- Ну да, мы должны быть блогодарными и прежде, чем ожидать эти блага от кого-то, нужно эти блага дарить. Сажать в землю, пускать хлеб по водам...

- Да ,да, но в данном случае нужно было во-первых, дать благо отцу. Уважение и понимание его требований. И тогда, не знаю,как с женихом и с его соловьями -если тут живой отец со своими этикетами- приевшаяся древность ; но тогда бы, хоть из дому не выгнали-б.

- Н-да, княжна, мысль хоть и не нова по сути, но в этом вашем исполнении...

- О Боже, Аркадий, исполнении! - передразнила она- хватит кривляться; - она досадливо поморщилось; - пусть безо всяких там теологических терминов, но я излагаю все внятно и просто, по-моему. Но что я хотела сказать вам тем: что я может и ничуть не лучше её , поскольку меня в этом, чуть прибранном хлеву, мутит непрестанно и я ничего не хочу знать о причинах - почему произведя меня на свет в достоинстве княжны, меня не снабдили чулками в должной мере, чтобы мне их не штопать; извините, ради Бога. Это гротеск, конечно; я думаю, вы понимаете меня. Но я всего лишь женщина, Аркадий, и не я сама себя придумала и сделала.

Я люблю жизнь, но не хочу такую. Я очень хочу есть, но я не хочу ЭТО есть. Я не хочу убивать, чтобы есть, и не хочу этому учиться. Ну хватит, Аркадий; -она внезапно отвернуась от меня к океану: - это погода, она что- то сегодня ужасно на меня действует. Я вся как в ознобе.

- Вы не больны ли, Льси? - обошел я её, стараясь поймать её взгляд.

- Да нет же, Аркадий, не беспокойтесь:- она отворочивалась от меня:-просто нервы; какой вы, право. Пойдем те уже. Сестра, наверное, волнуется. Я вернулся к себе, проводив княжну. Таким образом, настроение моё Люси хоть и не подняла, но все же сумела разбавить мою горечь-уже своими переживаниями.Мне было жаль уже и её, а от этого я, почему-то, внутренне только усилился.

Хотя, конечно, признаюсь, удивляла она меня все более и более.

Артур Всеволодович и Алиса Ниловна увиделись только за обеденным столом и держались подчеркнуто вежливо, но определенно на дистанции. По виду барона можно было заключить, что он порядком пресытился уже всеми нами, тяготился нашими интригами, заботами, проблемами и смотрел на нас, как на досадное недоразумение. Он обзавелся кучей знакомств и казалось, что только из-за тягостного ему чувства такта и приличия, по отношению к нам, он встречался с нами за едой.

Вечером Артур Всеволодович зашел ко мне и попросил известную фотографию:

- Надо положить этому конец. Я хочу проставить все точки над"╕".

- Я тоже, думаю, что это единственный верный путь в данной ситуации; - только и сказал я.

Он попросил меня занять Люси вечерней прогулкой, чтобы иметь возможность побыть с Алисой Ниловной "tet a tet".

Я, конечно, согласился. "Платой" за это был его следующий пересказ.

На прямой вопрос Артура по фотографии, она так же прямо подвердила, что это её отец- Нил Григорьевич Сатия:

- Что же вы хотите теперь? Покаяться за своего папеньку? За его неудавшееся убийство? Или уж, вместе с тем, вернуть еще и украденный им перстень, снятый с предположительно убитого моего отца?

У Артура перехватило ото всего того дыхание. Его натурально бросило и в жар, и в холод. Он только что и смог, облизать, крайне пересохшие вмиг, губы: - Не понял?

- Чего вы, милейший, не поняли? - Кто так смог вас запутать, так все перевернуть вверх ногами?

До этого момента , Артур стоял пред сидевшей в кресле княжной. Теперь же та встала: - Довольно; - черные глаза её светились гневом и презреньем:- Довольно, Артур Всеволодович; не портите свою арийскую породу ложью. Довольно. Оставьте меня и перстень себе оставьте. Он вам явно пригодится. Вы там как-то, помню, одну байку рассказывали про вашего отца; о том, как тот перестень, якобы, спас вашего отца в одной, якобы, загадочной ситуации. Так вот, эта история совсем не загадка, а всего лишь чудовищная по своей вероломности ложь вашего родителя- убийцы. Что ж, у вас, у самого скоро будет возможность проверить на прочность ту историю с каменем.

