"Пойдем, Эмили. Всем пока!"

Попрощавшись, мы вышли из бара. Когда мы направились на парковку, я почувствовала свежесть. Конечно это так и было, на улице стало гораздо темнее, чем было тогда, когда мы приехали к бару. Уличные фонари роняли яркий голубоватый свет на автомобили, стоящие на парковке.  Глубоко вздохнув свежего летнего воздуха, я улыбнулась, а затем с удовольствием выдохнула его. Моника повернулась ко мне с усмешкой.

"Ты выглядишь счастливой!" - сказала она, снимая блокировку с водительской двери Чероки.

"Так и есть", - ухмыльнулась я в ответ. Почему-то мне казалось, что это место каким-то странным образом возродило и очистило меня. Я понимала, что это глупо. Это был всего лишь бар, как мне казалось, такой же, как и любой другой, однако несмотря на мою стычку с блондинкой, я почувствовала некое родство душ с теми людьми, включая странного парня Мадженту. Я не могла передать это ощущение Монике, но глубоко в своей душе признала, что это так, поэтому решила скрыть свои мысли. "Посмотри, какая чудная ночь!" - произнесла я в ответ на ее немой вопрос. Нет, я не лгала, просто это была полуправда, и я продолжила: "Сегодня мой день рождения, и я вступаю в последний год, который остался до наступления моей взрослой жизни, так что я с нетерпением предвкушаю встречу со всем тем удивительным, что ожидает меня впереди”. Как только Моника изнутри разблокировала для меня дверь, я открыла ее и забралась в машину, где пристегнула себя ремнем безопасности, а затем уставилась в окно, разглядывая бар. И вдруг я увидела, как вывеска над входом внезапно включилась, демонстрируя надпись "Бар для гомосексуалистов".

"Мне понравилось это место", - сказала я, обращаясь к своей подруге. Она подняла брови.

"В самом деле?"

"Ага. Как-нибудь мне бы хотелось заглянуть сюда ещё разок. Когда они бывают открыты?"

* * *

Медленно проезжая вдоль улицы, я смотрела на большие старые дома, которые вот уже в течение ста лет, а может и больше, украшали улицы Пуэбло. При этом я постоянно кидала взгляд на бумажку, зажатую в руке, чтобы удостовериться в правильности направления, и тут я увидела его. Дом, который я искала, располагался слева от дороги. Это был высокий, трехэтажный дом викторианской эпохи. На фоне темно-зеленой краски, которой он был выкрашен, в глаза сразу бросались белые ставни и колонны крыльца. У меня даже перехватило дыхание. Дом Моники и Конни был по-настоящему красив. Две машины - одна за другой - были припаркованы на узкой подъездной дорожке. Очевидно обе хозяйки были дома. Я так и не позвонила, чтобы сообщить им, что еду в гости - мне хотелось устроить сюрприз. Я специально развернулась на дороге, чтобы припарковаться у обочины прямо перед их домом, а не в глухом тупике, который теперь остался позади меня. Это было весьма глупо, я знала об этом. Просто, если мои нервы достигнут пика и возьмут надо мной верх, мне нужно будет очень быстро убраться отсюда. Заглушив двигатель у Камри, я на несколько секунд застыла, уставившись на ухоженный газон. Наконец, глубоко вздохнув, я вышла из машины. Пришло время сказать "Здравствуй" своему прошлому.

* * *

Моника отвезла меня поесть в совершенно сумасшедшее место под названием "Папина Сумка", где вокруг бегали клоуны и брызгали в ничего не подозревающих гостей из яркоокрашенных водяных пистолетов. Или подскакивали к кому-нибудь и издавали громкие звуки своим носом. Было так здорово, а потом она повела меня в кино посмотреть новый фильм с участием Молли Рингуолд. Мы смеялись, много говорили, снова и снова предаваясь безудержному веселью. Этот день оказался одним из лучших моих дней рождений за долгое время.

