Потом все закончилось.

Аяо не сразу понял, когда к нему вернулось зрение. Он слышал, что от ударов по лицу можно ослепнуть - но ему не приходилось ранее проверять эту теорию на себе. Он моргнул, чтобы согнать плавающие разноцветные круги перед собой, затем приподнялся и вдруг принялся блевать себе на колени. Ему было плохо. Никогда еще ему не было так плохо. Содрогаясь от боли, от потрясения и от ночного холода, он только и мог, что не падать в обморок - по крайней мере, пока его рвало. Блевотина растекалась у него по коленям, скапливалась в складках штанов и каплями срывалась на траву.

Наконец рвота прекратилась.

Во рту стоял кислый привкус желудочного сока. Аяо встал, еле-еле поддерживая себя в сознании, бросил мимолетный взгляд на лежавшее рядом тело, и побрел в дом. Нужно отмыться, стучала настойчивая мысль. Нельзя быть грязным. Он испачкал штаны, а это очень плохо. Сестра будет ругаться.

В доме по-прежнему горел свет. Оставляя за собой мокрые следы, Аяо добрел до кухни, раскрыл оба крана на полную и начал молча и остервенело мыть себе лицо и шею. Когда с них едва не начала сползать кожа, он непослушными пальцами сбросил с себя штаны и стал, загребая воду в ладони, отмывать себе бедра. Трусы скоро промокли насквозь. Не обращая на это внимание, Аяо взял с края мыло и стал тереть им ноги. Лишь когда не осталось и намека на запах, Аяо ощутил себя достаточно чистым.

И только сейчас он в полной мере осознал, что наделал.

Он убил отца Куми.

Убил ее отца.

Совершил страшнейшее из преступлений. Нарушил самый главный из христианских законов. Убил человека.

Башку ему разбил молотком.

"У него черная кровь. Он не был человеком", - подумал Аяо и истерически расхохотался.

Да, отстраненно осознал он, смеяться в последнее время ему все легче и легче. Тут главное - практика.

Опираясь рукой о стены, он вывалился из дома и побрел в ночь. Тело осталось лежать на траве - Аяо сейчас не притронулся бы к нему даже под страхом смерти. Перелез через ограду и, шатаясь, поплелся по затененным улицам. Хорошо, что сейчас ночь, билось в его голове. Никто не видит.

И только когда он добрался до собственного дома, его настигло прозрение - словно последняя из волн, самая разрушительная: а ведь кровь и в самом деле была черной.

12.

Где-то на периферии сознания он услышал голос сестры. Она звала его. Громко или тихо, не разобрать, голос доносился как через вату.

- Аяо-чан? Аяо-чан?! - она трясла его за плечо.

Он открыл глаза - и вдруг понял, что лежит на диване лицом вниз. Его нос расплющился о ворс. Затекшее тело ощущалось с трудом. Во рту стоял вкус пепла. Спал он со слегка открытым ртом, и слюна все это время вытекала на диван. Нижней губой он чувствовал мокрое пятнышко на ворсе. Повсюду горел свет, и Аяо зажмурился, чтобы глаза резало не так сильно.

- Аяо-чан! - сестра встряхнула его сильнее.

И тут вспомнил, что произошло, и весь похолодел. Он ведь даже не добрался до комнаты. Так и упал на диван внизу и забылся глубоким обморочным сном. Глаза щипало от пота и грязи. Штаны даже высохнуть не успели, лишь покоробились, затвердели, и сейчас весь диван наверняка мокрый. Прошел едва час с тех пор, как он вернулся. А сестра, как назло, проснулась и спустилась вниз - и нашла Аяо на диване. Он чуть пошевелился и застонал, уперевшись лбом в ворс. Еле различимый желтый свет сочился сквозь веки. Наверняка на дворе еще глубокая ночь, город вряд ли проснулся.

Аяо поморщился.

А затем вспомнил, что натворил, и застонал, уперевшись лбом в ворс. Это не сон. Он бы сейчас все отдал, лишь бы это было сном. Лицо его исказила гримаса. Кое-как приподняв на локтях свое онемевшее со сна тела, он обернулся к сестре.

- Нэ-сан, - сказал он хрипло и не узнал собственного голоса, прозвучавшего как карканье.

Аяме взяла его за плечи.

- Что произошло? - тихо спросила она.

На ней была длинная растянутая футболка, прикрывавшая тело до середины бедер. В желтом электрическом освещении сестра выглядела растерянной.

Аяо молчал.

Надо сказать ей...

