То есть - мало впечатлений, мало общения, мало радости.

И вот - никакого велосипеда. Местность вокруг не проплывает, всё время оставаясь позади, а тесно окружает со всех шести сторон. Да-да, всем телом, всей кожей ощущаешь и небо, которого не замечает велосипедист, и землю, которую чуешь через подошву и знаешь, какая она - твердая или мягкая, прохладная или теплая, скользкая или надежная.

Компанию себе тоже можешь выбрать по вкусу и пристрастию, идти только с теми, кто тебе приятен, и болтать о чем угодно хоть целый день.

Собственно говоря, вот и все радости.

Да, велосипедист едет один, зато на передышках и привалах, все, намолчавшись, сами тянутся друг к другу. К тому же и есть чем поделиться, мало ли что произошло за день. Картинки-то местности мелькают, а не тянутся. Кто-то что-то заметил, а кто-то и нет. Значит, нужно рассказать, а когда и разъяснить со смехом и шутками. И никто не отделяется, все собираются вместе, в компанию, уже и так наскучив одиночеством.

Сказать иначе, походники-велосипедисты несмотря ни на что, ощущают себя единой командой.

Пешая же партия быстро разбивается на постоянные группки, замыкающиеся в тесном кругу. Даже и на остановках эти группки не теряют своей обособленности. Так что можно за весь поход с кем-нибудь не перемолвиться и единым словом. А если случайно и перемолвишься, можешь неожиданно услышать совсем не то, что ожидал. Вдруг оказывается, что человека, обитающего в соседней палатке, ты до сего дня представлял совсем другим. Да и как иначе, если на протяжении прошедших дней вы толкались в разных "кучках".

А впечатления от увиденного в дороге? Они перемалываются разговором сразу, сходу, и уходят из памяти. На привалах обсуждать уже незачем.

Таков вот он и есть - пеший поход. В целом легче, душевней, комфортней, но чреват конфликтами и разочарованиями. Как уж кому повезет.

Итак, выйдя из Палеха, мы шли почти неведомо куда, так как в отличие от велосипедистов, знать конечный намеченный пункт нам было не обязательно. Пешком далеко не убежишь! Вот это практически и всё, что я могу сказать про третий переход. Самое удивительное, что я напрочь не помню, шел я только с Витькой и Олегом, или с кем-то одним из них, или вместе с нами брел еще кто-то четвёртый, пятый... Могу сказать одно - держались мы внутри первой половины вытянувшейся цепочки, но не самыми первыми. Всегда кто-то маячил далеко впереди, обычно это были Розик и Костя Сорокин.

Я в этот день шел без палатки за плечами. Алевтина Васильевна распорядилась, чтобы палаточникам дали передышку. По-моему не строго-обязательно, а тем, кто захочет. Я не отказался, и поменялся на пробу с Сашкой Дмитриевым. Теперь у меня в рюкзаке было ведро. Мена оказалась не шибко удачной, поскольку рюкзак у меня был узкий и длинный, и на ведро натягивался значительно хуже, чем, допустим, эластичный носок на непомерную ногу.

Это были новые, школьные ведра, закупленные специально для походников. В прежние годы обходились обычными обливными, взятыми кем-нибудь из дома. Как шутила АВ: "Главное, чтобы они были не помойные". Эти же новые, алюминиевые, хоть и весили значительно меньше, были очень широкие и к тому же с далеко выступающими ручками. Ручка, кстати, так и не уместилась ко мне в рюкзак, торчала снаружи...

Но места эти, как не казались глухими, безлюдными всё-таки не были. Здесь всё-таки изредка попадались навстречу и местные жители. Названия деревень, которые мы спрашивали у них, звучали странно и неразборчиво, письменных указателей не было и подавно, к тому же говор тамошних людей стал явно сбиваться на " букву О". Конечно это вызывало шутки и передразнивания, но шутки-шутками, а половина названий в наших картах не значилась.

Разумеется, в то время не было и разговора о топографических картах, карта-схема из киоска для области с разбивкой по районам в условном масштабе - вот всё оснащение. Тем не менее, дважды Алевтина Васильевна сверялась даже по азимуту компаса , когда оказывалось, что вопреки нашей карте "дОрОга пОшла явнО не туда".

