— Если ты гнушаешься таким родичем, — нахмурился Распараган, — то твой отец, верно, не меньше чем царь?

   — Я не могу гнушаться родом своей матери, хоть дядя и позорит его. А царей у венедов нет. Мой дед Властимир был великим старейшиной племени полян.

Царь восточных росов вдруг прищурил глаза и хитро усмехнулся в белую бороду:

   — Слыхал я о каком-то Ардагасте, дружиннике, что принёс Куджуле Кадфизу, князю кушан, солнечный амулет Атарфарна, великого мага, и тем помог Куджуле одолеть людей-змей.

   — Вот после этого Куджула и стал великим царём, а Ардагаст — моим мужем, — задорно откликнулась Ларишка.

   — А ещё я слыхал, как этот Ардагаст помог Виме, сыну Куджулы, в одну ночь похитить в Индии двух невест-царевен, а потом одолел грека Стратона, владевшего оружием богов, — продолжил Распараган.

   — Клянусь Кришной, всё это правда. В ту ночь я, кшатрий[8] Вишвамитра, рядом с Ардагастом сражался с демонами, а в битве со Стратоном нёс знамя Солнца, — сказал индиец.

   — Теперь вижу: в тебе кровь росов — «сияющих, как Солнце», если ты совершил такие подвиги во славу его, — довольно улыбнулся восточный рос западному.

   — С кем же ты сражался сегодня, отец? — почтительно спросил Ардагаст.

   — С самыми мерзкими трусами и ворами, какие только есть в лесу и степи. С востока пришли гунны, и манжары[9], тупые лесные медведи, обнаглели до того, что вместе с ними стали грабить наши кочевья и захватывать скот даже к западу от Урала. Ты сейчас поймал Бурибая, брата вождя гуннов. А мои люди — Хурьянга, двоюродного брата манжарского князя Лунг-отыра[10].

Бурибай и Хурьянг походили друг на друга: низенькие, скуластые, узкоглазые. Только у гунна со стриженой головы свисали не одна, а две косы, и одет он был гораздо роскошнее: в шёлковый кафтан и расшитые драконами шёлковые шаровары невероятной ширины. Но глядели оба на победителей смело, даже вызывающе.

   — Да, — важно кивнул Бурибай, — мой брат Бейбарс — второй в державе гуннов после Сына Бога, рождённого Небом и Землёй, поставленного Солнцем и Луной. Брат даст за меня большой выкуп, а Сын Бога будет рад принять тебя, отыр Ардагаст, в число своей служилой знати. Клянусь Тенгри-ханом, ты достигнешь ещё большего, если будешь другом мне и Бейбарсу.

Росич, удивлённый наглостью гунна, ничего не ответил. А тот, не смущаясь, обратился к Ларишке:

   — Ты дочь тохарского князя, женщина-джигит? Малые тохары на реке Тарим с радостью служат нам: иго Сына Бога легче ига Сына Неба и его чиновников...

   — Ардагаст, муж мой, не подаришь ли ты мне этого пленника с его выкупом? — ласкающей пантерой промурлыкала тохарка.

Ардагаст молча кивнул, зная: в такие моменты супруге лучше не перечить. Горящий взгляд Ларишки впился в самодовольно-важное лицо гунна.

   — Какой выкуп ты дашь мне, гуннский шакал, за наш Золотой Алтай? За разграбленные курганы моих предков?

Молнией мелькнул кривой меч, и черноволосая голова с двумя косами полетела в ковыль.

   — Ответ врагу, достойный царицы! — довольно разгладил бороду Распараган. — Не буду и я брать выкупа с этой лесной росомахи Хурьянга — кроме его жизни. После захода солнца я принесу его в жертву Саухурону, Чёрному Солнцу. А сейчас вы все мои гости! Не будем гоняться за трусами — загоним лучше вон то стадо сайгаков. И дрофы здесь в камышах такие — до самого Тобола лучших не найдёшь. А вечером устроим славный пир!

И охота, и пир действительно вышли на славу. Добытые своей рукой жирная сайгачатина и нежное мясо дроф казались вкуснее всех индийских яств, поданных во дворце смуглыми полуобнажёнными рабынями. Был тут и лошадиный сыр, и овечий, и сладкое хорезмийское вино. Лихо плясали под звуки бубна сытые воины. А царь росов неторопливо рассказывал:

   — Эта земля древняя и славная. Только мы, сарматы, знаем это. То городище над рекой — остатки Синташты, великого города арьев. К западу отсюда, у самых гор, лежат развалины священного города Аркаима. А в этом кургане погребён Кришнасурья, непобедимый воин. Мы зовём его Саухурон — Чёрное Солнце. Он был самый великий из царей арьев, но и самый грешный. После него беды обрушились на эту землю: суровая зима, затем — потоп от растаявших глубоких снегов. Одни арьи ушли на юг, другие — наши предки — остались. Но городов с тех пор тут не было.

