Глава двенадцатая
Наш герой уже не помнит, была ли в их бригаде коллективная общая пьянка, когда лодка выходила на этот свой первый выход. Вроде бы выпили какого-то хренового крепленного вина по паре стаканов за обедом в столовой общаги перед тем, как идти на завод и грузиться на борт субмарины. Ему ясно было видно, что как таковой бригады у Миши нет .Есть только несколько групп по интересам что ли.За столом в столовой их и собралось человека четыре пять-основных прибористов по всем группам приборам, от которых и зависело в целом состояние дел на этой лодке. Остальные члены сдаточной команды явно были лишними, путающимися под ногами и создающими лишнюю головную боль для других. Как наш герой и предполагал сразу после загрузки в лодку еще до выхода ее в море в каюту, где они с Мишей еще кажется не успели и выпить по одной дозе, заявилась делегация из трех человек. Возглавлял ее специалист из ЦВК Сережа. Это был один из той троицы, которая отстала от самолета в Васьково-Симферополе, когда летом они всей заводской толпой летели на Восток на самолете командующего Северного флота. Губа у Сережи обиженно дрожала. Он осмотрел стол в каюте с готовой к употреблению выпивкой, затем окинул взглядом всю четырехместную каюту, и его губа еще задрожала сильнее. Миша полушутя спросил у него какого хрена они приперлись, и не дают людям промочить горло. От Сережи последовал ответ, что некоторым людям негде спать. Те есть, то что крутилось в голове у нашего героя, когда он провожал жену с сыном в автовокзале Большого Камня стало сбываться с точностью в сто один процент. Миша все в той же шутливой манере спросил, про кого это тот говорит. Наш герой про себя подумал, что он предупреждал Мишу, что не фиг тащить такую толпу с собой в море. Но тот сам был в очень взвинченном состоянии и огрызался, что пусть лучше в море что-то делают, чем будут тупо бухать без работы на берегу. Наш герой мысленно вернулся к своему первому выходу в море в Северодвинске, и сам себе подтвердил, что как организатор особенно в хозяйских житейских делах Миша полный ноль. Он набрал в море практически двойную сдаточную команду, а все остальное пустил на полный самотек. Ведь, имея такие неограниченные шильные возможности Омнибуса, можно было договориться с гражданскими старшинами отсеков об относительно нормальных спальных местах для своих людей. Да в хозяйственных делах Миша был никакой. Наш герой вспомнил, что когда Миша рвался в их тройку с Антоном и Володей, то при подготовке к какой-то пьянке местного масштаба сел с ними чистить картошку. И те потом, смеясь, показывали нашему герою вырезанный из картофелины Мишей кубик, то есть Миша картошку никогда в своей жизни до этого не чистил, а поэтому решил, что вырезать из нее кубики- это то, что надо. Наташа рассказывала нашему герою, что мама Миши говорила ей, что Миша свое грязное белье в командировке не стирает, а отправляет посылками ей домой для стирки. Короче, пришлось не пить, а идти вместе с Мишей и делегацией и искать для них спальные места. Причем время для этого уже было явно упущено.О чем-то они вроде бы договорились, но и такса была уже явно выше. Потом лодку наконец начало слегка болтать, и они уже были в открытом море. Что еще запомнилось в первый день, или точнее в первую ночь выхода- это здоровая очередь, которая обычно бывает на суше только у женщин в места общего пользования. Данный проект лодки имел довольно длинный торпедный отсек с многоярусными стеллажами для хранения боезапаса. Затем шел второй жилой с камбузом и столовой личного состава. Там же вроде были и главные каюты. Внизу под палубой с каютами были столы столовой и не большая площадка перед гальюном или двумя гальюнами. Часа через два после начала выхода все было забито пьяным народом, переминающимся с ноги на ногу. В длинной очереди нашему герою запомнился мужик. Он стоял уже на достаточно грязном и мокром полу от большого количества выходящих и еще большего количества желающих попасть вовнутрь в одних шерстяных носках, дальше на нем были спортивные синие штаны, а на майку был накинут мундир капитана второго ранга. Кажется, это был военпред торпедистов. Его одухотворенное лицо говорило, что у него сейчас только одно желание- побыстрее отстреляться. Но то, что он, забыв надеть что-то на носки, не забыл надеть на себя мундир, явно вызывало к нему и уважение и сочувствие. Наверное, он побоялся оставлять личные документы в каюте без присмотра..