Князь замолчал и выжидательно посмотрел на Совет.
Проведя рукой по короткой бороде, поднялся Доу Ван. Кое-кто скривился, но еле заметно: знаменитого государственного мужа не любили многие, но не уважать не осмеливался никто.
- Я готов служить Сыну Неба и Совету, - резкий, лязгающий голос князя сам по себе напоминал о шуме битвы и звоне стали. - И я присоединюсь к походу... но только если каждый член Совета сумеет поставить столько же воинов, сколько выставлю я.
Мен Хун понимающе сощурился. В отношениях между сильнейшими родами Поднебесной давно трещали от напряжения скрепы. Хитрый политик не хотел ослаблять себя перед лицом старого неприятеля.
- Род Доу могуч и грозен, - покачал головой Сун Цзян, владыка плодородной долины У. - Во всех моих владениях не наберется столько крестьян, сколько воинов у сяньшена. Не согласится ли...
- Я сказал, - отрезал князь. - Или найдите у себя достаточно воинов, или выступайте без меня. Мои земли богаты и великолепно защищены...
В зале Совета пронесся недобрый ропот. Вельможи поглядывали друг на друга. Наконец Чжугэ Сюань, первый советник и Имперский Стратег, встал, скрестив перед грудью тонкие пальцы:
- Не хочет ли баоюй сяньшен Доу сказать, что вполне способен обойтись без Империи?
Доу Ван встретил его взгляд, не дрогнув. Несколько членов Совета в гневе вскочили, когда он резко, отрывисто кивнул, и попытались схватить, однако князь, змеиным движением ускользнув от их рук, прижался спиной к колонне и выхватил из-за пазухи спрятанный доселе кривой кинжал.
- Назад, жалкие псы, пожиратели падали, если не хотите показать мне, какого цвета ваши кишки! А, только попробуй подать лучникам знак, сын свиньи, и я вырежу у тебя на горле второй рот, чтобы ты мог сказать вслух те слова, что сказал я и держите в уме все вы! Назад! Прочь!
- Клеветник! Изменник! Смерть негодяю! - кричали ваны, отшатываясь от выпадов кинжала и стараясь перехватить державшую его руку. Один из советников сунул пальцы в рот и издал пронзительный свист: под потолком со стуком распахнулись узкие щели, где таились воины с луками.
Гневом загорелись черные глаза Доу Вана. Отшвырнув оружие, он бросился к выходу, расшвыривая князей кулаками. Плечо мятежного советника пронзила стрела, но он, вырвав узкий наконечник из мяса, пробился к двери и исчез.
- В погоню! Схватить его! - Мен Хун был бледен от душившей его ярости. - Голова предателя украсит городские ворота этим же вечером!
- Не стоит тратить время попусту, - спокойно заметил Чжугэ Сюань. - Он уже далеко и наверняка через пару мгновений поскачет во весь опор к своим владениям. Умерь свой пыл, баогуй Мен Хун.
- Как ты можешь быть таким спокойным? - воскликнул князь, непонимающе глядя на невозмутимое лицо Имперского Стратега. - Измена прокралась в самое сердце Империи! Мы лишились целого войска...
- Нет! - вмешался Хэ Цзин, уже обо всем догадавшийся. - Именно теперь у гордого Доу Вана нет иного выхода, кроме как присоединиться к нам. Он хорошо знает, что, расправившись с мятежниками, мы пойдем войной на него и усмирим бунт железной рукой. Только выступив на нашей стороне во главе своей армии, он может теперь заслужить прощение!
Первый советник величественно кивнул. Мен Хун с восхищением смотрел на Чжугэ Сюаня.
- Глупец бросается на стены крепости и гибнет, а мудрый обложит твердыню осадой и возьмет измором... Таланты Доу Вана хорошо послужат Империи! Но что если он вздумает ударить нам в спину после победы или совершить еще какую-нибудь подлость?
- На этот случай нам нужно иметь под рукой того, кто сможет его заменить, - Имперский Стратег взял полководца под руку и отвел в сторону: - У меня есть на примете два человека...
- Слушаю тебя, мудрейший!
- Один из них - отпрыск рода Сяхоу, чиновник в провинции Лоян. Это благородный муж и опытный воин, достойно проявивший себя в борьбе с бандитами и бунтовщиками. Несколько лет назад его солдаты уничтожили шайку Дэн Мао.
- Я помню его. Он человек гордый, но мудрый. Цао Цао, верно?
- Воистину так. Другой же - выходец из низов, небогат, но умен и честолюбив. Мои помощники давно его приметили. Если мы возвеличим его, во всей Поднебесной у нас не будет более верного слуги.
