!
— Погоди. Тебя правда дома не ждут?
— А вам-то что?
— Посиди у меня до обеда. Кудинова твоя все равно небось на работе. А у
меня дела. Посиди с Максимом. Не может общественное ради личного страдать.
Наташка согласилась, потому что идти ей в этот час все равно было некуда.
Ольга Владимировна включила утюг, разложила гладить цветастое платье.
— Только о себе думают, — говорила она. — А у меня дела — то дежурства,
то заседания. Посмотри в той комнате грамоты. Думаешь, их за так дают?
Наташка посмотрела — на больших листах, украшенных лентами и знаменами,
сообщалось, что Ольга Владимировна ведет большую общественную работу.
Перед уходом Ольга Владимировна проверила, все ли заперто. У калитки она
обернулась и крикнула:
— Убежать и не думай! Майор все равно не пустит.
Было еще не жарко. Солнце стояло за деревьями и теплыми пятнами
просачивалось сквозь листву. День собирался хороший. Наташка стянула платье и
осталась в лифчике и коротких трусах.
— Ну, что там – крикнула она Максиму, который присел перед длинной
доской и вцепился в нее изо всех сил. — Каса, Каса! — передразнила его Наташка
и, отвернувшись, сняла лифчик.
Оглядываясь по сторонам и прикрывая грудь рукой, как будто кто-то мог
увидеть ее за глухим, с проволокой наверху забором, она вытащила раскладушку
на солнце и легла загорать. Максим крикнул еще несколько раз свое непонятное
слово и затих. Наташка задремала.
— ...Каса! Каса! — вдруг закричал Максим.
Наташка открыла глаза. Максим бежал к ней расставив руки, что-то висело у
него на пальцах. Наташка подумала, что это какой-то шнурок, но, когда Максим
подбежал, увидела, что он держит длинного желтого червя, вз 2в 2
и 6
згнула и
вскочила.
— Каса! — кричал Максим и растягивал червя, как гармошку, а Наташка
пятилась от его рук.
— Брось! Брось эту гадость!
Максим ее не слушал, тогда Наташка, зажмурившись, бросилась на него и
замахала руками. Максим вдруг заплакал. Наташка обняла его, но он отбивался и
кричал так, что было слышно, наверное, на станции.
— Ну и ори. Мало еще получил.
Максим покричал у нее за спиной и успокоился.
— Давно бы так. А то распустил сопли. Не стыдно, каса?
Максим молчал. Наташка обернулась и увидела, что он идет мимо Майора к
калитке. Майор приоткрыл глаз и даже не шевельнулся.
— Стой! Стой! — закричала Наташка и побежала к калитке.
Максим потянул ручку вниз, а Майор встал и зарычал. Максим уже повис на
ручке, калитка вот-вот могла открыться, и Наташка рванулась к нему,
почувствовала, как ударилась коленкой о что-то твердое, а потом как будто
горячий утюг приложили к ноге. Майор отпрыгнул, оскалив зубы. Наташка
схватила Максима за руку и замерла. Но Майор больше не нападал, и тогда она, не
выпуская руку Максима, бросилась к дому. Майор помчался за ней. Максим упал.
Наташка остановилась. Майор прыгнул и повис почти над ней, натянув цепь.
Рыча, он бросился снова и снопа повис.
— Дурак! Сволочь зубастая!
Максим поднялся и пошел к ней, протягивая руки. Майор успокоился,
вернулся к будке и сел, приложил уши и тяжело дыша.
...Вымыв Максиму руки и коленки, Наташка посадила его за стол, поставила
разогревать кашу. Максим капризничал. Наташка бегала от плитки к столу, ей на
хотелось есть, и несколько раз она поднимала ложку, чтобы черпануть как
следует, но каши было мало, и даже для пробы она брала чуть-чуть, на самый
кончик ложки.
Ел Максим плохо, весь измазался. Каша летела по всей террасе. Наташка
посадила его на колени. Дело пошло лучше. Нужно было только вовремя
вытирать рот и следить, чтобы глотал.
— Ну и молодец! Хорошо ешь! Скоро вырастешь, за братиком маленьким
ухаживать будешь. Ты кого хочешь — сестру или брата?
Наташка вытерла ему рот, покачала. Он прижался к ней, притих. Тогда она
подчистила тарелку, но каши было совсем мало, только еще больше есть
захотелось. Она хотела положить Максима в кровать, но он вцепился в грудь и
заныл.
— Ты чего? Спать надо, глазки закрыть. Вот дурачок. Чего же ты хочешь?
Она освободила из его пальцев грудь, осторожно подвалила ко рту. Он взял