сосок и зачмокал. Наташка замерла от неожиданного ощущения. Ей показалось,
что Максим ухватился за конец клубка, спрятанного глубоко внутри, и тянет и
клубок поворачивается, распутывается.
- Спи, дурачок, спи!
Наташка положила его в кровать, подумала и запела вполголоса песню,
которую любила больше других: «Эти глаза напротив...»
...Майор заскулил у калитки.
— Ну, как дела? — громко спросила Ольга Владимировна.
Наташка выскочила на крыльцо за платьем. Хозяйка сразу заметила у нее
кровь на ноге и нахмурилась.
— Значит, не послушалась?
— А вы кобеля своего не распускайте! —сказала Наташка, еле сдерживаясь
от нахлынувшей обиды. Она стояла перед хозяйкой, поджав окровавленную ногу
и прикрывая грудь, и от того, что стеснялась, злилась еще больше.
— Ты тут не командуй! — Ольга Владимировна прошелестела мимо нее и
плюхнулась на стул. — Ух, как жарко! Бабушку, значит, можно волновать?
Можно не жалеть старого человека? А зачем врешь? Нет у нас никакой
Кудиновой!
— Ну и ладно. Вам-то что?
— Мне ничего. Но вы, молодые, очень языкастые. Ну-ну, не груби! Я тебе
добра хочу. А старших нужно слушать. Вот ты мне кто? Никто. А я о тебе
позаботилась. Ты мне благодарной быть, должна, а ты фыркаешь.
—- Иди со своей заботой знаешь куда? — Наташка вышла во двор.
— Нет, плохо вас, молодежь, учат, — сказала Ольга Владимировна с
крыльца. — Ничего вы не понимаете. Вот я хотела тебе на мороженое дать за то,
что с Максимом посидела, а теперь не дам, раз такая грубиянка. Себе же
навредила.
— Кобеля убери! — крикнула Наташка, и Ольга Владимировна затрусила за
ней к калитке.
Наташка еле успела выйти на улицу, как, гремя цепью, Майор рванулся за
ней. Он носился вдоль забора и в бессильной ярости клацал зубами.
— У, сука, — прошептала Наташка и швырнула в забор камень. — Что
скажешь?
Майор заметался, как будто его ошпарили.
- Эй! — позвала она, сразу перестав злиться.— А как там дочка ваша, родила?
Ольга Владимировна вернулась к забору и закричала на всю улицу:
- А что ей сделается? Родила, конечно. Им это просто, как чихнуть.
...В Москву Наташка приехала на электричке, послонялась по площади, зашла
в уборную. Захотелось пить, и Наташка долго пила из-под крана, хотя вода была
теплой и воняла карболкой. Выпрямившись, она посмотрела на свое отражение в
зеркале. Нинкино художество совсем размазалось, картинка была неважная. Рядом
наводила марафет ярко-рыжая женщина лет сорока. Вот у нее получалось!
— Ну и что? — спросила она Наташку. — Кино это тебе?
— Я тоже, синеньким хочу.
— Иди сюда. Какой дурак тебя намазал?
— К этому мастеру вся Каляевская ходит и даже часть Новослободской.
— Тебе ничего не нужно. Ты инженю.
— А что это такое?
— Так называют артисток, которые играют девочек.
— Вы в театре работаете?
— В цирке.
— А что вы там делаете?
— По проволоке хожу. Знаешь, песенка такая есть — она по проволоке
ходила?
— Слышала. А вы никогда не падали?
— Какое твое кошачье дело до моей собачьей жизни?
— Спросить нельзя?
— Стирай свое художество.
2 2 8
Наташка послушалась, придвинулась к зеркалу. Рыжая стояла сбоку, смотрела
на нее.
— Вот так, — сказала она, — сразу другой вид. А матери скажи, чтобы
выпорола.
— Она тоже в цирке работает. Может, вы ее знаете?
— Мало ли в Москве цирков.
— Постыдились бы! — сказала толстая женщина, выходя из кабинки. —
Чему девочку учите?
