Такие поля действительно существуют. Мы называем их информационными или ментальными. Они распространяются в пространстве со скоростью, в несколько порядков превышающей скорость света, и преодолевают на своём пути любые преграды и препятствия. Даже такие массивные небесные тела, как планета Земля или даже наша звезда - Солнце оказываются для них абсолютно прозрачными и проницаемыми.

- Быстрее скорости света? - спросил я в изумлении, - и насколько?

- Примерно в сто миллионов раз.

- А как же тогда теория относительности Эйнштейна? Она неверна? Ведь согласно этой теории, ни одна элементарная частица во Вселенной не может перемещаться с подобной скоростью.

- Нет, дорогой мой, - улыбнулся Эрих, - эти ментальные поля не состоят из частиц, обладающих массой, и не переносят материю или энергию в нашем понимании, поэтому старик Эйнштейн может спать спокойно.

Но обо всем по порядку. Я расскажу тебе о достаточно простых опытах, которые проливают свет на природу этих ментальных, или духовных, связей. Еще во время войны мне пришлось изучать вопросы, связанные с биологической телепатией, то есть с обменом информацией между живыми существами без использования технических средств.

Эксперименты, проводимые в атмосфере строжайшей тайны, ставили своей целью найти новый способ передачи сигнала. Исследования производились на суше и на море, в различных странах, в самых разных условиях. Я опирался на данные множества источников, самым ранним из которых была статья Анри Фабрициуса, опубликованная в начале XIX века. В ней рассказывалось, как почти тысячу лет назад обеспечивалась связь между крепостями, расположенными на значительном расстоянии в десятки и сотни лье друг от друга. В войне между защитниками папского престола и альбигойцами последними использовался оригинальный способ обмена сообщениями, позволявший преодолевать значительные расстояния и проникать сквозь каменные стены древних замков.

Жоффруа де Монсегюр. Крепость Каркассон, Лангедок, май 1209 года

От каменных стен древнего замка несло холодом. Весеннее солнце ещё не успело прогреть остывшие за зиму блоки метровой толщины, из которых были сложены стены крепости, и виконт приказал разжечь камин. Сквозь окошки-бойницы виднелось лоскутное одеяло полей, простиравшихся за рекой Од далеко на восток. Хозяин замка сидел за почерневшим от времени дубовым столом, подперев рукой подбородок, и смотрел на капитана тяжёлым взглядом из-под густых, кустистых бровей.

- Мессир, утром по морю прибыл гонец из Лиона. Он сообщил, что к Монпелье движется войско папских крестоносцев числом более 10 тысяч, среди которых 2 тысячи всадников. Они везут с собой камнемётные машины, - я стоял перед Раймундом Роже Транкавелем, ожидая приказаний.

- Знаю, капитан, знаю! Я хотел спасти мой народ от разорения, но папские фанатики не пожелали со мной встретиться. Видите ли, мы слишком лояльно относился к еретикам - альбигойцам, а управление общиной Безье вообще доверили иудеям. Мой дядюшка Раймунд Тулузкий, спасая свою жалкую жизнь, договорился с легатами и примкнул к войску крестоносцев, чтобы сохранить свои земли и свое золото, нам же придется сражаться! Эти папы со своими кардиналами погрязли в разврате, содомии и стяжательстве, и теперь собираются научить нас "праведной жизни".

- Мессир, у нас нет иного выхода! Народ надеется на вашу защиту!

- Выхода действительно нет. Что же, вы комендант крепости, так что готовьте её к осаде. Пусть Симон немедленно сообщит в Амби, Безье и Нарбонну о приближающейся опасности! - и мессир Транкавель, виконт Безье, Каркассона и Разеса, вассал графа Тулузского и правителя Арагона, властным жестом указал мне на дверь.

Я отправился в западную крепостную башню, где в одном из помещений верхнего яруса проживал брат Симон. Ученый катар практически постоянно находился при устройстве, предназначение которого состояло в обеспечении связи между замками Лангедока, расположенными на большом расстоянии друг от друга.