Тем не менее, проделав вполне приличный переход, мы встали на ночевку в лесу, не доходя до деревни Сосновец. Речки никакой, разумеется, там не было.

И снова наш палаточный лагерь удостоили своим вниманием здешние жители. К слову сказать, ни в одном из походов, в которых мне пришлось побывать, местные жители не проявляли к нам такого назойливого интереса. Видимо дело было всё в той же глубинке, приход каких-то туристов воспринимался, как весьма необычное событие.

Прежде всего, еще засветло, подошел к самой стоянке непонятный одинокий прохожий. Это был парень года на четыре постарше нас. Он встал и молча, в упор, смотрел, как мы обустраиваемся, что делаем. Понятно, что и мы не остались равнодушными, подошли к нему разом впятером или вшестером. ( между прочим, ни Алевтина Васильевна, ни Сергей никогда в таких случаях не проявляли инициативы).

Окружили мы этого парня также молча, разглядывали и ждали: может быть он что-нибудь скажет. И парень сказал. Правда, слова его были совсем странные:

- Вы чего это? Бить меня что ли хотите? Так я кол возьму!

И он моментально подхватил с земли жердину из тех, что мы же заготовили на дрова. Это было не смешно, и не страшно. Просто странно. На разные голоса мы поспешили успокоить и утихомирить сверхъосторожного созерцателя, чтобы он положил на место свой кол. Парень легко послушался, и пошел обычный расспрос: кто мы, куда идем, зачем нам это надо.

Не знаю, стал бы он, в случае чего, размахивать этой жердиной и лупить по нашим башкам, или вооружился просто так, лишь для установления дружественного контакта. Вел он, по крайней мере, себя спокойно. Разговор наш быстро иссяк, новый знакомый ушел восвояси, напоследок дав нам деловой совет:

- Что вы эти кусты и палки пилите. Щитов бы, вон, с поля натырили и жгли бы свой костер.

После ужина, когда уже смерклось, к еще горящему нашему костерку подошли новые гости. Этих было сразу четверо. Двадцатилетние, самодовольно улыбающиеся парни с гитарой. Впрочем, не состоялось ни концерта, ни взаимных посиделок с пением. Даже гитара, по-моему, ни разу не тренькнула. Вели себя эти парни тоже спокойно, на манер предыдущего, и держались так, будто пришли на экскурсию. Они перешучивались между собой, делились вслух впечатлениями. В ответ на наши слова порой всхохатывали, и не всегда к месту.

Татьяна Гусева попыталась сказать им что-то строгое и серьезное по поводу неуместности их прихода и нежелательности их компании. Вместо ответа парни принялись обсуждать ее внешность (девушка с прической "типа овин") со смехом и прибаутками. Гусева высоко подняв голову, ушла, обидевшись по-моему не столько на пришлых, сколько на нас, не оказавших ей поддержку. Впрочем, это было в ее манере.

Все прочие наши продолжали сидеть на месте. Кто-то завел разговор, кто-то слушал и помалкивал. Местные закурили, предложили и нашим. Разумеется, почти все отказались, но двое-трое украдкой присоединились. Неспешная беседа продолжалась, но скоро была пресечена административным порядком.

К костру подошла Алевтина Васильевна. Один из пришедших парней посветил фонариком, раскрыл было рот, но осекся. Алевтина обратилась не к местным, а к нам, мол, прекращайте посиделки - отбой. Гости проявили понятливость, поднялись и удалились.

Один из них поискал глазами и спросил, где девушка, с которой он был невежлив. Он имел в виду Гусеву. Но Сашка Романов шепнул ему что-то в утешение. Кажется, высказал свое мнение об обидевшейся девушке. Тот не стал настаивать на своем намерении и удалился без извинений.

Ночь пришла на редкость холодная. Вероятно сказалась сырая местность. Среди ночи я видел в полудреме, как Олег и Витька натягивают лыжные кофты. Один из них тронул меня, и они тихо хмыкнули. Потом рассказывали, что удивились, насколько мое тело показалось теплым. Мне впрочем было всё равно. Ничего шерстяного я с собой не брал, утепляться так и так было нечем. Пришлось обойтись одеялом.