Люди из первого отдела могли вполне гордиться таким бдительным офицером. Что еще запомнилось нашему герою на этом первом выходе на лодке на Дальнем Востоке? Это то, что кормешка и в первую очередь всевозможные консервы здесь стали выдаваться гораздо менее престижные, чем на Севере. Среди выдаваемых появились даже рыбные тефтели в томатном соусе. Уже потом наш герой узнал, что за последние два года пока он не ходил в море было уже несколько приказов министра обороны, по которым существенно урезались и нормы и ассортимент подводников. Если в Северодвинске положенную им воблу выдавали в герметичных банках, и вобла была сухая с икрой, то теперь она была в картонных паках, и качество ее было гораздо ниже, чем в Северодвинске. Там они всегда с помощью спирта делали так, чтобы к концу выхода у каждого была целая банка этой воблы. Сами они раздирали ее на составляющее и пили пиво, а Наташа всегда выпрашивала воздушный пузырь рыбы. Она поджигала его спичкой, а потом долго смаковала свой деликатес. Говорила, что этому ее научила ее старшая московская подруга конструктор- разработчик. У той в то время сестра работала в Кремлевском буфете, притаскивала эту воблу в неограниченных количествах, и они ,уже ей пресытившись, ели из нее только икру и эти пузыри. Запомнилось и первое погружение. Лодка погрузилась на несколько метров, и ее долго креновали и снимали параметры остойчивости. Причем занималась этими испытаниями бригада из трех теток. Их разместили в соседней с их Мишей каютой, и через фанерную стенку было слышно стуканье стаканов, пьяные женские повизгивания и смешки. В тот же вечер их после испытаний сняли на буксир. Говорили, что все они были изрядно бухие .Запомнилось, что несколько раз под водой на предельных скоростях почему-то срабатывала АЗ реакторов, то есть аварийная защита .Возможно, защита срабатывала из-за каких-то перегрузок. И на еще секунду назад всю дрожащую лодку находило безмолвное оцепенение, все освещение тухло, все механизмы останавливались, и в полной темноте наступала мертвецкая тишина. Затем, через сколько-то секунд, зажигалось аварийное освещение в отсеках, а потом запускалась и отсечная вентиляция. Похоже в этот момент самые жизненно-важные системы корабля начинали питаться от аккумуляторных батарей субмарины. Еще через пару минут запускались и другие механизмы, то есть лодка снова начинала получать питание от ядерных реакторов. Когда такое отключение произошло в первый раз, было достаточно муторно. Зато на последующие мало кто обращал много внимания. Несколько раз тянуло гарью в разных отсеках. Но никаких серьезных пожаров не было. Но до выяснения причин запаха, всех лишних выводили в смежные отсеки. Обычно запахи были связаны с выходом из строя каких-нибудь электрических отдельных механизмов или приборов. Но пруха не покидала сдаточные команды весь выход. Ну в основном была практическая работа на своих приборах. Работы было много. И проверка блоков из ЗИПА, а в случае их неисправности и их ремонт. И многие стыковочные работы приборов с ЦВК, и много, много других дел. А рядом с центральным постом, в котором стояли приборы нашего героя находился реакторный отсек. Реакторы мирно зудели. Люк в реакторный отсек из ЦП обычно всегда был открыт. И это зудение реакторов вначале раздражало нашего героя. Ведь на предыдущих проектах он привык, что реакторы, примерно как и здесь, зудели через несколько отсеков от их Алмаза и ЦП. Здесь же соседство было самое непосредственное .Через пару дней наш герой втянулся в работу и не обращал уже внимания на это зудение. .Но пожалуй больше всего с того похода запомнился момент, когда днем под водой в тот момент, когда наш герой возился в ЦП со своими приборами, раздался сигнал аварийной тревоги. Причем такой сигнал в море он слышал в первый и слава богу в последний раз в своей жизни. За его практику к тому моменту сигналов боевой, учебной тревог он наслушался не мало. Это были различные по тональности бодрые перезвоны, а затем голосом объявлялись причины этих перезвонов. Это были и торпедные или ракетные атаки, проходы узкости, а также всевозможные тренировки по борьбе за живучесть. Но этот сигнал он слышал впервые. Он представлял из себя ржавые противные достаточно глухие звуки. А потом по лодке объявили: " Аварийная тревога Радиационная опасность. . Разгерметизация ядерного реактора." И ходя тогда народ не знал еще слова Чернобыль, до взрыва на АЭС оставалось еще несколько лет, но все мгновенно сообразили начинается утечка радиации. И народ толпой бросился в первый торпедный отсек от которого до реакторного было не больше десяти метров. Набилось человек пятьдесят с носовых отсеков. Это были и гражданские и военпреды и какие-то члены экипажа данной лодки. Все смотрели друг на другу и практически все молчали. Отсек задраили. Но это было примерно как если от удара молнией прикрыться газеткой. Тишина и неопределенность продолжалась минут тридцать-сорок. А потом все услышали обнадеживающие звонки отбоя тревоги, и голос по громкой с явным облегчением произнес слова отбоя аварийной тревоги. Еще через полчаса все знали, что главный манометр на одном из реакторов показал давление ноль внутри котла. А это обозначало, что котел начинает или уже начал выбрасывать свое содержимое в отсек. Но в последующем выяснилось, что из строя вышел сам манометр. За обедом все приняли дополнительную дозу не только для вывода стронция, но и для снятия стресса.