- Как же его имя?
- Этот человек служит десятником в квартале башмачников. Лет ему от роду двадцать восемь, а зовут его Лю Бэй...
------------------------------------------------
Примечание к части
[1]Баоюй, баогуй - степени почтительного обращения в имперском Китае. "Баогуй" означает "драгоценный", "баоюй" - "драгоценно-яшмовый", высшая степень словесно выказываемого уважения.
[2]Сяньшен - досл. "рожденный прежде меня", иноск. - "старший", "уважаемый", уважительная форма обращения к равному себе или вышестоящему собеседнику. Реальный возраст при этом роли не играл. Отсюда произошло и японское слово "сэнсэй".
[3]Гуань (здесь) - чайная, чайхана. В китайском языке очень много омонимов, поэтому не стоит переводить именно так все "гуани", которые встретятся дальше.
Глава третья. ВТОРОЙ УСМИРИТЕЛЬНЫЙ ПОХОД
Дун Чжо не сдержал своего слова. Жестокость и жажда славы тучного регента оказались слишком сильны, чтобы прислушаться к самому себе. Оставив Люй Бу в столице командовать резервом своего войска, он с четырьмя тысячами воинов выступил в усмирительный поход. Вместе с ним во главе семитысячного отряда отправлялся Лю Цзы, назначенный Советом командовать объединенными войсками Империи вместо погибшего Лю Яна. Тщеславный Дун Чжо с великой неохотой принял решение Совета, ни с кем не желая делить славу разгрома мятежников. Лю Цзы тоже не питал теплых чувств к Дун Чжо, чьи кровожадность и похотливость давно стали притчей во языцех.
Совет намеренно отправил в поход двоих соперников, надеясь, что, соревнуясь за славу, они будут стремиться завершить дело как можно лучше, но просчитался. Взаимная ненависть полководцев была такова, что между собой они общались только через гонцов, оповещая, куда сегодня поведут свое войско. Их армии тоже стояли разными лагерями. Воины Лю Цзы не поддерживали связи с солдатами регента, и общего командира у них не было.
Дорога лежала на запад, к области Чжоцзюнь, где Желтые повязки осадили город Циньчжоу и уже были близки к взятию укрепленной твердыни. Скучный, унылый путь проходил сквозь разоренные первыми вспышками бунта области, чей вид действовал на солдат угнетающе. Воины в добротных, нарядных одеждах маршировали через нищие, полупустые поселения, многие жители которых уже примкнули к восставшим. На дорогах валялись трупы, уже смердевшие и объеденные собаками и волками. Посевы были вытоптаны, колодцы - засыпаны или отравлены, и солдатам приходилось пить грязную воду с рисовых полей. Голодные, потерявшие надежду крестьяне на расспросы мрачно отмалчивались или отвечали дерзко. Потомственные воины и гвардейцы при виде этого воодушевлялись гневом, но большая часть солдат-рекрутов, вчерашних земледельцев, очень быстро впала в уныние. В скором времени боевой дух войска почти улетучился.
Разъяренный тем, что все с самого начала пошло неудачно, Дун Чжо пытался страхом воодушевить воинов. Он назначил пятьдесят палочных ударов - почти смертельное наказание, - за малейную провинность, а когда это не помогло, обезумев от гнева, приказал казнить каждого сотого ратника в армии, чем возмутил даже своих офицеров. Однако жестокая казнь лишь окончательно подорвала решимость солдат. Регент бесился, впустую размахивал плетью и без сна валялся на постели в своем шатре, глядя в пространство остановившимися, налитыми кровью бычьими глазами. Воины с ненавистью произносили имя своего вождя.
В противоположность жестокому Дун Чжо, Лю Цзы, отличившийся некогда во время восстания в Нан, был приветлив и обходителен со своими подчиненными. Он захватил в поход из своего столичного поместья целый обоз рисового вина, никому не отказывал в совете и помощи и сам был третейским судьей, когда между солдатами возникали разногласия. Рядовые и офицеры любили своего генерала, всегда державшегося просто и уважительно, и свысока поглядывали на запуганных, озлобленных воинов Дун Чжо. Все чаще в объединенном войске случались самовольные переходы из одной армии в другую. Офицеры Дун Чжо не слишком усердно искали ослушников, втайне завидуя безликим, не известным напыщенному князю в лицо рядовым, а Лю Цзы в ответ на гневные письма оскорбленного регента улыбался и приговаривал, что никаких дезертиров в его войске нет и что оно пополняется лишь за счет обездоленных бедняг, ищущих лучшей жизни.