Не надо! - вскричало что-то крошечное и убогое внутри него.

Но...

Но такое не скрыть. Это как огромная пузырящаяся рана, это пробоина в мироздании. Такое не скрыть. Никогда. И время не повернуть вспять.

Аяме провела рукой по его щеке.

- Что случилось? - ласково, но твердо спросила она.

- Я... - Аяо повернул голову, чтобы не смотреть ей в глаза, и едва слышно простонал:

- Нэ-сан...

- Скажи мне, - ее теплые сухие руки легли ему на щеки. - Я никому не скажу.

И в ночной тишине, под еле слышимый треск электрической лампочки, Аяо ответил:

- Я убил человека.

Сестра поверила ему, Аяо понял это сразу. От лица ее отхлынула кровь, а пальцы впились ему в кожу. В глазах появился странный блеск. Она ожидала чего-то подобного все эти годы, с затаенным ужасом осознал Аяо. Аяме тихо спросила:

- Где?

- Недалеко, - ответил Аяо в прострации.

- Это кто-нибудь видел?

- Нет. Не знаю.

- Ты убрал его тело?

- Нет... нет, - вяло сказал Аяо, погружаясь в забытье.

Сестра ответила ему пощечину. Это было так больно и неожиданно, что у Аяо даже слезы выступили на глазах.

- Проснись! - зло сказала Аяме. Но злость в ее голосе тут же сменилась успокаивающими нотками. - Не спи, пожалуйста, Аяо-чан, ты не должен спать. Скажи мне, где он.

- Это... возле храма, где Май-чан в детстве жила. Там еще будка с полицейским. Дом... большой такой. С красной крышей.

- С красной крышей... понятно, - кивала Аяме.

Аяо ничего не понимал. У него немилосердно кружилась голова, и он с каждой секундой ощущал все большую тошноту.

Зачем сестра спрашивает это?

Неужели она хочет помчаться туда и спрятать тело? Это была настолько глупая и странная мысль, что Аяо даже хихикнул.

- Ты поедешь туда? - спросил он.

Аяме очнулась.

- Нет... конечно, нет, - словно отгоняя наваждение, произнесла она. - Конечно же, нет.

- Тебе завтра на работу, - сказал Аяо.

- Да, - медленно произнесла Аяме. Ее плечи опустились, а сама она как-то обмякла.

Она прикрыла глаза и села рядом с ним на диван. Аяо прильнул к ней и положил голову на плечо, как в детстве. Диван и вправду был мокрым. Он сидел на расплывшемся мокром пятне, и кожа под ссохшимися штанинами немилосердно чесалась. Однако Аяо сейчас даже помыслить не мог о том, чтобы задрать штанину и расчесать зудевшее место. Им овладела чудовищная апатия. Они помолчали, а затем Аяме спросила:

- Кто это был?

- Плохой человек. Он осквернил мою одноклассницу.

- Что значит - "осквернил"?

- Изнасиловал, - тихо ответил Аяо.

Сестра словно не удивилась.

- Ужас какой, - вздохнула она. - Но, Аяо-чан... Нельзя убивать людей, даже если они изнасиловали кого-то. Все на свете должно быть соразмерно.

- Мне надо было изнасиловать его самого?

Аяме издала нервный смешок.

- Сейчас ты скажешь, что все выдумал.

- Нет, - ответил Аяо и помертвел.

Почувствовав страх в его голосе, сестра нащупала его ладонь и мягко произнесла:

- Расскажи мне все.

- Я сошел с ума, - ответил Аяо, - и теперь я вижу странные вещи. Пожалуйста, нэ-сан, не смейся, когда я буду рассказывать.

- И в мыслях не было, - заверила его Аяме.

Когда он закончил, воцарилось молчание.

Аяме некоторое время смотрела в окно, обдумывая услышанное, а затем спросила:

- У него правда была черная кровь?

- Ты не веришь? - обреченно произнес Аяо. Он рассказал все: и про Мейду, и про то, как убил странную нечеловеческую тварь - отца Куми, и про весь свой ужас, и про свой страх.

Вместо ответа сестра встала.

- Пойдем.

Не понимая, что происходит, Аяо все же встал и пошел следом за ней.

Сестра зашла в свою комнату. Аяо редко бывал здесь. Здесь все было ему ненавистно и напоминало о Такамуре-сенсее, любовнике сестры. Кровать, стол, шкаф и даже жалюзи. Сестра потянула на себя верхний из ящиков стола и достала оттуда ключ.