Я заранее позвонила Джеку и сообщила ему, что немного опоздаю, так как у меня осталось несколько последних незавершенных дел, о которые мне следовало бы побеспокоиться, прежде чем в конце этого месяца уехать в Боулдер. Лето пролетело так быстро, и мне не хотелось уезжать. Было жаль, что я не могу просто остаться в Пуэбло и продолжать работать на Монику. Однако в то время, пока я ехала в офис, вспомнись её слова, которые она сказала мне, когда я произнесла эту мысль вслух. "Эмили, я польщена, поверь мне. И ты была незаменимой помощницей. Но разве ты мечтала об этом - застрять здесь и работать помощником адвоката? Ты мечтаешь быть адвокатом. Не бросай свою мечту, не смей останавливаться на полпути к ней. Никогда".

Я повернула свой желтый джип, въехала на стоянку, расположенную возле нашего офиса, и тут же от удивления подняла брови, обнаружив там машину с полицейским, покидающим стоянку. Я провожала взглядом черно-белую машину до тех пор, пока она не скрылась за углом. Вырванная из своего оцепенения, словно кто-то ткнул меня в бок, и наполненная тревожным предчувствием, я потянула ремень безопасности, и, когда мне наконец удалось отстегнуть его, поспешила к боковой двери, через которую намеревалась попасть сразу в холл к кабинету Моники. Дверь была закрыта, поэтому я прошла мимо нее и направилась в приемную, чтобы поинтересоваться у Джека о том, что тут недавно произошло. Как обычно, он сидел за своим столом, пожевывая кончик карандаша.

"Джек?" - спросила я, подходя к его столу. Он с удивлением посмотрел на меня.

"Привет!" - произнес он. "Рад, видеть тебя. Тебе следует пойти и поговорить с Моникой".

"Что тут произошло? Я видела на стоянке полицейский автомобиль. Кто-то вломился к нам?" - спросила я, оглядываясь по сторонам и пытаясь найти беспорядок. Он покачал головой, при этом его идеально уложенные волосы не сдвинулись ни на дюйм.

"Нет. Моника сама тебе все объяснит". Он ободряюще похлопал по моей руке, которая покоилась на углу стола, и указал на закрытую дверь в кабинет Моники. "Кроме того, я полагаю, что ты та единственная, кто каким-то волшебным образом сумеет успокоить Монику и вернуть нас обратно к работе". Озадаченная и одновременно обеспокоенная я поспешила к двери Моники и тихонько постучала.

"Моника?" - спросила я тихим голосом. Ответа не последовало. "Моника?" - более настойчиво повторила я, в ответ раздалось тихое "Заходи". Я открыла дверь и вошла, аккуратно прикрывая ее за собой. Моника сидела за столом, обхватив голову руками. Я подошла к столу и тихим голосом вновь обратилась к ней. "Моника?"

"Привет", - сказала она хриплым от слез голосом. Не отрывая от неё глаз, я подтащила один из стульев к столу и села. Наконец после минутного молчания, которое, казалось, длилось целую вечность, она подняла на меня глаза - они были опухшими, а лицо бледным.

"Что? - прошептала я. - Что случилось?"

"Рода Миллс мертва, её убили", - бесцветным голосом вымолвила она. Я уставилась на нее, и у меня в животе все сплелось в тугой узел. "Я предполагала, что такое может случиться, Эмили, начиная с того самого дня, когда ее муж тут у нас пинал двери. Думаю, мне следовало тогда позвонить в полицию". Слезы опять начали скапливаться в ее темных глазах. Мое сердце сжалось от сочувствия к ней. Я отчетливо поняла, что во всем случившемся она винит себя.

"Ох, Моника. Ты все равно ничего не смогла бы сделать. Ничего", - сказала я, чувствуя себя абсолютно беспомощной, не зная, что сказать, что сделать, как выразить свои мысли, чтобы облегчить её боль. Чувство вины тяжело давило на нее.

"Но я же догадывалась, что он опасен! - воскликнула она. - Этим утром он вошел в дом, достал пистолет и всадил по три пули своей жене и дочери. У них не было ни единого шанса на спасение". Она смахнула падающие слезы, удрученная тем, что так и не смогла остановить этого безумца. Я схватила ее руку, лежавшую на столе, пытаясь и надеясь предложить ей хоть какое-то подобие утешения. "Зачем я занимаюсь этим, Эмили? Все так бессмысленно, ведь я ничего не могу изменить. В этом городе полно людей, которые находятся в полной заднице. Всем ясно и понятно, что они завязли в ней, что никто и ничто не может помочь им, а меньше всего адвокат Моника Нивенс. Вот такая злая шутка", - с горечью произнесла она.