   — Кришнасурья... — задумчиво произнёс кшатрий. — Господь Кришна, которого я почитаю, есть Солнце. На земле он родился и царствовал у нас, в Индии. Но у Господа было много воплощений...

   — Я знаю одно: лежащий в этом кургане достоин поклонения. Приносящим ему жертвы он дарует мужество и победы, но только потомкам арьев, — сказал Распараган. — Иногда он выходит из кургана. Следом восстают из могил его дружинники, и тогда горе тем, кто встанет на их пути!

Стемнело, и сарматы стали полукругом у подножия кургана. Два воина подвели Хурьянга под руки к большому бронзовому котлу. Почему-то Ардагасту стало жаль пленника, словно тот был ему роднёй. Низенький чернявый воин был совсем не похож на высоких русоволосых венедов и в то же время напоминал их: то ли холщовой рубахой, то ли молчаливым спокойствием перед лицом смерти. И совсем уж не нравились Зореславичу слова царя росов насчёт «тупых лесных медведей».

Распараган воздел руки к кургану:

   — О Саухурон, великий воин! Я жертвую тебе пятерых коней и Хурьянга, самого знатного из пленённых мною манжаров. Если тебе угодна жертва, о Солнечный Царь, даруй мне победу над его братом Лунг-отыром. Да удастся мне сжечь его городок, пленить его женщин и детей, разграбить его святилище, где приносят в жертву сарматов, и тогда я принесу тебе и Солнцу ещё большую жертву: людей и скот, меха и серебро!

Воины повалили арканами пятерых коней и задушили их удавками. Потом не без труда поставили на колени манжара. Распараган обнажил акинак. Хурьянг выкрикнул — сначала на своём языке, потом по-сарматски:

   — Мир-сусне-хум, За Людьми Смотрящий Человек, Солнечный Всадник, ты всё видишь — спаси моё племя, отомсти за мою смерть!

   — Михр-Солнце — наш бог, он помогает росам, — хищно осклабился Распараган и перерезал горло пленнику. Затем собрал его кровь в котёл, отсёк голову и правую руку, положил их на склон кургана и вылил туда же кровь.

Вдруг кровь закипела, взметнулась красным пламенем, и насыпь расселась. Показалась бревенчатая стена, потом и она распалась, и стала видна небольшая комната, залитая странным красноватым светом. У стены стояла лёгкая боевая колесница. Запряжённые в неё кони — два вороных и два красных — неподвижно лежали на полу. С деревянного ложа поднялся высокий, сильный воин, одетый, подобно сарматам, в кафтан, штаны и высокий башлык. Свисавшая из-под башлыка длинная прядь волос отливала золотом. На красной коже кафтана выделялись два чёрных креста с загнутыми в одну сторону, посолонь[11], концами — знак Ночного Солнца. В руке у воина был бронзовый топор, у пояса — бронзовый кинжал и кожаный колчан, за плечом — большой лук. На шее блестела золотая гривна.

Сарматы разом опустились на колени и простёрли руки к кургану. Вишвамитра выступил вперёд, сложив ладони, и произнёс на санскрите:

   — Приветствую тебя, о, великий царь арьев!

   — Ты знаешь речь моего племени? — удивлённо вскинул брови Кришнасурья. — Где же оно теперь?

   — Мы, арьи, живём далеко на юге, за Индом. Наша речь изменилась, но к богам мы обращаемся только на древнем священном языке. Я — кшатрий Вишвамитра, почитатель Солнца — Господа Кришны. Скажи, о, владыка, не его ли ты воплощение?

   — Я тоже почитаю Солнце — Чёрное Солнце, Кришну Сурью, которое каждую ночь следует под землёй от заката к восходу. Не его ли зовёшь ты Кришной?

   — Господь Кришна — не только Солнце, но и весь мир и все боги. Но в земной жизни он был великим наставником людей. Он учил кшатриев воевать не ради земных богатств, власти и славы, а ради истины и добра, то есть ради Кришны. В этом дхарма — долг воина.