Артур Всеволодович с минуту был в оцепенении, с приоткрытым ртом. В голове поднимался, нарастал какой-то жуткий шум. Он молча и медленно повернулся от неё, подняв руку, словно защищаясь от каких- то незримых ударов и сделал несколько неуверенных шагов к двери.

- Княжна,- на секунду он повернулся на выходе:- Это чудовищно. Это чудовищно.

Я увидел его и узнал обо всем этом уже двумя часами позже, когда он зашел ко мне после ресторана.Он был достаточно пьян.

В конце своего сбивчевого рассказа, он с негодованием сорвал перстень и просил меня передать его ей. Перстень я взял, понимая, что в таком состоянии ему будет трудно что- либо объяснить и намеревался вернуть ему его утром. Сердце моё разрывалось.

Вся моя сказка- жизнь на глазах расползалась по швам, обнажая что-то грязное и с крайне неприятным запахом.

Оставив Артура в холле, я бросился к княжне. Не смотря на столь поздний час, я стал стучать. Но они еще не ложились.

- Вы с ума сошли, Аркадий? - Глаза Алисы Ниловны не сулили ничего доброго:- что случилось?

- Умоляю вас, выслушайте меня, княжна. Она молча запустила меня. Люси смотрела на нас большими испуганным глазами.

- Люси , иди ложись.

Та молча пошла в спальную комнату. Когда за ней прикрылась дверь, Алисы Ниловна вопросительно вскинула на меня глаза.

- Княжна, я не могу спокойно смотреть на ваши страдания с моим старшим другом , если мне будет позволительно так сказать с моими немногими летами. Но вы должны верить ему, потому как всему тому был свидетелем мой отец, спасший его родителя, когда тот был ранен в горах. Умоляю вас, княжна, зачем вам эти древние ошибки древних? Вы любите друг-друга - это главное.

Зрачки Алисы Ниловны заметно сузились. Она молчала, после медленно повернулась ко мне спиной: - Довольно, Аркадий. Вы молоды. Вы еще можете поверить в сказку. Верьте. Любите, любите, Аркадий,дай вам бог подольше оставаться таким, не взрослейте, как можно дольше. А нам с Артуром уже поздно. Мы слишком запутались в этих преступлениях, во лжи отцов наших древних, как вы сейчас метко заметили.

- Бога ради, опомнитесь;- перебил здесь я ее:- о чем вы говорите? Ведь вы же хотели, чтобы он был с вами, ведь вы хотели чтобы он плыл с вами в Америку! Вы предаете свое сердце!

- Аркадий,- она повернулась ко мне лицом. Глаза её уже не пылали, теперь они скорее казались мне какими- то мутными: - Я его везла для отца. Я любила Артура, да. Или думала, что любила. Но после того, как мой отец, приехав в Петербург, рассказал мне о проделках его папаши- как тот на Кавказе продырявил его пулей сзади, из-за одного индийского перстня, я, конечно, прекратила всяческие с ним снощения. Но после того, как тот опять пред новым годом появляется в городе и как-будто, на зло, щеголяет повсюду с этим камнем, да еще, сидя у нас в доме, разукрашивает перстень сказками "1000 и одной ночи",у меня терпение лопнуло.

Видите ли, Аркадий, я очень люблю своего отца; и я положила себе на сердце вернуть ему его вещь. В этом я видела волю провидения в данном случае. Но здесь у отца вдруг возникли большие проблемы и когда Артур увязался за нами, я решила доставить перестень в этом чудном футляре- на руке сына похитителя. А там уж их разъеденить- либо добровольно с раскаянием, либо... впрочем этим "либо" я себе голову не забивала. Такой футляр мне был не нужен.

Алиса очень глубоко вздохнула и некоторое время держала дыхание: - Аркадий, идите к нему. Оставьте меня. Будьте при нем, если любите его. Идите Аркадий. Я вышел и понял, что такое- ватные ноги. Я сопереживал Артуру, жалел её, седце моё ныло так ,что защипало в глазах, и я испугался расплакаться как мальчишка. С минуту я простоял у закрывшейся двери, облокотившись о панель, пытался справиться с собой, как вдруг в ужас меня поверг и вмиг вернул меня к действию дикий женский вопль - рёв за дверью. Что-то с треском упало и разбилось. В то же мгновение я уже опять барабанил в дверь.