- Это вряд ли. Мы вас отсюда не выпустим.
- Не кажи гоп, капитан. Из разных заварух выходил... Жизнь, порой, такой шанс подбростит, что...
Капитан искренне удивился такому оптимизму:
- Шанс? Где вы его увидели?
- Было раз... А, время покажет!
- Понимаю, вы надеетесь выбраться ночью, но...
- Давай не будем! - оборвал Мухина невидимый собеседник, но после краткого молчания высказался с мечтательной или ностальгической ноткой в голосе. - А шанс... Вот, представь, запрыгнул, это, я в БТР, хвать две цинки... А духи в него влепили... И взлетел я... Очнулся здесь, у аратов - два стойбища друг друга мочат, и я в секторе обстрела валяюсь, как хрен на блюде. Не подыхать же впустую? Ну, вписался за тех, возле которых лежал, потом у них же за вождя сошёл...
Некоторые слова в речи ходока звучали, как совершенно русские, но оставались непонятными: "бэтээр, вписался, мочат". Однако переспрашивать капитан Мухин не стал, давая собеседнику излить боль, которой был буквально пропитан монолог:
- ... и, знаешь, вдруг человеком себя почувствовал. Порядок навёл, дэрэмчинам и беспредельщикам, - ходок снова употребил незнакомое, в отличие от монгольского "бандит", но понятное по смыслу слово, - укорот дал. Род, с которым остался, авторитет набрал, его уважать стали. Крупные люди сами ко мне пришли, караваны сюда водить доверили...
Санитар с помощником возвращались за третьим бойцом, а Мухин слушал глуховатый голос из пещеры, выжидая момент, когда будет удобнее и логичнее повторно предложить сдачу в плен. Однако ходок и сам понял, что время беседы истекает:
- А, что я тебе уши шлифую! Слушай, давай миром разойдёмся? Выпусти меня. Слово, больше на твой участок - ни ногой, и других не пущу. Вам же спокойнее будет! А?
- Не могу. Мой долг, - чеканно выделил капитан, глядя на раздутое брюхо лошадиного трупа у входа, - схватить вас. Сдавайтесь. Вы человек порядочный, это видно, раненых отдали. Не хочу вас убивать.
- И я не хотел бы. Ты сюда шагал, как отмороженный. Так за своих бойцов болеть... Это дорогого стоит.
Глядя в спину санитару и помощнику, которые бережно уносили от пещеры последнего бойца, Дмитрий Сергеевич порадовался, что никто - ни свои, ни ходок - так и не поняли, насколько глупо он поступил, взяв на себя роль парламентёра. Глупо, по-геройски. С другой стороны, удалось напрямую поговорить с ходоком. Так, может, получится убедить его, если обрисовать скорую перспективу?
- Вы отдаёте себе отчёт, что ослабеете от жажды, голода, от вони гниющей падали? Или патроны кончатся.
- Суждено, значит, подохну. Думаешь, я не знаю о пожизненном сроке за наркоту? Сдаться и сесть в тюрьму... Нет.
- Почему в тюрьму? - удивился капитан. - Вас передадут Ордену.
- Хрен редьки не слаще. Твой Орден, что, меня отпустит?
- Он не мой, а насчёт отпустит...
И вдруг Дмитрий Сергеевич обнаружил, что совершенно не знает про цели учреждения, вездесущего не только в Империи, но и по всему миру. Удивляясь сам, он вывалил на ходока всё, что было известно про мальварин, который придавал мощь паровым двигателям, про армаферрит, сверхпрочный металл, про гигантские плавучие острова, про стремительные дирижабли и мобили, изобретённые братьями и сестрами Ордена. И про мир во всем мире, который сохранялся благодаря усилиям, опять же, Ордена. А вот куда девались ходоки, которых орденцы собирали со всего света, он ничего не смог сказать.
Использовав весь неважнецкий ораторский талант, капитан смолк. Увы, заболтать собеседника не удалось. Из пещеры донеслась скептическая оценка дифирамба Ордену, наспех сочиненного Мухиным:
- Угу. Крутая контора. Типа, пендосы и ООН сразу. Хед энд шолдерс, два в одном флаконе, - отпустил непонятное, но ядовитое сравнение ходок, а потом совсем другим тоном сделал вывод. - Такому зверю я на хрен не нужен, так что, капитан, не убедил. Ещё раз прошу, отпусти. Нет? Тогда всё, свободен, вали к своим.
