Литмир - Электронная Библиотека

   — А в лесах-то что творится... — потёр затылок Ярила. — За отеческих богов всегда насмерть стоять готовы. А боги те — хорошо, если я или прадед Велес, а не... кто чернее... И у богов тех служители такие, что не разберёшь, люди они, звери или черти...

Души людские глохнут в таком лесу, будто поле заброшенное! Как в той чаще, где я тебя, Морана, с сестрицей Лелей нашёл. Помнишь, когда дядя вас заставил пасти его стадо звериное-змеиное? На что вы тогда были похожи: кожа как кора еловая, волосы как ковыль-трава...

   — Ой, лучше не вспоминай! — зябко передёрнула плечами Морана. — Я, пока не искупалась в молочной реке, в Ирии[19], в воду глянуть боялась.

   — А в святых городах на Збруче тёмные друиды хозяйничают. И в Чёрный храм на Черной горе в Карпатах наведываются те, кто злой силы ищет, — сказал Даждьбог.

Род поднялся, воздел руки и торжественно произнёс:

   — Пусть же Ардагаст, сын Зореслава, станет царём венедов и росов, чтобы собрать, хоть под рукой Фарзоя, земли сколотов-пахарей. Пусть соединит венедов и росов в один народ. Пусть выведет венедов из лесов на землю предков, пусть очистит леса и священные города от бесовых служителей. Пусть хранит небесные дары от недостойных. Этим он докажет, что владеет золотой чашей по праву, и тогда ему будет дано войти в тайное место и увидеть секиру и плуг — если он добудет стрелу Абариса. Взять же их сможет не подручный царь, но лишь великий царь сколотов-пахарей или великий царь всей Скифии. Вот слово моё, отца и старейшины богов. И пусть ваша помощь будет с Ардагастом, если он сам не отступит от Огненной Правды.

Боги встали и воздели руки к своему старейшине в знак верности его слову. И тут из-за вала донеслись голоса Властимира и его сыновей:

   — Назад, нечисть! Это место свято!

А следом — старческий, скрипучий, но громкий и полный злой силы голос:

   — Родичи! t каких пор смертные не пускают бога и богиню на совет богов?

Сварожичи и Морана взялись за оружие. Остановив их движением руки, Род поднялся на вершину кургана. У северо-западного входа три венеда преграждали путь двум всадникам на вороных конях, одетым во всё чёрное, — старику с длинной узкой бородой, заброшенной за плечо, и могучей старухе с распущенными седыми космами. В лицо старика, казалось, навсегда въелась ехидная, ничего в мире не щадящая усмешка. И такая же ядовитая ухмылка отпечаталась на уродливом крючконосом лице старухи. У старика за поясом торчала кочерга, у старухи — железный ткацкий гребень и топор. Рядом с ними гарцевала на коне Саузарин.

Род сложил руки на груди и произнёс спокойным, твёрдым голосом:

   — Здесь совет богов, а не бесов. А если ты, братец, забыл, чьё это святилище, то сейчас вспомнишь. Впустите их!

Венеды расступились. Старик подъехал ко входу, и тут же семь пылающих преград из семи металлов встали на его пути.

   — Помнишь, как ты со своими чертями рвался на небо через семь врат? И как вы потом летели кто на землю, а кто и сквозь землю?

Насмешливый голос Ярилы подхватил:

   — Помнишь, дядя: кто в лес упал, стал лешим, кто в реку — водяным, кто в болото — просто чёртом, а кого и земля не приняла — чёртом пекельным?

   — Неба вашего я не взял, но это святилище мои сарматы брали дважды.

   — Скольких бесов ты тогда положил? От них и костей не осталось. А один ведь не полезешь, и вдвоём с тёткой Ягой тоже, — ответил Род.

Тем временем остальные боги взошли на вал, и небесное оружие в их руках грозно запылало.

   — Боитесь, как бы я ваших священных тайн не узнал? А я и так всё видел и слышал — через мою гадюку. Пока вы моих воронов отгоняли, она проползла. А вы её ещё и за старика Велеса приняли.

   — Я ей полосу на спине замазала да пятнышки под глазами нарисовала, всего и дел-то, их-хи-хи! — захихикала старуха.

   — Ох и навалили вы подвигов на вашего избранника, верблюд и тот не вынесет! — продолжил Чернобог. — Да если он по-вашему будет делать, его или венеды, или сарматы убьют. А если поумнеет, будет делать то же, что и Сауасп. Потом от Фарзоя избавится, род его изведёт и соберёт всю прежнюю Великую Скифию. И придётся вам тогда дары отдать ему, самому великому из сарматских царей. Хоть венедов к тому времени, может быть, и вовсе не останется.