— Ты беги! — окрысилась рыжая. — А то благоверного своего упустишь,
ему уже надоело сумки стеречь!
— Тьфу! Откуда вы, паразитки, беретесь! — толстая заковыляла к выходу.
— Теперь уши вымой и шею. Что ж ты такая грязная?
— Сколько вам платят? — спросила Наташка, -
— На торгу деньга проказлива.
— А мне сколько брать?
— Я откуда знаю? Дают — бери.
— А бьют — беги? Нет, мне точно знать надо.
— Дурочка, что в нашей жизни точного? Про Энштейна слыхала?
— А как брать? Сначала или потом?
— Бери сначала. Потом не получишь.
— А как подходить? Или ждать, когда сам подойдет?
— Конец света! — рыжая звонко шлепнула себя по ляжкам. — Ты за кого
меня приняла?
— А чего? Чего ты смеешься?
— Ой, не могу, докатилась!
— Да ладно прикидываться! Думаешь, я не поняла?
— Да ты что? С ума сошла? Марш домой, дурочка!
— Как же! Тебе можно, а мне нельзя?
— Тихо! — крикнула рыжая. — Спектакль окончен, зрителей просят
расходиться.
— Ты меня не обманешь! — Наташка загородила ей дорогу. — Я и так уже
день потеряла. Пока не скажешь — не пущу.
— Да ты с ума сошла!
— Все равно скажешь.
—- Что я должна сказать?
— Адрес! Мне клиент нужен.
— Я на поезд опаздываю.
— Вот и говори скорее.
— Не знаю я никаких клиентов.
— А я тебя не пущу. Я тебе сейчас всю морду расцарапаю. Хочешь?
— Это черт знает что такое. Ну, ладно — гостиница «Балчуг», тридцать
пятый номер.
— А как сказать?
— Это меня не касается! — рыжая рванулась к выходу. — Как хочешь!
— У, воровка! Обмануть хотела!
...Гостиницу Наташка искала долго и когда наконец нашла, было уже часа
четыре.
- Вы к кому? — спросила дежурная, поднимаясь из-за столика.
— В уборную можно? На нашем этаже засорилась.
— Вот ведь наказание! Прямо, хулиганство, а не туристы. Позавчера у нас
одна тоже надумала — консервную банку хотела спустить. Ненормальная она,
что ли? Или унитаз никогда не видела?
В коридоре было тихо, в каком-то номере пропели позывные «Маяка».
Наташка постучала в тридцать пятый — никто не откликнулся. Она обернулась и
увидели, что дежурная стоит в начале коридора, разглядывает ее. Тогда Наташка
стукнула посильнее.
Щелкнул замок, мужчина средних лет в белой навыпуск рубашке открыл
дверь. Он был чуть пьян,
— Вам кого? —- спросил он.
— Здрасте. В этом номере вы живете?
— А кто же?
— Мне адрес дали.
— Заходите, — сказал мужчина, — только я ничего не понимаю.
Качнувшись, он посторонился, пропустил Наташку, Номер был одноместный,
стандартно обставленный. На столе на мятой газете лежали крупно нарезанные
куски колбасы и огрызок батона. Водки в бутылке было меньше половины.
— Так чем могу служить? — спросил мужчина.
Наташкина смелость вдруг куда-то делась, и она ответила совсем тихо:
— Она сказала, «Балчуг», тридцать пятый номер,
— Кто она?
— Рыжая такая.
— Не знаю. Ну и что?
— Вот я и пришла,
— А зачем?
— Так.
— Что так?
— Взяла и пришла.
— Слушай, девочка, может, тебе нездоровится? Может, ты заболела?
— Нет, я здорова. Вы не бойтесь.
— А чего мне бояться? Ничего не понимаю. Да объясни ты мне все по-
человечески?
— Значит, она адрес наврала. Вот ведь какие люди бывают!
— Люди разные. А ты-то кто?
— Никто. Я пойду, наверное.
— Ну иди. И разберись, пожалуйста, кто ты! А то очень трудно с
тобой разговаривать. Подожди, может, водки выпьешь?