- Погодите...
- Перемирие закончилось. Извини, если грохну ненароком.
Дмитрий Сергеевич встал, опоясался портупеей, ещё повитийствовал, обращаясь к пещере, но безответно. Чувствуя, что с каждой минутой он выглядит всё глупее и глупее, Мухин козырнул в сторону входа и зашагал прочь, уже не опасаясь выстрела в спину. Пережитое изменило его, убрав из мыслей престижность скорой победы и переживания о дурацкой неосмотрительности. Теперь капитана заботило иное:
- Сберечь бойцов! И самого ходока, тоже, не застрелить. Враг, конечно, однако, человек чести. Хорошо бы взять невредимым. Ну, пусть раненым...
Пробой
Назавтра гроза опять застигла Рослова врасплох. Он замерял проём в плотине, куда предстояло умостить мини-ГЭС, как вдруг за спиной полыхнул ослепительный свет, тотчас дополненный треском мощного электрического разряда. На фоне отдалённого порыкивания громов, которые с утра доносились из-за горной гряды - эффект получился оглушительный.
Словно ужаленный, аспирант вздрогнул, распрямился, выронив рулетку. Та, естественно, упала в ручей, а суженный плотиною поток мгновенно унёс потерю в омуток нижнего бьефа. Лезть в ледяную воду, когда солнце скрылось за тучей, а до охотничьего домика бежать метров сто? Ищи дурака, мог бы сказать рулетке Руслан, но не успел.
Капли зашлёпали по траве, по веткам, по воде, по плечам и спине, больно хлестнули по голове, породив незамысловатое ругательство:
- Блин, как не вовремя!
Держась за гребень плотины, аспирант приставным шагом перебрался на берег, намереваясь рвануть что будет сил к дому, но ливень опередил. Он хлынул стеной, мгновенно промочив ковбойку, джинсы, кроссовки, и отгородил от мира. Остались только струи, тяжёлые и мощные, словно душ Шарко, да трава под ногами, залитая водой. Ближайшая сосна, к шершавому стволу которой притулился генератор, показалась Руслану достойным убежищем - защита, какая-никакая!
Он нырнул под лохматую ветку, прислонился к стволу. И только теперь почувствовал, настолько онемела кожа на голове, по которой лупили громадные капли. Такие крупные, что и сквозь хвою пробивались, правда, уже раздробленные в несущественную морось. Их массовая гибель создавала особенный, мощный звук.
- Белый шум, - аспирант вспомнил термин и оценил силу. - Классно, натуральная Ниагара.
Память была права - там, когда катер шёл через облако водяной взвеси, рокот потока глушил всё. Но это где было! То величие водопада наложилось на восхищение богатейшей и благополучнейшей страной, а тут в Сибири, в тайге - что, кроме мокрени? Ливень как ливень, одно отличие, что мощный. И воспоминание истаяло, улетучилось, сменяясь раздражением.
Окончательно испортила благостный настрой, считай - сожгла дотла - вспышка, от которой мир утратил реальность. Только что рядом с лицом коричневела кора толстой горизонтальной ветки, а пучки хвои зеленели на тон или два темнее травы у ног - и вдруг цвета сравнялись. Беззвучно, словно Кощей волшебным посохом коснулся мира, как в своё время колдовал на Василису: "Была простая, стань золотая!" Только не в золото всё обратилось, а в серебро. Мертвенное, неживое, вроде промороженного зимнего леса.
Звуковой удар - ХРЯСЬ! - погасил серебряную засветку.
Мир ожил.
Ненадолго - обращение в серебро повторилась.
И ещё, ещё, чаще! Разряды вспыхивали вокруг, останавливая капли в полёте. Грянуло за ручьём, полыхнуло у плотины. Руслан с ужасом сообразил, что рядом лежит солидный кусок металла, способный притянуть молнию:
- Чёрт! Как я раньше не допёр!
Поднять генератор, закреплённый в центре трубчатой конструкции, вроде гигантской шпульки из швейной машинки, и ногой вытолкнуть из-под сосны - стало делом пары мгновений. Опасный сосед неохотно откатился метров на пять, разматывая с себя кабель. На какой-то неровности генератор остановился и двинулся обратно.