   — По себе судишь о человеке, братец, — возразил Род.

   — Да нет уж, я человека знаю. Мы его вместе создавали.

   — Это я создавал, а ты портил. Я человека сделал, сушиться положил, а ты подобрался, оплевал его и истыкал.

   — А ты его тогда наизнанку вывернул. Вот и осталась вся моя работа у человека внутри, — самодовольно ухмыльнулся Чернобог.

   — Только люди твоим дарам не рады. Вот мы и помогаем смертным от них избавиться. За то нас и славят, а тебя клянут.

Хитрые зелёные глаза Чернобога вспыхнули радостью охотника, подстерёгшего неосторожного зверя.

   — Славят вас, светлых да праведных! А вы того стоите? Братец Белбог! Ты даже такого скверного мира без меня создать не смог. Матушка Лада! Была ты женой и сыну своему Роду, и внуку Сварогу, только до правнуков не добралась. И чем я тебе плох? А вы, племяннички внучатые, все на сёстрах женаты. Не ты ли, Ярила, брата Даждьбога к Леле приревновал и убил? Ох и праведный ваш род! А смертных караете: и засухой, и грозой, и недородом... Они и сами уж не разберут, то ли вы их казните, то ли я козни строю.

   — И за всё это люди тебя, сестрица, Правдой зовут, а меня — Кривдой, — добавила Яга, с ехидным торжеством глядя на Ладу.

   — Мы хотя бы стараемся этот мир сделать лучше, — со спокойным достоинством ответила мать богов. — За то нас люди и любят. Чтобы мир от вашего рода отстоять, нужные могучие боги, а такие не рождаются ни от смертных, ни от простых русалок. А уж кого вы приживаете и от кого, я и говорить не хочу. Противно.

   — Брата я убил, и без вины. Но я же и воскресил. И никому не говорил: «Я бог, не смей меня судить и делай так же», — неохотно, но твёрдо произнёс Ярила.

   — А кому же это вас, светлых, бессмертных судить? — осведомился Чернобог.

   — Да уж не вам, тёмным! По какой правде нас судить будете: по болотной, омутной или подземной?

   — И не нам, смертным, — вмешался в разговор богов Зореслав. — Я, когда ночью к Саумарон пробирался, не думал, кто от меня родится и для каких дел и чем всё это для племени обернётся.

   — Мы всё доброе в этом мире создали и храним, а вы, тёмные, только портить и разрушать умеете, — сурово произнёс Род.

   — Я тебя, сынок, злу не учила. И тебя, сестра, тоже, — мягко проговорила Лада. — Вы сами себя в преисподнюю к нечистым загнали. Стоило вам водиться со Змеем Глубинным? Много вы от него узнали?

   — Много! — огрызнулась Яга. — Он всех нас, богов, старше, и род его мудрый, змеиный.

   — Одного не пойму, хоть и говорят, что я всё знаю, — развёл руками Чернобог. — Вы себя и людей опутали всякими правдами да законами, а у меня правда простая: мир скверный, и человек тоже, такими уж созданы, вот и сумей прожить в своё удовольствие. Никого я не сужу и не караю, кроме тех, кто меня обмануть пытается. А люди больше любят вас, на смерть, на муки за вашу правду идут.

   — А это я человека таким создал, что противно ему без закона жить, будто чуду-юду. Много твоей скверны нужно, чтобы он об этом забыл, — довольно улыбнулся Род.

Ярила переглянулся с Громовником и словно невзначай громко сказал:

   — Собирались мы с тобой погонять чертей, а тут как раз главный чёрт и всех чертей мать.

Чернобог тихо хмыкнул и вдруг, словно только что заметив на валу Морану, заговорил на редкость ласково:

   — Морана, Смертушка моя безвременная! Ты-то что тут делаешь? До весны ещё далеко, вся осень впереди и зима. Поедем-ка домой.

   — Поехали бы ко мне в избушку, а эта вертихвостка домой и сама доберётся, — проворчала Яга.

Убегать сейчас от племянников ей, впрочем, не хотелось. Она уже прикинула: трое богов-воинов, не считая Мораны, да трое небесных воинов-людей против них двоих и сарматки — тут уж не биться впору, а ноги уносить.

вернуться

19

Ирий — рай (слав.).

22
{"b":"539960","o":1}