Выслушав моё приказание, брат Симон нанёс на лист пергамента десяток латинских букв, которые в зашифрованном виде означали сигнал рыцарям Лангедока немедленно подготовить все силы для отражения вражеской агрессии.

Взяв небольшой деревянный ящичек с отверстиями в стенках, который всегда находился у него на виду, Симон прошёл в соседнюю комнату. Там, возле окна, на треноге стоял узкий желоб из полированной меди. На внутренних стенках желоба, расположенного под небольшим наклоном, в шахматном порядке были выгравированы буквы латинского алфавита.

Симон снял сплетенную из соломы крышку - на дне ящика, устланного свежими виноградными листьями, сидели улитки. Вытащив одну из них, Симон поместил её на площадку в начале желоба. Выждав, пока улитка покажет рожки, он, придерживая её за панцирь, осторожно кольнул моллюска в шею остро отточенной палочкой. Улитка на мгновение замерла и тут же втянула тело в раковину. Через несколько секунд рожки показались снова, и Симон еще дважды проделал с улиткой то же самое.

Я знал, что в это же самое время улитки, находившиеся в таких же ящичках в других замках и крепостях Лангедока, начали проявлять беспокойство.

Человек, ответственный за связь между крепостями, выбирал одну из них и помещал её в начало такого же желоба. Приготовившись записывать, он наблюдал, как улитка медленно ползет от начала к концу желоба.

Сверившись с записью, которая начиналась с буквы P, Симон отправил улитку в путь вниз по желобу. Как только она поравнялась с соответствующей буквой на стенке желоба, он снова уколол её. В тот же момент все улитки, совершающие свой путь по желобам, расположенным в десятках лье от Каркассона, замерли у той же буквы, и их смотрители записали её как начало сообщения.

Придерживая улитку на месте, Симон выждал несколько секунд и снова поместил её в начало желоба. Следующий укол ожидал улитку у литеры R.

Ульрих Шмидт. Вадуц. Лихтенштейн. 13 марта 1980 года.

"Следующий укол ожидал улитку у литеры R", - дописал я и шумно выдохнул. Я нахожусь в самом трудном месте моего романа. Заранее прошу извинения у тебя, мой дорогой читатель, но сейчас я вымучиваю эпизоды, которые очень сложно описать простым доступным языком.

Герберт настаивал, чтобы все его рассуждения и описания научных исследований, на которых они основаны, были бы подробнейшим образом изложены в настоящей книге, и я изо всех сил пытался добросовестно выполнить это его требование.

Я потерял покой и сон, я зарылся в научные дебри, как усталый крот в твердую глинистую почву, я грыз гранит новых познаний, стачивая до основания последние зубы. Не смотря на поистине титанические усилия, я вскоре понял, что это бесполезно. Бесполезно рассказывать кому-либо то, что не можешь толком понять сам. А я все-таки гуманитарий, и точные науки вызывают во мне тяжелые приступы зубовной боли. Как образно выразился однажды мой коллега писатель: "Змеиные головки интегралов, ехидно посмеиваясь, преградили мне дорогу в высшую математику!".

Я устал и поэтому решил подарить себе пару дней отдыха. Мы с женой поехали в Давос, и я провёл два замечательных дня в расслабленной неге: посещал термы, грелся в турецкой бане, насладился индийским массажем, пил пиво с сосисками и ел сырное фондю .

В результате водоворот моих растрепанных мыслей принял, наконец, плавное и размеренное течение, и в моём отдохнувшем мозгу возникло решение проблемы. Как сказал один умный издатель, каждая формула, приведенная в книге, уменьшает количество ее читателей наполовину. А я совсем не хочу терять тебя, мой драгоценный друг! Мне кажется, и Герберту этого тоже бы не хотелось. Поэтому я оставлю бесплодные попытки поумнеть в моем уже довольно почтенном возрасте. Я стану писать только о том, в чем сумел разобраться, и постараюсь изложить то, что понял сам, как можно доходчивей. Тем более что это не только самое трудное, но и самое важное место нашего повествования. Ведь здесь говорится о том, как Герберт нашел Бога. Можете мне не верить, но и я нашел Его вместе с моим героем!